Не успел Рун отойти и на пару вёрст от родных мест, как уже сделал привал. Воля случая – попал камушек в башмак – уселся, снял, вытряхнул, обул ногу назад. И остался сидеть. Хорошо вокруг, и на сердце что-то… хорошее. Ощущение, словно освободился. Начинался какой-то новый этап в его жизни, нечто неизведанное. Эта неизведанность и пугала, и манила. Но манила сильнее, чем пугала. Вроде бы и тяжело родину покидать, а всё равно как будто камень с души сбросил. Давно уж деревня перестала быть домом. Была тюрьмой. И вот теперь… на воле. Много всего на сердце разного. Долгий путь предстоит. И долгие поиски места своего под солнцем. Но молодой, сила есть, желание жить есть, и даже денежка водится. Плюс, наделён волшебным даром договора со зверями. Приложится всё, надо только верить и не сдаваться. Чуточку конечно и тоскливое что-то чувствуется внутри. Расставание есть расставание: бабушка, могила дедушки, изба. Самое дорогое оставляет позади. И всё же в целом всё хорошо. Он вздохнул.
Неожиданно наземь рядом с ним, слетев откуда-то сверху, уселась птичка. Всего на расстоянии вытянутой руки. Маленькая, с синей грудкой. Уставилась на него внимательно одним глазом. И вроде бы не боится совсем. Рун улыбнулся. Вот и ещё один дар Лалы. Доверие диких тварей. Тоже никуда не делся.
– Здравствуй, Рун, – вдруг прочирикала птичка по-человечьи. – Тебе весточка от Лалы.
Рун даже и не удивился происходящему. Не впервой видеть говорящую живность. Но не удивился, пожалуй, впервые. Ко всему привыкаешь постепенно.
– Я слушаю, – спокойно отозвался он.
– Просила тебе Лала передать, что в беду немножко попала, – сообщила птичка. – Помощь ей нужна твоя. Но ежели ты откажешься ей помочь, она поймёт и совсем не обидится. Каков будет твой ответ?
– В беду попала? – с недоумением переспросил Рун. – Разве она не в замке?
– В замке.
– И что же там такого могло с ней произойти?
– Не ведаю, Рун.
– Она плакала?
– Нет. Но грустна была. Если я правильно различаю ваши человеческие лица.
– Хм. Ну конечно помогу, – кивнул Рун. – Только ума не приложу, какая ей польза от меня, крестьянина, когда там барон, рать, стража. Сынок баронский. Ладно, пойду в замок. Благо, недалеко ушёл ещё.
– Нет, Рун, тебе не надо в замок, – поведала птичка.
– Не надо в замок? – удивился он. – Как же я могу тогда ей помочь? И чем?
– Я тебя провожу в одно место. Ты её там подождёшь. Рано утром она к тебе придёт. Если сможет. Если нет, и весточек новых не пришлёт, значит уже и не придёт. Не жди её боле в таком случае, и прости сердечно, что зря побеспокоила.
– Ну хорошо, – с озадаченным видом молвил Рун.
Он встал, отряхнулся, пребывая в задумчивости, в попытках осмыслить услышанное. Птичка поглядывала на него не без любопытства.
– А что тебе ещё Лала сказала? – поинтересовался он.
– Только это. Весточку, и куда тебя отвести, ежели согласишься.
– А что при этом происходило? Что ты сама видела?
– Вообще-то я самец, Рун, – аккуратно заметила птичка.
– Да? Ну прости, друг. Я не умею вас различать, – вежливо повинился Рун.
– Да что тут различать-то. Видишь, у меня синие пёрышки в крыльях и синяя грудка. А самочки у нас милого серенького цвета, без синевы, – объяснила птичка.
– Вот не знал. Я думал, вы все синие.
– Нет, только мужики у нас такие.
– Понятно. Так что ты видела… видел?
– Да ничего особенного. Лала в замке. В комнате. Была одна. Позвала меня через окошечко. Попросила передать весточку. Наделила даром речи да способностью отыскивать тебя легко. Чувствовать, в какой ты стороне. Сама как будто печалилась. Это всё.
– Ясно. Куда идти?
– К стенам замка. В лес, к крепостной стене, точно с обратной стороны от главных ворот. Бывал там?
– Конкретно там нет. Но в той местности бывал конечно.
– Ну, вот туда, – проговорила птичка. – Там есть дуб высокий покосившийся. Очень большой. На самом краю леса перед стеной. К нему тебе надо. Если идти по краю леса вдоль стены, мимо никак не пройдёшь. Его не перепутать ни с чем.
– Чтож, я готов, – обозначил желание отправляться в путь Рун. – Веди. Как ты меня поведёшь? Будешь перелетать вперёд? А то садись на плечо, коли хочешь. И просто указывай мне направление. Словами.
– Может ты без меня тот дуб найдёшь? – полувопросительно предложила птичка с надеждой. – Вы, люди, так медленно ходите. А мне деток надо кормить. Дорогу ты теперь знаешь. Я тебе и не нужен как будто.
– Поди найду, – кивнул Рун. – Кажется, это не сложно.
– Вот спасибо! – порадовалась пичуга. – Тогда полечу к Лале, сообщу ей, что ты согласен. А вечером снова тебя отыщу. Проверю, там ли ты, где нужно, остановился.
– Хорошо, – ответил Рун.
– Только ты старайся, чтобы тебя никто не видел. Стража со стен чтоб не заметила.
На лице у Руна отобразилось удивление.
– Это тебя Лала просила? – недоверчиво поинтересовался он.
– Она, – подтвердила птичка.
– Как странно. Ну ладно. Выходит, и костёр нельзя на ночь разводить?
– Наверное нельзя, Рун. А если я вечером не явлюсь, ты всё равно жди её до утра. Вдруг меня орёл сожрал какой. Всякое ж возможно.
– Ага, я понял, – заверил Рун.
Птичка упорхнула. Рун призадумался. Не понять, чего Лале нужно. Магии у сынка баронского мало оказалось? Неужто она полагает, после того, что произошло, у него всё ещё полно? Даже и обнимать-то будет в тягость. Наивная, может считает иначе. Но всё же вряд ли она до такой степени наивна. Плюс, столько сложностей – от стражи укрываться, томиться в ожидании пол суток. Всё ради шанса магию пополнить? Сомнительно. Захотела извиниться, а это уловка, чтобы точно явился? Так вроде не за что ей извиняться, подружили да расстались. Он виноват, поймал её. И почему тогда нельзя в замок? Поди разбери, что у девиц на уме. Разве догадаешься. Какой-нибудь пустяк, что кажется им важным, иль заставляет переживать. Ну, переживания это конечно не пустяк, не нужно. Надо успокоить. А что как жертву всё же хочет отдать? Считая это долгом чести? И чтоб сынок баронский не прознал. Вот это очень похоже на правду. Иных причин как будто нет. Придумала себе чего-нибудь, и совестится, что не настояла. По второму кругу всё пойдёт. Зачем мне её жертва? Надо как-то очень мягко отказаться, так чтоб поверила и не обиделась. Если конечно дело в жертве. Ну как тут угадаешь.
Рун прикинул в уме оптимальный путь до указанного места, развернулся и неторопливо побрёл обратно.
Птичка прилетела ровно на закате, в самое зарево. Рун ужинал похлёбкой из кореньев. С отыскиванием дуба излишних проблем у него не возникло, всё же заметный ориентир. Для костра использовал самые сухие ветки, чтобы не дымили, с мыслью к ночи полностью потушить. При свете дня без дыма из леса всё равно не приметят, даже со стены, а ежели и приметят, ну и что, мало ли кто днём тут хаживает. Это ночью столь рядом с деревней и городом ночевать в лесу странно, днём же точно не вызовет подозрений.
– Здравствуй, Рун, – прочирикала ему птичка, приземлившись у ног.
– Привет, – ответил он спокойно. – Хочешь хлебушка?
– Не отказался бы попробовать, – молвила птичка. – Слыхал от бывалых птиц, что это очень вкусно. Редкостное лакомство.
Рун отломил крошку, положил на землю. Птичка обхватила угощение лапкой, стала долбить клювом.
– Ну и что, я правильно место нашёл? – полувопросительно осведомился Рун.
– Всё правильно, – подтвердила птичка.
– Как там Лала? Передал ей, что я буду её ждать?
– Передал. Обрадовалась очень. Как будто даже счастлива стала. Я не всё различаю на ваших лицах. Это сложно. У вас ни клюва, ни пёрышек. Но кажется… воодушевилась словно. Очень стала счастлива.
Рун вздохнул. Ну что тут сделаешь. Фея есть фея. Для него их предстоящая встреча… нечто немного болезненное. Всё же расстались не лучшим образом. А она вот радуется. И, похоже, искренне. И как, спрашивается, себя вести с ней, если она будет радоваться ему? Обидит её тем, что не покажет ответной радости, что будет сдержанно вежлив? Эх, угораздило же с феей познакомиться. Такие сложности. С людьми как-то попроще будет.
– Можно мне забрать эту крошку? Супругу угощу и деток столь дивным яством, – с надеждой попросила птичка.
– Конечно, – кивнул Рун.
– Спасибо. Прощай, Рун. Рад был помочь вам с Лалой. Ты жди её до утра здесь. Если хочешь, могу утром к тебе заглянуть. Коли не появится она, слетаю к ней, узнаю, в чём дело, да тебе передам.
– Было бы неплохо, – отозвался Рун. – Спасибо тебе, друг. Огромное. За всё.
– Да мне-то за что? – философски заметила птичка. – Помочь фее… очень почётно. Большое счастье. Ты лишь имей в виду, если она с утра снова даром речи меня не наделит, говорить я не смогу уже. Это до полуночи дар. Ну и если не прилечу совсем, значит съел меня кто-нибудь. Дело-то такое. Буду жив здоров, обязательно загляну сюда.
– Я понял, – благодарно ответствовал Рун.
Птичка взмыла вверх и быстро исчезла где-то средь листвы. Рун приготовил себе место для ночёвки. Улёгся. Стал смотреть в небо. Вечер в летнем лесу – приятная пора, свежо, тепло, пахнет немного хвоей, немного мхами. Так привычно одному в безлюдье, в окружении деревьев. И даже более совсем не страшно. Благодаря договору со зверьми. Вот появись сейчас волк. Только порадовался бы компании. Или медведь. Сказал бы: «здравствуйте, Миша». И всё, и лёг бы спокойно спать дальше. Наверное. Как бы не расстались с Лалой, но надарила-то она ему немало. Не расплатиться никогда. От воспоминаний о ней он, сам того не желая, разулыбался. Но осознал, что улыбается, и перестал. Грустно это всё. Было счастье, да прошло. Непонятно, как себя вести с ней завтра. Немного волнительно от того, что увидит её снова. И в том-то и суть, что немного, самую малость. Нету причин томиться в ожидании. Вроде как чужие теперь. Может он сам и виноват во всём? Обидел её. Отказывался обнимать прилюдно. Правда если ей этого достаточно, чтобы захотеть расстаться, может расставание и к лучшему. Тоскливо вспоминать былое счастье. И понимать, что нет возврата. Однако эти же воспоминанья. И согревают. Есть что вспомнить. Хотя бы. Только что если они… лишь ложь, пустой самообман? Ведь согревают по единственной причине – что в них он дорог ей. Но был ли он ей дорог на самом деле, раз легко смогла оставить? Как будто был, притворство феям не свойственно в таких вещах. Светилась счастьем, коли рядом находился. Однако счастье от него ли её было, или всегда лишь от его объятий? Ну как тут разобраться человеку? Никак. Хоть благо, что пожалуй не так уж важно это всё теперь. Когда расстались.
– Рун, – раздался рядом тихий девичий голосок.
Рун почувствовал, что кто-то легонько трясёт его за плечо. Он открыл глаза. И сразу же увидел в полутьме только-только начинавшегося рассвета Лалу, склонившуюся над ним.
– Доброе утро, Рун, – произнесла она. В голосе её слышалось много чего. Тепло, и ласка, и чуть грусти, немного сожаленья и волненья, и неуверенности. А ещё приветливость и радость добрая.
Рун сел.
– Здравствуй, Лала, – сказал он спокойно. Глубоко шумно вдохнул воздух, дабы прогнать остатки сна. Протёр глаза руками. Зевнул.
Воцарилось молчание. Он ждал, что скажет она. Она ждала чего-то от него.
– Лала, что случилось? – наконец решил заговорить он. – В какую ты беду попала? В чём тебе нужна помощь? И почему тебе не может помочь барон?
– Дело как раз в бароне, Рун, – тоном, исполненным мягкой печали, поведала Лала. – Он стал… очень… настойчив в своём гостеприимстве. Решила уйти от него потихонечку. Поднакопила магии чуть-чуть. И улетела. Не хочу более у него оставаться.
– Потихонечку решила уйти? Даже не попрощавшись? – изумился Рун.
– Я оставила ему прощальное послание. Где поблагодарила за всё, – объяснила Лала. – Я думаю, он бы не позволил мне уйти. Оправдывая это моей безопасностью.
– Да уж, – только и смог вымолвить Рун, переваривая услышанное.
– Мне кажется, он начал какие-то планы на меня строить.
– Планы?
– Да. Как я всю магию растратила, и он понял, что я совсем беззащитна. Он стал другим со мной. Более… непререкаемым. В своей заботе. Мне уже страшно с ним.
– Лала, ты ничего не путаешь? Может тебе показалось? – с сомнением предположил Рун. – Он же не абы кто. Правитель. Рыцарь. Голубых кровей особа. Человек чести. Ты для него как благородная дама. Ничем не хуже. Даже лучше. Довольно странно было бы ему с тобой быть неучтивым. Вон он как всегда пред тобой рассыпался в любезностях. Меня даже к себе позвал. Из-за тебя.
– Рун, он учтивость не утратил. Он просто стал чрезмерно опекать. Свою опеку ставя выше моих желаний и моей свободы.
Рун вздохнул. Выражение его физиономии было весьма озадаченным.
– И что теперь? – поинтересовался он с растерянностью.
– Не знаю, – простодушно ответствовала Лала. – Вверяю себя в твои руки. Как скажешь, так и поступим. У меня тут никого нет кроме тебя.
Рун призадумался, пытаясь осмыслить ситуацию. Но кажется осмысливать было особо и нечего.
– Как ни крути, Лала, вариантов-то у нас немного, – вскоре произнёс он. В голосе его слышалось сожаление. – Я крестьянин, я ничего не умею. Нам всё равно нужна чья-то помощь. Магов, лордов, может короля. Наш маг слаб. Наш лорд… имеет планы на тебя, как ты считаешь. Значит нам нужны другие маги и другие лорды. Иного выхода я не вижу.
– А где искать другого лорда? – осторожно осведомилась Лала.
– Знамо где. В его землях. Сам он к нам не придёт. Надо идти в чужеземье.
– А ты можешь со мной пойти туда? Или проводить меня хоть сколько-то? – с робкой надеждой посмотрела Лала на него.
– Лала, – сдержано отозвался Рун. – Я тебе уже говорил. Моя вина, что ты здесь. Поэтому доколе я тебе нужен, я буду тебе помогать. Какими бы ни были наши отношения, даже если мы возненавидим друг друга, и ты начнёшь морщиться от отвращения каждый раз при моём приближении, я тебя не оставлю, пока ты сама того не пожелаешь.
Лала улыбнулась от слов «морщится от отвращения».
– Между прочим, я как раз и иду в чужеземье, – продолжил Рун. – Я ушёл из деревни. Насовсем. Так что нам в любом случае по пути.
– Правда? – искренне удивилась Лала.
– Да. Ещё день, и ты бы меня не застала. Меня твоя птичка прямо на дороге выловила. Пришлось поворачивать назад. Дома стало невозможно находиться. Все меня теперь ненавидят. Почему-то думают, что я тебя колотил. И сердятся за это.
– Прости меня, Рун. Столько тебе неприятностей доставила, – грустно повинилась Лала. – И спасибо, что не бросаешь. Ты настоящий рыцарь. А почему люди думают, что ты меня колотил? Я не понимаю.
– Да кабы знать. Разве мало у меня недоброжелателей. Может Фиор опять поклёп какой устроил. Может сестрички его слух пустили. Может кто другой. Даже бабуля почти поверила, что я тебя колочу. Кое-как разубедил.
– Странные у вас люди, – покачала головой Лала. – Я такая счастливая всегда с тобой была. Да и ты очень добрый. Как можно этого не видеть? Ты прямая противоположность всему жестокому.
– Ну, Лала, ты уж преувеличиваешь, – бесстрастно заметил Рун. – Если меня начнёт задирать парень, я долго-то терпеть не стану. Но девиц я не трогаю. А фей тем более. Надо нам идти, Лала. Я считаю. Отойти хотя бы на несколько вёрст от замка. На всякий случай. А там уж устроим привал, поедим, обдумаем, что конкретно делать. Отдохнёшь, или вздремнёшь сколько-то. Я так полагаю, ты мало сегодня спала. Тут даже костёр не разжечь толком. Близко к стенам, заметят дым. Вряд ли конечно сочтут, что это ты. Но тем не менее. Надо отойти от замка, Лала.
– Хорошо, Рун.
Рун быстро собрался. Повесил сумку на плечо.
– Пойдём? – спросил он.
Лала бросила неуверенный взгляд на его руку, как будто желая взяться, но он не стал никак реагировать на это.
– Пойдём, – чуть опечаленно ответила она.
Рун направил стопы строго от крепостной стены в лес. Зашагал не спеша, чтобы Лала успевала. Она последовала за ним.
– Ты ходишь, не летаешь? – вопросительно поглядел он на неё с лёгким недоумением.
– Магию всю порастратила. Довольно скоро, как у барона осталась. Так вышло. А восстановить-то не от кого, – поведала она. – Несколько дней копила, чтобы улететь. Я бы могла сейчас лететь, но лучше магию поэкономить. Её у меня чуточку совсем.
– Понятно. Я тебе не могу с магией помочь. Вряд ли она во мне есть. Прости.
– Да ничего, – вздохнула Лала.
А что, у сына баронского не было магии? – аккуратно полюбопытствовал Рун.
– Ни капельки, Рун.
– Вот как? Странно. Я думал, много должно быть. Я думал, ты в любом её легко пробудишь.
– Ну, ты ошибся.
Какое-то время после этого они оба безмолвствовали. Утро всё ещё лишь вступало в свои права, мрак рассеялся, но небеса были тусклыми. Зато жизнь лесная уж вовсю кипела. Повсюду весело пели птички, откуда-то раздастся то цокот белочки, то стук дятла деловитый. На низких травках блеск алмазный рождали капельки росы. Если на пути попадался стоящий гриб, Рун срывал его и клал в сумку. Питаться-то чем-то надо, снова возвращалась их прежняя грибная диета. А за ягодой не наклонялся, дабы время не терять. Ягоды в лесу много, Лале же, чтоб насытиться, нужно всего ничего. Остановятся для привала, не проблема найти.
– Очень похоже на наш первый день, – промолвила Лала негромко.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Рун.
– Ну, идёшь, молчишь, на меня ноль внимания. Прям как тогда.
– Пожалуй ты права, – согласился он. – Тогда мы ещё чужими были совсем. Не о чем было говорить. Да и неловко.
– А сейчас?
– Не знаю. Сейчас… мы более не пара, ну, в смысле, даже понарошку. Тебе влюблять меня не надо. Невестой притворяться нет нужды. За время, что мы были вместе, мы обо всём уж говорили. Наверно темы исчерпали просто. Ты, Лала, говори, о чём захочешь. О чём угодно, я всегда тебе отвечу.
– Как там бабушка Ида?
– У неё всё прекрасно. Благодаря тебе. Жениха себе нашла.
– Нашла жениха?! – бесконечно изумилась Лала.
– Да. Даже думают обвенчаться.
– Как замечательно.
– Ага.
– А что ты из дома уходишь, Рун, сильно она горевала?
– Ну да. Но она сама понимала, что мне нужно уходить. Так что не возражала.
Снова надолго наступило молчание. Рун шёл, раздумывая, что делать. Держать путь определённо следовало в сторону столицы. До неё конечно далеко. Вряд ли разумно представлять себе в уме её саму основной целью путешествия. Просто выбрать за направление, за главный ориентир. По дороге к ней есть герцогства и графства. Там лорды-то поименитей и помогущественнее. В крупных городах, как всем известно, имеются обители магов. Никто не откажет в помощи фее. Тут даже и на каплю нет сомнений. Другой вопрос, в силах ли они помочь с проклятьем. Но в принципе сие неважно. Не смогут сами, так отправят к королю, в карете, под охраной. Дедушка в былые годы не раз рассказывал о близлежащих землях, о королевстве, и даже карты рисовал на песке. Правда, воспоминания о том, что он там начертал, весьма смутны. Давно это происходило, давно уж нет его в живых. Первым на пути в сторону столицы лежит соседнее баронство. Однако лорд в нём, если верить слухам, не самый симпатичный персонаж. Жестокий, алчный, на расправу скорый. Довериться ему опасно будет. Тем более, доверить Лалу. Пожалуй, лучше миновать лесами его владенья, никуда не заходя. И сразу дальше, там должно быть где-то графство, в котором лорд весьма достойнейшая личность. Молва о нём всегда лишь добрая в народе. Твердит, что храбр, справедлив, умён, Умелый воин, войско сильное, в почёте у государя. Незапятнанная честь. Вполне неплох. В теории конечно есть множество и прочих вариантов. Направиться налево иль направо. Иль даже за реку. Куда ты не пойди, всегда наткнёшься рано или поздно на чьи-то земли с их правителем. Но всё же держать к столице путь, держаться вдоль дороги, ведущей к ней, разумнее всего. Как кажется.
– Рун, у меня ножки устали, – пожаловалась Лала грустно, прервав ход его мыслей.
– Давай отдохнём, – кивнул он с готовностью. Постелил ей свою куртку на траве. Она грациозно села, одарив его лёгкой благодарной улыбкой. Рун опустился на землю в шаге от неё.
– Хочу в объятья, – просяще молвила Лала, глядя на него опечаленно.
Он посмотрел на неё невозмутимо, словно пытаясь понять, не шутит ли она над ним. Но нет, она была искренна, в её глазах отражались приязнь, доброта, надежда и чуть-чуть тоски. Он вздохнул и пересел к ней. Она сразу прильнула, с обрадованным облегчением.
– Ну нет же ничего, – произнёс он тихо. – Ведь нету магии?
– Ну и что, – мягко проговорила она. – Соскучилась.
– Прости, – повинился Рун. – Я бы хотел, чтоб была. Правда.
– Так тоже хорошо, – ответила Лала.
Тем, кто не был с феей объятий неделями, вряд ли дано понять, что это – обнимать её. Первые дни сие довольно странно, но всё искупает её чистосердечие, видно же, что не притворяется, не насмехается, не разыгрывает. Действительно хочет, и очень счастлива становится, получая. Человека не рискнул бы так обнимать – просто из недоверия, всё время ощущал бы, что это глупо. Похоже на то, как встретился с кем-то дорогим тебе после долгой разлуки. И так постоянно, и каждое прикосновение с ней именно такое. Люди вне разлуки не испытывают подобных чувств. Соответственно и не нуждаются в их удовлетворении. Но изгой в каком-то смысле всегда в разлуке, это хроническое состояние, превращающееся в трудноудовлетворимое. А может всё дело в особой способности Руна отражать в сердце отношение к себе – она хочет, и он обретает сие от неё. Или возможно просто ко всему привыкаешь рано или поздно, вследствие чего это становится и твоей потребностью тоже. Это словно её волшебство, дарить такую вот близость. Даже сейчас не было в объятьях с ней ничего неприятного или противоестественного, хоть вроде и в ссоре. Немножечко тоскливо о былом, и только. А в целом как будто и самому полегче. Отчасти. Тоже соскучился по этому ощущению тепла. Её тепла.
– Рун, – негромко позвала Лала. – Можно, я тебе кое-что расскажу?
– Давай, – согласился он.
– В тот день, в день нашего расставанья, когда я приехала к барону. Он приказал всем отойти, и сообщил… что ты находишься в опасности великой. Мол, люди ропщут, что ты чарами заставил меня к тебе любовью воспылать и стать невестою. Разгневаны ужасно, считают, ты им в душу наплевал. Как будто. И тебе желают злого. Что в его землях недостатка нет в героях, способных в жертву принести себя ради спасения несчастной феи. Он мне поведал, до него доходят слухи, что многие хотят тебя убить, лишь в этом видя выход для меня избегнуть участи твоею стать женою. Готовы и в темницу, и на плаху отправиться за сей великий грех, когда бы тем мне принесли свободу. И нету способов надёжных защитить тебя от них. Ему известно, даже что среди рыцарей его и стражи такие настроения в ходу. Приставь охрану он к тебе, гарантий нет, что сам охранник и не станет душегубом, всадив тебе внезапно в спину меч. Уж очень люди за меня переживают. Сказал мне, счёт идёт на дни, а то и может всего лишь на часы, пока ты жив. Однако выход всёж имеется один. Как он считает. Это нам расстаться, чтоб ты развеял два желанья третьим, и дал мне волю. Сразу же тогда народ наверняка угомониться, и уж конечно не найдётся тех, кто пожелает наказать тебя ценою принесенья себя в жертву, пойдя на плаху, раз ты лишь плебей. Рун, я безумно испугалась. За тебя. Я не хочу, чтоб ты умер. Обдумала всё. Благо, ты задержался. И решила расстаться. Я знаю, я сделала тебе больно. Но я всё равно правильно поступила. Так было нужно. Ты конечно можешь думать, что я именно в тот день говорила правду, а сейчас вру, дабы заставить тебя снова заботиться о себе. Но тогда у тебя выйдет, что феи очень подлые и лживые.
– Лала, я никогда не подумаю про тебя плохое, – чистосердечно заверил Рун. – Ты не подлая. Ты хорошая. Но почему ты меня не предупредила? Так я бы знал, что все твои слова понарошку.
– Я побоялась, Рун, что ты не согласишься… расстаться по такой причине. Тут же нельзя притвориться, будто желание отменено, но при этом продолжать быть вместе. Всё равно пришлось бы разлучиться. Насовсем. Вдруг ты бы не захотел. И ещё мне нужно было, чтоб ты переживал. Чтобы все видели, что ты расстроен. Иначе бы могли засомневаться, и всё равно тебе худое причинить.
Рун призадумался. Сидел, пытаясь разобраться в своих мыслях и чувствах.
– Лала, – промолвил он вскоре. – Знаешь, иногда люди ищут благовидный предлог, чтобы вроде бы из добрых побуждений сделать то, чего желают сами. Тебе не кажется, что где-то в глубине души… ты и сама хотела со мной расстаться? Столько дней рядом с тобой. Постоянно. Устала от меня наверное. А тут хороший повод. Это не ложь, это просто… небольшой самообман. Так легче.
– Рун, как я могу от тебя устать, если я счастлива с тобой? От счастья нельзя устать, глупый.
– Ты счастлива от моих объятий, Лала. А вовсе не от меня. Есть разница. Это счастье тебе может дарить кто угодно. Я тут необязателен. Вот скажи, если бы у меня не было магии, стала бы ты со мной обниматься? Думаю, ты бы и прикоснуться ко мне не захотела.
– Сейчас у тебя нет магии, Рун. А мы обнимаемся.
– Ну так ты же надеешься, что она появится. Разве нет?
– Рун, ты очень жесток со мной. Пожалуйста, не надо, – попросила Лала с грустью в голосе.
– Прости, малышка, – мягко повинился он.
Лала рассмеялась негромко:
– Какой ты простодушный, Рун, – порадовалась она с теплотой. – Пожалел меня, и сразу магии немножко появилось. Вот за это тебя и люблю. Ты очень добрый, знаешь ты это? Рун, милый, послушай, нельзя так рассуждать. Как ты. Что если бы у тебя не было магии, то я бы не обнимала тебя. А если бы я была старой ведьмой, захотел бы ты меня обнять? Наверное нет. Мы те, кто мы есть, и мы не можем это изменить. Я фея объятий. А ты всё время принимаешь меня за кого-то другого. За девушку. Я девушка-фея. Пойми же, Рун, есть разница. Я не человек. И не могу полюбить человека. Как девушка любит парня. Но я могу любить тебя как друга. Вот представь, у тебя есть котёнок. Кошечка. Она приходит к тебе спать, ложится на грудь… прям как я. Счастливо мурлычет, когда ты ласков с ней. Ты же будешь любить её, искренне, тоже будешь рад ей, когда она сама подходит, а она будет искренне любить тебя. Хотя она кошечка, в возлюбленные ей нужен кот, а не ты. И ты сам явно не захочешь её в жёны. Но это не помешает вам испытывать истинные чувства к друг другу. Как к кому-то родному, дорогому и близкому. Из людей ей будешь нужен только ты, ни к кому иному она не будет столь же трепетно относиться. Но если ты станешь неласков с ней, начнёшь обижать, прогонишь, и её возьмёт к себе кто-то ещё, ласковый и добрый. Тогда она уже его полюбит безмерно. Он станет ей важным, а не ты. У нас с тобой примерно то же самое. Пока ты ласков со мной, добр, пока согреваешь меня в объятьях, никто другой мне не нужен. Мои чувства принадлежат тебе и только тебе. И я тоже буду дарить их тебе, все без остатка. Станешь обижать, прогонишь, и найдётся иной, ласковый, моё сердечко потянется к нему. Так не прогоняй меня, не обижай, и я буду только твоей. Не девушкой. Кошечкой. Феей объятий. Всем нужен кто-то близкий. Никто не хочет быть один. Ты хороший, ты мой друг. Я люблю тебя. Как друга. Нет, даже не как друга. Сильнее. Как кого-то, в чьих объятьях тепло и уютно. Как кого-то очень родного. Рун, я фея, феи не врут и не притворяются в таких вещах. Поверь же мне наконец.
– Лала, хоть убей, я не смогу воспринимать тебя не как девушку, – покачал головой Рун. – Ты девушка, и ты самая чудесная девушка на свете.
– Но тогда ты будешь страдать, Рун. Всегда. Пока я рядом, – с сожалением заметила Лала. – Потому что я не смогу дать тебе то, что ты хочешь. Я фея. Просто выглядящая как ваши девы. Если не считать крылышки. И в своих страданиях ты будешь винить меня. Но я ни в чём не виновата. Я лишь несчастная фея. Попавшая в беду. Я же не виновата, что я фея объятий. Я даже никогда не хотела ей быть. Пока не встретила тебя.
Рун вдруг упал на спину, утянув Лалу за собой, и прижал её к себе.
– Ой! – произнесла она радостно. – Ох, как голова закружилась. Оттаял, мой хороший?
– Не делай так больше, Лала, – смеясь, пожурил её Рун. На его физиономии застыло выражение бесконечного счастливого облегчения. – Ничего себе, позаботилась! А если бы я утопился, как сын Тияра? Лучше уж пусть убьют, чем такое снова пережить. Когда ты… ну… от меня отворачиваешься. Словно я злодей какой.
– С чего тебе топиться, Рун? – разулыбавшись от этого его счастья, и от своего, добродушно возразила Лала. – Ты же не влюблён в меня. И потом, ты всегда знал, что мы расстанемся рано или поздно. Не было у тебя причин топиться. Я всё правильно сделала. Пусть тебе будет больно, но ты останешься жив.
– Говори что хочешь, только я тебя люблю.
– Я и не спорю, – довольно ответила Лала. – Любишь. Но как друга. Как подругу.
– Как бы не так!
– А вот и так.
– А вот и нет.
Лала лишь фыркнула со смеху, лучась приподнятым настроением.
– Прости меня, Лала, – промолвил Рун сердечно.
– За что?
– За то, что принимаю тебя за девушку. Сам мучаюсь, и мучаю тебя.
– Рун, вдруг если бы не принимал, то и магии бы не было, и быть со мною не хотел?
– Не знаю, Лала. Мы те, кто мы есть.
– Рун, прости и ты меня пожалуйста. За всё. За то, что сделала тебе больно. Там, у барона, – ласково повинилась Лала.
– Это было чума как больно, – с улыбкой поведал Рун. – Я, Лала, давно привык, что люди меня шпыняют. Не хотят быть со мной. Но тебе верил. Полностью. И тут ты вдруг стала… как все. Для меня словно солнце погасло. Как хорошо, что моё солнышко снова сияет мне. Значит ты теперь моя кошечка?
– Вроде как, – весело подтвердила Лала. – Ох, внутри аж гудит всё, и бабочки порхают в животике. Как я счастлива. Прямо мурлыкать хочется. Мур, мур.
Она поскребла пальчиками по его груди, изображая, словно кошка царапает коготками.
– Рун, раз я была такой нехорошей. Сделала тебе больно. Придётся заглаживать вину.
– Я уже в предвкушении, – усмехнулся он.
Лала смотрела на него, смотрела, вдруг чуть привстала, склонилась над ним и нежно поцеловала в щёчку. И тут же опала на него, словно сражённая стрелой.
– Держи меня, Рун, а то упаду, – пролепетала она.
– Куда же ты упадёшь, если мы лежим? – тихо засмеялся Рун.
– Не знаю. У меня сейчас такое чувство… словно я куда-то улетаю. Боже! Надо же… как ты… зажёгся.
Она отрывисто задышала. Рун погладил её по спине.
– Ой, Лала, прости! – спохватился он чуть испуганно. – Не обижайся.
– На… на что? – с трудом проговорила она.
– Ну, что погладил. Мне же нельзя. Ласкать.
– Я и не… заметила… Рун. Трудно что-то… заметить. Когда столько магии. Всё хорошо, Рун.
Вскоре её дыхание начало успокаиваться. Она снова легла нормально, устроившись поудобней. А сама так и светится вся. Рун залюбовался на это, на неё, а она отвечала ему милым доверчивым исполненным бесконечностью тёплых чувств взглядом.
– Рун, послушай, – произнесла она по-доброму.
– Что, Лала?
– Те запреты. Не прикасаться. С нежностью. Наверное больше ни к чему. Тогда мы были ещё чужими. Сейчас нет. И раз мы не способны полюбить друг друга. Ты из-за проклятья, я из-за того, что фея. То нет в том и опасности для нас или бесчестья. Быть ласковыми. В прикосновеньях. Делай это иногда отныне. Изредка. Если захочешь. Я не обижусь. Кошечку же можно приласкать. И ей не запрещено ластиться.
Она провела ладошкой по его щеке.
– Только не увлекайся этим. Ладно? Изредка. Просто имей в виду, что я теперь не обижусь. Ты счастлив?
– Да, – отозвался Рун искренне. – Очень. Столько даров. Бесценных.
– Мне не жалко, – вздохнула Лала в расслабленном умиротворении. – Для тебя нет.
– Лала, – вдруг озаботился Рун.
– Что, мой хороший?
– А это уже была жертва?
– Ты о чём?
– Ну, ты меня поцеловала. Это жертва была? Ты теперь со мной расплатилась?
– А ты сам-то как думаешь, Рун? – улыбнулась Лала лукаво.
– Я не знаю.
– Какая же это жертва? В щёчку это не жертва. Жертва, это когда… Ну… как влюблённые целуются. В губы. Вот это жертва.
– Ну слава богу, – с облегчением вымолвил Рун. – А то как-то странно. Я как бы другого ожидал. От жертвы.
– Ну, это была не она.
– Я рад.
– Между прочим, Рун, ты уже отказался от моей жертвы. Помнишь ты это? – весело поинтересовалась Лала.
– Ох, верно! – озабоченно выдохнул Рун. – Ты меня вынудила, правда. Но… что поделать.
В его голосе Лала отчётливо разобрала нотки неподдельного грустного разочарования.
– Рун, – сказала она, уже без всякой шуточности. – Это не считается. Я действительно тебя вынудила. Кто ж станет целовать, когда его обидели.
– Ну, ты же это делала ради меня. Значит всё по-честному. Слово есть слово, раз оно принесено, уже не отменишь.
Лала с удивлением воззрилась на него.
– Рун, ну что ты, – мягко попросила она. – Если ты так пытаешься наказать меня, или может себя, за ту обиду, не надо. Пожалуйста!
– Никого я не пытаюсь наказать, – добродушно возразил Рун. – Лала, ну так вышло, что слово дано. Никто не виноват. Тут есть выбор, считать, что оно не считается, или что это результат неудачного стечения обстоятельств. Мне выгодно было бы первое, но честнее будет выбрать второе. Я хочу быть честным. Ничего страшного. Жаль конечно, но обойдусь как-нибудь. Без жертвы. Просто теперь будь поласковее со мной. Таким разнесчастным.
Лала глядела на него, глядела, в растерянной задумчивости. А затем её глазки задорно блеснули.
– Смотри, Рун, – улыбнулась она.
Она приподняла ручку и стала рисовать указательным пальчиком, озарившимся синим светом, в воздухе. За кончиком её пальчика потянулся световой след, не угасая, образуя линии. Она не торопясь соединила их в знак сердечка. Последний тут же вспыхнул, из рисунка материализовавшись в казавшееся состоящим из багряной жидкости ярко красное объёмное сердечко, сверкающее всей поверхностью, на сердечке появились глазки, ротик, носик, оно ожило, уставилось на Руна, вытянуло губки, несколько раз причмокнув ими, комично изображая поцелуй, и вдруг лопнуло, создав облачко алых брызг, быстро растворившихся и исчезнувших, словно ничего и не было.
– Ой! – с удивлением произнёс Рун.
– Вот. Я сейчас колдовала. Без спросу, – озорно похвалилась Лала.
– Да, – кивнул он. И усмехнулся. – Придётся мне тебя оштрафовать.
– Очень придётся, – сияя личиком, подтвердила Лала.
– А не хочешь ещё поколдовать? – с хитрецой в глазах предложил Рун.
– Нет, мой дорогой. Если только без штрафов.
– Без штрафов не интересно.
– Уже и чудеса мои тебе не интересны, милый?
– Ну, интересны. Но штрафы интересны боле.
– Чтож, продолжай мечтать о них.
Лала в умиротворении закрыла глазки.
– Как же хорошо, – проговорила она, лучась счастьем. – Ты такой уютный.
– Могла бы и вторую жертву. Мне подарить, – буркнул Рун с иронией, изображая недовольство. – Как компенсацию за мои обиды. За то, что заставила страдать.
– Бедненький, – весело посочувствовала Лала. – Рун, ты хоть понимаешь, каково пришлось мне? Рассталась с тобой, причинила тебе горе, а это тяжело, и больно, и некому обнять, и не к кому прижаться, и сколь плохо бы себя не чувствовала, нужно изображать, что мне замечательно. Дабы все поверили, будто я теперь ничего к тебе не испытываю. Ночью лишь поплачешь. Вся подушка была мокрой от слёз. Очень тяжело было.
Её улыбка несколько померкла от неприятных воспоминаний.
– Прости, – с мягким искренним сочувствием повинился Рун. – Я не подумал. И правда.
– Тебе-то полегче было, – продолжила Лала добродушно. – Ты же умеешь вычёркивать из сердца. Тех, кто тебя обидел. А я тосковала. По тебе. Ещё и виноватой себя ощущала.
– Эх, Лала. Когда столько обнимаешь кого-то. Его так просто уже не вычеркнуть, – вздохнул Рун. – Те времена, когда я мог тебя взять и вычеркнуть… кажется, они прошли.
– Ну, мне приятно это слышать, Рун, – умиротворённо сказала Лала, снова впав в безудержное сияние.
Утро неспешно вступало в свои права, отсчитывая минуту за минутой. Давно уж полностью рассвело, подутихло птичье пение, а они всё лежали.
– Лала, ты не спишь? – тихо спросил Рун, любуясь на её счастливое личико.
– Нет. Наслаждаюсь, – отозвалась она ласковым голоском, открыв глазки.
– И я. Наслаждаюсь.
– Настрадались без друг дружки. Теперь в себя приходим, – поведала она тепло.
– Ну да. Только нам всё же надо бы уйти подальше. И поесть уже пора. Отдохнули твои ножки?
– Ножки? – с удивлением переспросила Лала, и посмотрела на него озорно. – Ты думаешь, они у меня уставали, Рун?
– А разве нет? Ты говорила, что устали.
– Я тебя обманула, – сообщила она довольно.
– Вот так фея! – рассмеялся Рун.
– Это была маленькая хитрость. Чтоб помириться с женихом.
– Так я всё ещё жених?
– Всё ещё.
– Но я развеял же как будто два желанья. Кто теперь поверит в это?
– Мне всё равно, Рун.
– А в чём смысл тогда?
– Вот в этом. В том, что между нами.
– Понятно. И ласковыми именами продолжать называть?
– Продолжать, мой котёнок.
– Ну ладно, солнышко моё. Только нам идти всё же надо.
– Ну Рун, ну ещё немножко. Наскучалась, – жалостливо возразила Лала.
– Милая, рассвело уже совсем, – мягко стал убеждать её Рун. – Мы слишком близко к городу, и к замку. Тут же шляются все кому не лень. И грибники, и ягод собиратели, и хвороста, и охотники, и птицеловы, и знахари, травки целительные отыскивая. И разные учёные мужи, ища ингредиенты для алхимии или зелий. Вот мы лежим, и в любой момент кто угодно может сюда явиться. И что он подумает тогда о нас?
– Ну мы же одетые. Что он может подумать? Просто отдыхаем.
– С утра решили отдохнуть, не у себя в постелях, а в лесу, лежим в обнимочку, – поиронизировал Рун. – Слухи пойдут всяческие. А о тебе они быстро расходятся. Вон, собаки лают. Не так уж далеко от нас. Кто-то охотится, похоже. Уйти бы нам подальше.
– Заинька, пять минуточек ещё, и пойдём. Раз ты так хочешь, – предложила свой компромисс Лала.
– Ну хорошо, любовь моя. Эх, до сих пор не верится, что мы снова вместе. Я и не надеялся. И в голову бы не пришло, что так может быть.
– Я тоже не надеялась сперва. Когда расстались, – призналась Лала. – Барон был поначалу столь радушен. Решила у него остаться. Но потом всё стало плохо, страшно. Тогда и обрела опять мечту о воссоединении. Не сомневалась, ты меня простишь, ежели выслушаешь. Боялась лишь, что не захочешь слушать, не откликнешься на мою просьбу прийти. Всё же я тебя очень обидела.
– И что бы ты делала, коли бы я не пришёл?
– Наверное улетела бы в лес. Меня зверюшки приютили бы на время. А позже пришлось бы нового защитника себе искать. Среди людей.
– Может ты всё же что-то путаешь насчёт барона? Неправильно истолковала его слова или поступки?
– Нет, Рун, как тут ошибиться, – с уверенностью молвила Лала. – Сначала был услужлив, а потом, как заметил, что я без магии совсем. Так стал чрезмерно проявлять заботу. И вскоре я уж поняла, что пленница как будто. Никуда нельзя, на ночь запирают, на окнах решёточки, приставили строгую служанку, которая командует скорее, а не служит. И днём она при мне, и ночью, и ей не спится вечно. Благо, под утро всегда засыпала.
– Как же ты сумела уйти из замка?
– Да разве можно фею удержать без пут магических, без договора? Наивно и пытаться. Чуть магии поднакопила, чуть поколдовала, и улетела. Я даже и не волновалась на счёт того, смогу ли вырваться из неволи. Не знала только, куда направиться. Одной быть страшно.
– Лай как будто приблизился. Пойдём, Лала, – принялся уговаривать Рун.
– Ну нет, ну пять минут же не прошли, – просяще возразила Лала. – Наскучалась.
– Так я же никуда не денусь. Идти-то долго до чужих краёв. Наобнимаемся ещё.
– Нет, – упёрлась Лала, сияя улыбкой счастья бесконечного. – Обещал, так держи слово, мой дорогой. Пять минут.
– А как узнать, что они уже прошли? – усмехнулся Рун.
– Я тебе скажу, как пройдут, – лукаво заверила Лала.
– Ну ладно.
Полежать долго им всё же не удалось. Звук, производимый собаками, явно возрастал по громкости, не оставляя сомнений, что кто-то движется в эту сторону. Рун всё сильнее напрягался, да и Лала начала прислушиваться, не в силах более игнорировать происходящее.
– Ну что за невезение, – пожаловалась она. – Вечно нам кто-нибудь мешает побыть вдвоём. То бабушка твоя, то вот охотники. Всегда есть кто-то.
– В лес уйдём подальше. И там никто не потревожит, – пообещал Рун. – Пойдём, малышка. Сама же видишь, надо. А то точно на нас наткнутся.
– Хорошо, – вздохнула Лала.
Рун тут же поднялся, галантно помог ей встать, надел куртку, и они немедля поспешили прочь, в направлении от замка. Двигались быстрее, чем обычно, не отвлекаясь на разговоры, оба очень хотели избежать ненужной встречи. Но лай всё равно с каждой минутой лишь приближался. Стало доноситься и лошадиное ржание. В лесу, когда он не чащоба, и нет оврагов рядом никаких, стремление от глаз чужих укрыться порой нетривиальная задача.
– Давай спрячемся, – чуть взволнованно предложил Рун, указав на большое дерево. – Глядишь, мимо проскочат.
– Давай, – кивнула Лала.
Она встала вплотную к стволу, он вплотную к ней, как бы закрыв её собой. Почти что и в объятьях оказались, столь близко друг к другу. Глаза в глаза. Лала улыбалась, с приветливой многозначительной иронией, веселясь – и над происходящим, и над Руном, словно говоря: «только и ищешь повод меня обнять». Он улыбался ей, тоже не без юмора, осознавая всю глупость ситуации, в которой очутился. С девицею таиться от кого-то в лесу… довольно странно и в каком-то смысле нелепо. А если их обнаружат, как это объяснять? Подумают бог знает что. Остаётся только надеяться, что всё же не найдут. Но лай становился ближе и ближе, делая сию надежду всё призрачнее. Вскоре он раздался совсем рядом, окончательно развеяв её.
– Вот незадача, – посетовал Рун шёпотом. – Прямо сюда идут.
Лала лишь рассмеялась тихо.
– Ну что тут сделаешь, смущённый мой жених. Не повезло тебе, – посочувствовала она.
– Теперь уж прятаться нет смысла. Заметят всё равно, – с сожалением констатировал Рун.
Он отступил, перестав укрывать её собой. В этот момент из-за дерева выбежали два средней крупности породистых охотничьих пса, и сразу почтительно сели подле Лалы, излучая безмерное влюблённое дружелюбие.
– Здравствуйте, мои хорошие! – обрадовалась она. Погладила обоих, пробудив в них восторг.
Рун аккуратно выглянул из-за ствола в ту сторону, откуда явились собаки, лелея мысль, вдруг их хозяин далеко, тогда Лала может просто попросить их уйти, дабы они увели его за собой, и проблема решена. Но и здесь его ждало разочарование. Два всадника были уже буквально в двадцати шагах. Он замер, с тревогой ожидая их приближения. Мужчины средних лет, оба черноволосые, оба выбритые, ладная охотничья одежда, у каждого короткий меч за поясом и лук за спиной, добрые кони, добрая сбруя. Хоть и простолюдины, вполне успешные люди. Уверенные выражения лиц. В деревне у народишка не такие лица, не настолько невозмутимые. Подъехали, сразу спешились. Рун думал, что они удивятся Лале, но ни чуть не бывало. Вот на него самого они взирали с некоторой озадаченностью. В лесу незнакомцы для крестьянина не представляют опасности, отнять-то нечего. Однако для девицы определённо представляют. К тому же сия парочка уж слишком спокойно отнеслась к встрече с феей, Рун никак не мог интерпретировать такое их поведение, а неизвестность страшит. Поэтому он очень напрягся. Лала же, в отличие от него, кажется совсем ни испугалась.
– Доброе утро, – радушно поприветствовала она гостей.
– Доброе утро, госпожа фея, – с учтивостью ответили оба, отвесив небольшие поклоны.
– Вы здесь охотитесь? – непринуждённо осведомилась Лала.
– Нет, мы за вами приехали, – бесстрастно сообщил один.
– За мной? – с недоумением посмотрела на него Лала.
– Милорд обеспокоился исчезновением вашим. По всей округе разослал людей, чтобы разыскать вас, госпожа, – объяснил тот.
– Со мной всё хорошо, – заверила Лала, улыбаясь. – Пожалуйста милорду передайте, что у меня всё замечательно, и я прошу меня простить великодушно за то, что дом покинула его, не попрощавшись, не сказав спасибо за кров и пищу, за гостеприимство. Что не забуду доброты его вовек, и что за всё за всё сердечно благодарна.
– Боюсь, нам велено доставить вас к нему, – молвил незнакомец.
– Вам велено?! – поразилась Лала. – Так он посмел послать за мной погоню?! С собаками?!
– Это не погоня. О вашей безопасности тревожась, отдал приказ милорд вас отыскать и в замок привезти.
– Понятно, – покачала головой Лала с чувством глубокого разочарования. – Я с вами не пойду, я не хочу. Барону передайте, что мне боле не требуется его опека.
– У нас приказ чёткий и ясный, госпожа, – вежливым но безапелляционным тоном заявил незнакомец. – Милорд наш повелитель, мы не можем его ослушаться. Вам придётся поехать с нами.
– Вы хоть понимаете, кто я? – расстроено поинтересовалась Лала, словно взвывая к их здравомыслию.
– Безусловно, – прозвучал ответ.
– А мне кажется, что нет, – совсем огорчилась она, и обратила взор на животных. – Собачки, лошадки, милые, ваши хозяева хотят меня обидеть.
Собаки мгновенно вскочили, утратив всякий намёк на миролюбие, угрожающе зарычали, оскалившись на мужчин. Те потянулись было за мечи, оба изменившись в лице со своей непробиваемой уверенности на лёгкую ошарашенность, однако тут в дело вмешались и лошади – встав на дыбы, стали пытаться ударить их копытами. Лошадь – животное дорогое, и не только материально, но обычно и сердцу того, кто ей владеет, желающих проткнуть свою лошадь мечом вряд ли найдётся слишком много. Незнакомцы попятились в нерешительности и испуге, кажется наконец полностью осознав, что фея не то существо, к которому стоит проявлять непочтительность, вдруг дружно развернулись и кинулись наутёк. Лошади и собаки побежали за ними, с лаем, с ржанием, и вскоре вся эта шумная компания скрылась за деревьями. Рун оторопело застыл, глядя им вслед.
– Рун, ну как же так? – с болезненным непониманием печально произнесла Лала. – В вашем мире, похоже, все забыли, кто такие феи. Ну ладно, не благоговеют некоторые. Ну и пусть. Не обязаны. Но должны же осторожность хотя бы какую-то иметь. Фея может постоять за себя. У нас волшебство. Даже не чародеев послал в погоню. Просто людей. На что он рассчитывал?
– Думал, что у тебя нет магии, – с трудом выговаривая слова, поделился своим предположением Рун.
– Ну… может быть. Но он ошибся. Сильно. Рун, я должна его наказать.
Лала подошла вплотную, словно прося утешения. Личико у неё было очень несчастным. Рун обнял её.
– Кого ты хочешь наказать, родная? – осторожно спросил он.
– Барона вашего, – вздохнула Лала. – Он заслужил. Это должно стать назиданием. Ему и все другим. Кто фей захочет обижать.
– И как ты его накажешь?
– Немножко прокляну. Не навсегда. На несколько недель.
– Ну ладно.
– Я должна, Рун. Нельзя так просто это оставить.
– Должна, значит должна, – ободряюще отозвался Рун. – Поступай, как считаешь правильным, красавица моя.
– Я ещё никогда не делала зла, – грустно поведала Лала. – Это как переступить черту. Назад уж не воротишься. Это навсегда тебя изменит.
– Меня вот дедушка порол не раз. И злым от этого не стал, – принялся убеждать её Рун. – Наказание это не зло. Я на дедушку не в обиде, даже наоборот, за дело порол, уму-разуму помог набраться. Никак это тебя не изменит, Лала.
– Изменит, Рун, – не согласилась Лала. – Останется в сердечке тёмным пятнышком.
– Ерунда, – ласково возразил Рун. – В жизни много происходит и хорошего и плохого. Это просто что-то не очень приятное. Я охотник, зверьё убивал. Но я не считаю себя плохим человеком. И тебе не следует себя считать плохой, если по совести поступаешь. Ну или не проклинай его в конце концов. Стоит ли он того, чтобы ты переходила черту?
– Я должна, – с грустью произнесла Лала. – Если я его не накажу, он может не оставить нас в покое. А так оставит точно. И он заслужил. Я уже взрослая, взрослые поступают как надо, а не как хочется. Быть феей – это не только радость дарить чудеса. Но и ответственность. Надо его наказать, Рун.
– Ты мне будешь нравиться и безответственной, – улыбнулся Рун.
Лала промолчала. Так прошло сколько-то времени в безмолвии. Вдруг она решительно взмахнула ручкой, озарившейся ярким синим сиянием. А затем как-то сникла, словно из неё ушли силы.
– Всё, Рун, я теперь злая, – прошептала она. И зарыдала горько и горестно.
Прошёл может час, может два, пока Лала наконец полностью успокоилась. Они сидели под деревом, он держал её в объятьях. Что ей полегчало, трудно было не заметить, её личико излучало умиротворение и счастье. Глазки наполнились жизнерадостным блеском. Она глядела на него чуть иронично, как бы подтрунивая над тем, что он так её оберегает, и в то же время радуясь этому. Рун улыбнулся ей, этой её радости, Лала разулыбалась в ответ.
– Теперь я понимаю, как та фея объятий, что в древности служила недоброму человеку, ставшему с её помощью королём, могла выдерживать жестокости, творимые им вокруг, – буркнула она. – Исцеляет полностью сердечко магия объятий. И ведь это даже не могущество, Рун. Выходит, фея объятий очень опасна. Способна быть орудием зла, коли попадёт не в те руки.
– А я мог бы королевство завоевать, если бы тебя не отпустил, как думаешь? – полюбопытствовал Рун.
– Мог бы. Наверняка. Я же тогда не была проклята. Раз домой вернулась. Полюбил бы меня, я обрела бы могущество. И всё.
– Да, дела! – покачал Рун головой.
– Но для этого, милый, надо быть очень-очень жестокосердным. Чтобы карать всех, кто не склонится пред тобой. Испепелять армии. Разрушать города. Ну и нужно обладать чрезвычайной хитроумностью. Фея не станет делать дурное за тебя. Просто может наделить чем-либо. Силой, богатством, чарами, удачей. Нужно понимать, как правильно её использовать.
– Ясно, – кивнул Рун. – Мне этого не надо. Но так представишь, что был шанс. Завоевать целый мир. Это впечатляет. Лишь одно моё желание, и мир у ног.
– Много горя это бы принесло всем, – произнесла Лала. – И нет гарантий, что ты завоевал бы, даже если бы хотел. Ты юноша неопытный, что-то не рассчитаешь, где-то ошибёшься, кому-то неосмотрительно доверишься. И твои враги тебя уничтожат, а то и те, кого ты считал соратниками, может исподтишка или во сне. Когда ты выступаешь против мира, весь мир и будет недругом твоим.
– Понятно.
– Рун, – робко поглядела на него Лала.
– Что, милая?
– Ты не разлюбишь меня, что я теперь злая?
– Нет, – улыбнулся он. – И с чего ты взяла, что ты злая? Глупости это.
– Я сделала злое.
– Ну и что. Ты говорила, твоя мама фея мести.
– Да. Возмездия.
– И что, она не мстила никому? Не наказывала?
– Наказывала.
– И что, она злая?
– Она добрая и хорошая.
– Вот видишь. Наказание это просто взрослый поступок. Как ты сама же и сказала. Без этого не обойтись никак. Родители наказывают деток, когда те озоруют. Так и тут.
Лала вздохнула. Но кажется сравнение с мамой ей помогло.
– Что ты хоть сделала-то ему? Барону. Можно узнать? – осторожно поинтересовался Рун.
– Жабу.
– Жабу?
– Да. Большую волшебную. Теперь она три недели будет жить у него на голове, и громко говорить по-человечьи «ква-ква, это лживые слова» всякий раз, как услышит из его уст неправду.
Рун расхохотался безудержно.
– Суровые вы существа, феи, – заметил он, продолжая смеяться.
Лала сдержано улыбнулась.
– Он это заслужил, котик. Он нехороший.
– Хотел бы я на это посмотреть, – мечтательно посетовал Рун веселым голосом. – Не переживай, солнышко моё. В этом твоём волшебстве нет ни капли жестокосердия. Оно по сути-то даже доброе. Так, слегка пожурила как бы. И всё.
– Я не переживаю, заинька. Уже нет. Благодаря тебе, – с теплотой отозвалась Лала. – Немножко грустно. Но это ничего.
Она положила голову ему на грудь, в умиротворении.
– Совестно тебя беспокоить, любимая, но спина уже устала, – с юмором пожаловался Рун. – И в животе пустовато. Может мы поедим? И идти бы нам надо. Я так понял, барон не только этих двоих послал тебя разыскивать. Как бы ещё кто нас не обнаружил из его людей. Или та парочка ему расскажет, где мы. Да и тут вообще народу излишне много шатается всегда. Надо бы уйти.
– Кушать хочется, – добродушно согласилась Лала. – Давай, Рун, покушаем. И уйдём. Раз ты считаешь, что так лучше. Мне полегче уже. Во мне всё равно что-то изменилось. После злых чар. Но кажется я всё же не злая. Я просто ещё больше взрослая теперь. Детство полно радости светлой и беззаботности. Жаль, навсегда там не остаться.
Буквально через пять минут они уж и продолжили путь. Рун решил, нет смысла разготавливать похлёбки – и дым от костра их выдавал бы, и времени прилично бы ушло, а оставаться боле на этом месте ему не хотелось. Итак излишне задержались, опасно. У него с собой была еда из дома: сыр, хлеб белый, варёный картофель, редис. Лале много ли надо, по кусочку сыра и хлебца, она и насытилась. Рун умял одну картофелину – вполне неплохо подкрепился. Терпимо. Сейчас они снова, как в прошлые времена, держались за руки в пути. Лала летела, а не шла, что позволяло им быстрее продвигаться, к тому же они оба были счастливы, это тоже придавало сил. Рун замечал, что в Лале может и правда что-то и изменилось после того, как она прокляла барона. Словно чуточку налёта задумчивой печали появилось в глазах. Но печаль её была доброй, не мешала ей сиять от счастья, наоборот, казалось, делала сие сияние ещё сильнее. Чтобы ценить счастье, нужно побывать и на несчастной стороне, дабы на контрасте с горестью понимать, как хорошо, коли у тебя всё хорошо. Наверное это и есть взросление. Когда ты глубже и осознаннее чувствуешь.
– Любимая, – обернулся он к ней на ходу после некоторого раздумья.
– Что, суженый мой? – одарила Лала его радушной улыбкой.
– Тут в лесу, в паре дней пути, живёт ведунья одна. Я предлагаю к ней заглянуть. Она довольно неплоха в своём ремесле. Вдруг поможет. Это нам в общем-то по дороге.
– Хорошо, Рун. А что она умеет?
– Разное. Травки целительные знает. Заговоры. Хвори лечит. Особенно у деток. Когда младенец захворает, трудно ж догадаться, что у него болит, он сам не скажет. Плачет, и только. Идут к ней всегда. Она зимой в деревне живёт. А летом в лесу, травки собирает. Она воск растопленный прольёт над головой младенца, и по тому, какая фигурка вылилась, может определить, что с ним. У моего дяди Яра сынок был. А она как не отольёт над ним воск, всё выходила тройная развилка. Ну то есть три идола, надгробье. Смерть. Трижды отливала, и трижды развилка. Уж как они его берегли после этого, как следили дядя и жена его. Единственный был у них. Змея ужалила. Прям во дворе.
– Какой ужас! – испуганно выдохнула Лала.
– Ага. А мне маленькому отливала, ничего худого не отливалась. Ну и как видишь, со мной ничего не произошло. Ещё у соседа младенец всё плакал, не могли понять, что с ним. А отлилась фигурка собаки. Испугался просто очень. Не хворь это была.
– Страшно к такой идти. Жутковато, – призналась Лала.
– Нет, она добрая. Точно не ведьма. Себе на уме конечно старушка. Особенно последнее время. Чудить стала от старости. Но она многим помогла. Никто плохого про неё не скажет. Она же не виновата, если кому-то злое судьбой назначено.
– Всё равно страшно. Феи гаданий на судьбу избегают. Это нехорошее что-то. Неправильно знать свою судьбу.
– Ну, она обычно говорит, что произошло, а не что будет. Только с дядей моим получилось так.
– Жаль его. А я ему ещё в чудесах отказала, – сочувственно посетовала Лала.
– Да это давным-давно было, – объяснил Рун. – Сейчас он снова женился. После того, как овдовел. Скоро первенца ждут. Странно в его возрасте первенца. Но он рад без памяти. У него всё хорошо теперь.
– Чтож, котик, пойдём к ведунье, коли ты считаешь, что так нужно, – согласилась Лала. – Я у неё про травки местные расспрошу. Может тоже смогу зелья делать какие-нибудь тогда.
– Ну, а если не поможет она, отправимся в одно из соседних графств, – продолжил озвучивать свои соображения Рун. – В какое конкретно, решим в пути. Я всё равно дорогу точно не знаю до них, нужно будет заходить в поселения, узнавать. Думаю, за несколько недель всяко доберёмся. Эх, как не повезло, что вы с бароном поссорились. Дал бы карету тебе, охрану. Быстрее вышло бы, чем пешком по лесу. К тому же и удобней гораздо.
– Значит, мы несколько недель будем одни в лесу? – улыбнулась Лала.
– Да, прости. Я другого выхода не вижу. Если конечно ведунья не поможет снять твоё проклятье. Тяжело тебе наверное будет столько лететь?
– Зато наобнимаемся теперь, – мечтательно сказала Лала. – И никакой строгой бабушки Иды.
– Ну, это да, – усмехнулся Рун. – Не заобнимай меня только до смерти. А то придётся тебе искать другого кавалера. В лесу это сложно.
– Я фея, я магией найду, – весело успокоила его Лала. – Охотники-то есть поди.
– Охотники есть, – кивнул Рун.
Он вдруг остановился, притянул её к себе и обхватил руками, светясь от радости:
– Попалась, которая целовалась?
– Вот уж и целовалась, – смущёно буркнула Лала, покраснев, с юмором глядя на него. – Так, в щёчку разок.
– Всё равно. Что это ты так раздобрилась? И поцелуй, и ласкать можно.
– Должна же я тебя как-то вознаградить.
– Награда шикарная, – признал Рун.
– Не отпусти меня только смотри, Рун, раз схватил. А то голова кружится. Отвыкла от магии твоей за эти дни, теперь снова привыкать придётся, – проговорила Лала, сияя бесконечно счастливым личиком.
– Теперь уж не отпущу, красавица моя, – тепло заверил он.
Денёк шёл своим чередом, Лала и Рун всё дальше и дальше отдалялись от замка и городка. Медленнее, чем хотелось бы Руну, но всё же быстрее, чем он опасался, что они будут передвигаться, с учётом вполне ожидаемых регулярных остановок для привалов с объятьями. Да и для объятий без привалов тоже – то ей захочется нестерпимо, то вдруг ему самому. Наскучались оба, и оба слишком счастливы были от воссоединения. И это счастье друг от друга искало выхода, и находило оный время от времени вот в том – в возможности почувствовать тепло чужого сердца. Если бы Рун не напоминал каждый раз Лале, что надо бы продолжить путь, они безусловно недалеко ушли бы в таких условиях. Но он напоминал, а она добродушно соглашалась, иногда протестуя в шутку, для вида, иногда весело изображая смирение со своей нелёгкой девичьей судьбой. Никак она не могла утолить до конца жажду прильнуть к нему. И всё же счастлива была безмерно. И не только от объятий. Просто была счастлива. Поначалу Руну это очень напоминало последние из дней, когда они шли в деревню. Словно вернулся в тот период. Лес, они вдвоём, в дороге, держатся за руки. Радуются тому, что вместе. Однако вскоре он чётко осознал: сейчас всё сильно иначе. Тогда ему казалось, не может быть отношений ближе и доверительнее. Но нет, с тех пор многое изменилось меж ними, они стали женихом и невестой, пусть и не по настоящему, для них стало нормальным ласково называть друг друга, ласково относиться к друг другу. Не дружески, а именно ласково. И даже временами нежно. Сейчас было намного ближе, чем тогда.
Впрочем, имелось от того путешествия и ещё одно отличие, уже не в лучшую сторону. В те дни их цели были проще и определённей, требовалось всего лишь довести Лалу до деревни, и всё. Отсутствовали причины за неё излишне волноваться. Ныне поводов для тревог стало гораздо больше. Лала и теперь выглядела вполне беспечной, может не осознавала до конца происходящее, может чересчур была поглощена счастьем, Рун же чувствовал некоторую озабоченность и свою ответственность. Дальняя им предстояла дорога, что их ждёт в пути, неизвестно, что в конце оного пути, тоже бог его знает. Найдут они лорда-защитника для Лалы или нет, выдюжит ли она столь длительное пешее странствование, хватит ли ей сил на него, не жестоко ли вот так водить её по лесам? Оставалось жить надеждами на лучшее и верой в правильность своих решений. Гораздо более, чем в прошлом, боялся Рун так же сейчас и ненужных встреч. И основания для этого у него были. Иногда до них доносились звуки явно человеческого происхождения. То рог охотничий протрубит где-то вдалеке, то перекликается кто-то на отдалении. Один раз они почуяли дым и услышали голоса совсем рядом, осторожненько взяли направление в сторону, и удачно смогли уйти незамеченными.
– Вот видишь, Лала, я тебе правду говорил, – поведал Рун, как только счёл, что они отдалились от чужаков на безопасное расстояние. – Много тут народу шатается. Лес вроде и большой, но очень уж близко к городу. Мы с тобой когда в деревню шли, как я тебя поймал, мы древним лесом шли, он более безлюдный, городские туда особо не ходят, несподручно, только наши, деревенские, городские хаживают сюда, а их вон сколько в городе-то живёт. Не сосчитаешь. И знатных хватает, они в полях-то не работают, развлекают себя охотой часто. К тому же в этом лесу деревья гораздо реже, тут на лошадях вполне можно передвигаться. Меньше волков и медведей. Больше полян с ягодами. Поэтому сюда люд прёт. Так что поаккуратнее надо быть, пока далеко не уйдём. Чтобы не наткнуться ни на кого. Ну и привалы пореже и покороче стоит делать.
– Рун, а почему мы так боимся людей? – полюбопытствовала Лала. – Ну встретим, ну и что, поздороваемся да дальше пойдём. Или ты всё слуг барона опасаешься? Ты не переживай, я нас защищу от них. У меня теперь есть магия.
– Лучше не рисковать лишний раз, любовь моя, – объяснил Рун. – В деревне-то злодеев нет, а в городе кажется всего хватает, вдруг на злого человека наткнёшься. Зачем это нам? Да и от людей барона всё равно следует поберечься. Мало ли. Что как у тебя не получится защититься? Или магию всю истратишь ненароком. Или придут они, но не станут пытаться тебя неволить, а просто увяжутся за нами, уговаривая вернуться либо отменить жабу. Ты же в таком случае не будешь против них колдовать, верно? И что тогда? Вот представь, в лесу у замка нас уже видели те двое. Ежели кто-то увидит ещё и тут, прямую линию прочертить не сложно, сразу смогут вычислить, куда мы направляемся, где нас искать. В общем, разумнее всего стараться никому не попадаться на глаза. Так спокойнее.
– Рун, у меня ножки устали, – произнесла Лала, очень жалостливо, с безупречной правдоподобностью, однако комизм происходящего заключался в том, что вообще-то она летела, а не шла.
– Может всё же крылышки? – с иронией посмотрел на неё Рун.
– Ой, ну да, крылышки, – озорно поправилась Лала.
– Ну иди, иди ко мне, красавица моя, – рассмеялся он, притянув её к себе.
Лала лишь счастливо вздохнула.
– Только давай минутку, не больше. Идти надо, – попросил Рун.
– Минутку не получится, суженый мой, – улыбнулась Лала. – Если ты меня отпустишь, я упаду. Мне нужно сколько-то времени, чтобы прийти в себя.
– Ох, Лала, – мягко пожурил её он. – Коли так всё и будет дальше, боюсь мы и за месяц никуда не дойдём.
– Ну и что, – ответствовала она умиротворённо. – Я никуда не тороплюсь, любимый. Я уже смирилась, что надолго тут.
– Что, и домой уже не хочешь? – усмехнулся Рун.
– Почему же не хочу. Хочу, – честно поведала Лала. – Но если до другого лорда долог путь. Неделей больше иль неделей меньше мы будем добираться до него. Как будто всё одно, и так и этак долго. Зачем же и спешить тогда, мой зайка? Раз нам столь хорошо вдвоём сейчас. В неторопливости значительно приятней моментом наслаждаться.
– Пожалуй так, – кивнул Рун.
– Вот придём мы к лорду, поселит он меня в своём замке. И кем ты себя мне объявишь? И как мы будем обниматься? – озабоченно поинтересовалась Лала.
– И что ж теперь, в лесу остаться жить? – пожал Рун плечами. – Я не знаю, солнышко моё, что с этим делать. Даже если невестой и женихом снова назваться, это ж не в собственной избе, где хоть заобнимайся. У лорда так не выйдет.
– Ты, котик мой, желания свои развеять попросил меня прилюдно. Молва об этом всё равно дойдёт, куда бы мы с тобою не явились. Не назовёшься сужеными боле, – посетовала Лала.
– Скажешь, полюбила. Такого раскрасавца. Сама, без всяких пожеланий, – с юмором предложил Рун. – А я не устоял перед твоими чарами. Что тут сделаешь. Это даже не будет неправдой.
– Феи не влюбляются в людей, заинька. Вашим учёным мужам сие должно быть известно. Без волшебства тут никак. Нас разоблачат, и скоро, – ответила Лала, улыбаясь.
– Может и нет, – поделился соображением Рун. – Не думаю, что много есть учёных, кто сильно просвещён в вопросах фей. Увидят, как ты счастлива со мной, засомневаются, начнут предполагать, что в книгах их допущены ошибки. Да и народ простой, на нас взирая, наверняка в их знаньях усомнится.
– Рун, что феи не влюбляются в людей, это непреложная истина. Тут не в чем сомневаться, – добродушно объяснила Лала. – И нам важно не что народ простой подумает, а как воспримет наши отношенья лорд. А лорды просвещённые мужи, не глупые.
– Ну, у нас ещё есть несколько недель, чтобы что-то придумать. Будем думать, – сказал Рун.
– Лично я планирую другое на эти недели, милый, – весело посмотрела на него Лала. – Не мыслям предаваться, а объятьям. И наслаждаться ими. Вряд ли мне удастся слишком много размышлять, когда ты рядом, и вокруг нет никого, кто мог бы помешать нам хоть немножко. Тебе придётся думать за двоих.
– Я постараюсь, славная моя, – заверил Рун без всякой шуточности. – Знаешь Лала. Возможно ты зря переживаешь. Вдруг в тех краях маги посильнее будут. А сильнее они будут наверняка. У нас тут глушь, и то свой маг, довольно неплохой, барону служит. Может вернёшься ты к себе в свой мир, вот и всё. И не нужно будет ничего изобретать для оправданья наших отношений.
– Может и так, Рун. А может и нет.
– Так или иначе мы расстанемся когда-то. Рано или поздно, – с сожалением молвил Рун. – Раз ты не хочешь замуж за меня. Всё равно наши объятия прекратятся. Так что если мы у лорда не сможем их продолжать, что поделать. Знать пришло для этого время, знать так суждено.
– Не суждено! – горячо возразила Лала. – Это будет просто означать, что мы недостаточно стараний приложили, чтоб сохранить сие чудесное меж нами. И ещё, что я буду несчастна теперь. Ты этого желаешь для меня, жених мой ненаглядный? Я нет.
– Я хочу, чтобы ты всегда была счастлива, – рассмеялся Рун. – Я постараюсь что-нибудь придумать, любимая невеста.
– Главное, Рун, не упускать то счастье, которое у нас сейчас. Не пропустить его в заботах о грядущем. Давай наслаждаться им, – попросила Лала.
– Я только за, солнышко моё, – ласково ответил он.
Приближался вечер. Рун подуспокоился. Они ушли уже довольно далеко от города, пусть и не настолько далеко, как хотелось бы, но всё же. Прилично отдалились, значительно снизив вероятность наткнуться на кого-то. Как известно, большинство грибников, хворостособирателей и им подобных предпочитают ночевать дома, соответственно не уходят от него далее чем на пол дня пешего пути. Превысь чуть-чуть это расстояние, и их количество на единицу лесной площади сильно поубавится. Плюс, и сама сия площадь с каждой новой проделанной от города верстой существенно прирастает, позволяя легче затеряться в ней. Недаром давно уж всё стихло вокруг. За последние часов шесть ни разу не почуял Рун и намёка на дым от костров, постепенно перестали тревожить собой воздух производимые людьми звуки. Хорошо было в лесу. Лала кажется совсем оправилась от своих недобрых чар. Тот налёт грусти, что был у неё в глазах после наказания барона, полностью исчез. К тому же с ней случилось одно чрезвычайно приятное происшествие, весьма поспособствовав улучшению её настроения. В какой-то момент к ней, неожиданно вынырнув из-за кустов, подбежала лиса. Упитанная и очень весёлая. Лала склонилась к ней, чтобы погладить, а та и лапками обнимет, и лизнёт в лицо. Радовалась безмерно, пробуждая в Лале ответную столь же бурную радость. Рун видел лис крайне редко, и живём лишь издали, животное хитрое, осторожное, мех её ценится, но изловить сложно, а мясо годится в пищу если только в голод. Тем, кто не занимается профессионально заготовкой пушнины, не имеет капканов, особых ловушек, собачьей своры, и т.д., связей со скупщиками шкур и скорняками, нет смысла тратить время и силы, гоняясь за единичными экземплярами. Он наблюдал за лисой с огромным интересом, потом решился тоже попробовать погладить, а она и ему была не менее рада. Доверяла полностью. Вот когда начинаешь испытывать сожаление и чувство вины от того, что ты охотник. Как можно отнять жизнь у такого жизнелюбивого и доброго существа? Правда существо-то само охотник. Зайчиков и мышек с удовольствием слопает. И если в курятник проберётся, плохо будет курам. И горестно хозяевам. Но всё же жаль, что в мире всё так устроено. Ещё долго после того, как лисичка убежала от них по свои делам, Лала прямо светилась от этой встречи. Да и Руну было веселее на сердце.
За день свою жажду объятий Лала вроде бы более-менее утолила. Летела, бесконечно счастливая, сияя личиком. Остановки у них стали происходить пореже. Они передвигались меж вековых деревьев, держась за руки, иногда говорили о разных пустяках, иногда молчали, потому что и молча вдвоём было очень хорошо. Сейчас, в очередной из таких периодов безмолвия, Лала начала тихо напевать, как делала обычно, когда ей было особенно приятно на душе. Ту незатейливую мелодию, которая так нравилась Руну, эти свои милые «ла-лала-лала». Напевала, и бросала на него взгляды, полные приязненного очарования.
– Чего это ты на меня так загадочно поглядываешь всё время? – со смехом поинтересовался он, в конце концов обратив внимание на это её странное поведение.
– А то ты прям не знаешь, Рун, – довольно ответила Лала.
– Не знаю, – улыбаясь, чистосердечно признался он.
– Ну, мы же в лесу.
– И?
– Скоро ночь.
Рун продолжал смотреть на неё с искренним добродушным непониманием.
– Какой ты недогадливый, – чуть осуждающе подивилась Лала. – Ну тут же нет бабулечки твоей. Скоро ночечка. Наконец-то будем спать вдвоём. Столько мечтала об этом. И вот дождалась. Уже почти. Ла-лала-лала.
– Ах, это, – рассмеялся Рун.
– Это.
– Вот не думал. Что ты этого так ждёшь, – с теплотой поведал он.
– А что ты подумал? – полюбопытствовала Лала, буравя его весёлыми глазками.
– Ничего, – пожал Рун плечами.
– А тебе прям всё равно, Рун? Что мы будем вместе сегодня ночью.
– Лала, мы же с тобой всё-таки разные, – беззлобно произнёс он. – Ты, чем я ближе, тем счастливее. А я счастлив одинаково от твоего присутствия. Чуть ближе, чуть дальше, не важно. Когда чуть дальше, можно на тебя полюбоваться. Тоже счастье. Если бы мне было запрещено тебя обнимать, думаю, любое прикосновение к тебе было бы особенным счастьем. А раз не запрещено, это… просто становится частью одного большого счастья, от того, что ты со мной. Когда ты рядом, когда улыбаешься мне, для меня сие в точности то же самое, как если бы мы обнимались.
– Так ты счастлив, Рун? От того, что мы вместе?
– А то ты не видишь.
– Я тоже очень счастлива. Даже когда мы не обнимаемся.
– Потому что знаешь, что мы всё равно скоро будем. Это делать, – усмехнулся Рун.
Лала вдруг подлетела к нему вплотную.
– Соскучилась? – с юмором спросил он.
Она кивнула, приветливо и очаровательно глядя на него. Он обхватил её руками.
– Счастье моё голубоглазое.
– Милый, что если мы на ночлег уже остановимся? Я немножко устала. Правда, – мягко попросила Лала.
– Конечно, – сразу согласился Рун. – Только давай костра не разводить. А то вдруг дым учует или заметит кто. Не охота на ночь так своё положение всем выдавать. Близковато ещё к городу. Лучше поберечься. Еда у меня есть, готовая, из дома. Варить её не надо. Обойдёмся без костра, не зябко тебе будет?
– Я от тебя погреюсь, возлюбленный мой, – разулыбалась Лала.
– Ну, отлично.
Они как раз вышли на довольно просторную полянку, на ней Рун и решил разбить лагерь, если это так можно назвать. Малость примял низкую лесную травку, постелил Лале свою куртку, достал из сумки кусок серой материи, расстелил подле, разложил на нём их нехитрую снедь. Усадил Лалу отдыхать, сам немного пособирал ягоды земляники, которые обнаружились прямо здесь же, на полянке. Ягод было мало, но сколько там нужно Лале, чтобы насытиться, горсти вполне достаточно. На этом все его действия по обустройству лагеря и закончились. Погода стояла замечательная, ясное небо, безветрие, шалаш от ненастья мастерить нет нужды, ветки для костра собирать тоже не надо, воды во фляге ещё полно, то есть и пытаться отыскать ручей отсутствует необходимость. Лала, пока он собирал землянику, поглядывала на него, так и напевая тихонько, с сияющим личиком, словно само воплощение радости бытия. Рун вернулся к ней.
– Всё предвкушаешь? Нашу ночь, – весело поинтересовался он, усаживаясь подле неё.
– Да. Ла-лала-лала.
– Вот, держи, любимая, – он протянул ей землянику.
– Спасибо, мой рыцарь, – с благодарностью отозвалась она. Поднесла ягоды к лицу, вдохнула аромат, улыбнулась восторженно. – Как пахнут!
Рун взял картофелину, отломил чуть хлеба.
– Ты, Лала, пахнешь лучше, – сказал он. – Я словно на поляне из цветов весенних всегда, когда ты рядом. Соскучился по этому. По тебе, и даже по твоему благоуханию. Так приятно снова это чувствовать.
– Феям объятий многое дано, милый, что касаемо способности нравиться, – добродушно объяснила Лала. – Всё в нас направленно, чтобы пробуждать к себе чувства у мужчин. Не будет магии, исчезнет постепенно и благоухание.
– Прям источник жизни какой-то эта ваша магия. Как еда для человека. Силы телу даёт.
– Это скорее источник нашей сущности, Рун. Без магии мы почти подобны людям.
– А почему люди и феи так похожи?
– Откуда же мне знать, суженый мой, – улыбнулась Лала. – Боги так захотели.
– Зачем богам делать нас столь схожими, но не позволять вам любить нас? Как-то несправедливо, – задумчиво посетовал Рун.
– Всё хочешь меня в жёны?
– Хочу.
– Ну, будешь в храме в следующий раз, Рун, вопроси у идолов, почему феям не дано в тебя влюбляться. Вдруг да ответят, – лукаво посоветовала Лала.
– Помолюсь, чтобы ты в меня влюбилась, – с юмором посмотрел на неё Рун. – Боги ко мне благосклонны, удачей одаривают, тебя например послали. Исполнят моё пожелание, влюбишься, а я тебя в жёны-то и не возьму. Вот и поймёшь тогда, каково мне.
Лала рассмеялась звонко от всей души.
– Сколь изощрённое ты наказание придумал для бедной беззащитной феи, – подивилась она сквозь переливы своего дивного смеха. – Какой жестокий и мстительный у меня кавалер.
– Какой есть. Ты ещё не знаешь всей глубины моего коварства. В деревне-то знают. Неспроста же меня сторонятся, – не унимался Рун.
– Да уж, – только и смогла вымолвить Лала, безудержно сияя.
Рун вздохнул, тоже чувствуя себя очень счастливым.
– Как же хорошо с тобой, Лала, – произнёс он расслабленно. – До сих пор не верится, что мы снова вместе. Ко мне всё же боги и правда очень благосклонны.
– Мне тоже очень хорошо. Поёт сердечко, – призналась Лала. – И облегчение большое. Не страшно. Долго было страшно, когда барон стал ко мне другим. А сейчас легко на душе. Знаешь, Рун, в твоём домике, у вас с бабушкой Идой, мне тоже было очень хорошо. Вспоминаю теперь наши деньки, нашу милую лавочку. Как мы закаты на ней встречали, обнимаясь. Чем-то похоже на тихую семейную идиллию. Если бы мы женаты были, то наверное так и проводили наши вечера. После дня дел и забот шли бы на нашу лавочку, обнимались, любовались бы на алое зарево в небесах, наслаждаясь счастьем и друг другом. Вели бы тихие приятные беседы. Даже скучаю уже по той жизни.
– Ну, теоретически мы возможно могли бы вернуться, – поделился мыслью Рун. – Вряд ли после жабы барон рискнёт тебя снова обидеть.
– Ах, заинька, после того, что произошло, никак мне нельзя возвращаться в деревню. Это его земли. Я тут в гостях. И гость я ныне нежеланный. Да и сама тут не хочу быть.
– Насчёт нежеланной я бы поспорил, – возразил Рун. – Признает, что был неправ, прощенье вымолит с великою охотой, как мне кажется, помиритесь, и будет снова перед тобою расстилаться в любезностях, и радоваться этому.
– Может и так. Но я его боюсь. Я ему больше не верю, Рун, – с сожалением сказала Лала. – Он непорядочный. И за тебя опасаюсь. Вдруг он тебе худое причинит. И люди ваши тебе зла желали. Увидят нас снова вместе, что если опять гневаться на тебя станут? И как обниматься теперь при них, когда ты по их мнению уже мне не жених?
– Тяжело тебе будет, солнышко моё, по лесам неделями летать, – заметил Рун.
– Не тяжело. Если будет к кому прижаться на ночь, – горячо заверила Лала.
– Это сколько хочешь, – улыбнулся он.
– Милый, ты уже покушал? – поинтересовалась Лала многозначительно.
– Ага.
– Тогда давай ложиться.
– Да рано же ещё. Не заснуть, – весело отозвался Рун.
– Я очень-очень устала, мой котик, – поведала Лала чуть иронично, но всё же с нотками мягкой искренности в голосе.
– Сейчас.
Рун убрал остатки еды в сумку, отряхнул кусок материи от крошек.
– Ложись, моя красавица, – молвил он ласково.
Крылышки Лалы сразу опали, она улеглась на куртке. Рун укрыл её материей и сам лёг рядом. Лала прижалась к нему.
– Ла-лала-лала, – замурлыкала она тихонько.
И столько было светлой радости на её личике, и столько счастья простодушного, и бесконечность теплоты, и приязни, и трогательной доверчивости. Много всего. Словно ребёнок, у которого осуществилась самая заветная самая бесхитростная и добрая мечта. Ну вот что-то такое.
– Странные вы всё же существа, – усмехнулся Рун. – Феи объятий.
– Что-то у тебя опять сердечко зачастило, как в наши первые дни, заинька, – невинно побуравила его Лала сияющими глазками.
– Волнительно, – вздохнул он. – Отвык.
– И что же тебя так волнует, суженый мой?
– А вот догадайся, – с юмором ответил он.
Лала долго смотрела на него приветливо, ничего не говоря, а потом вдруг её взгляд стал каким-то особенно беззащитным.
– Любимый.
– Что, голубка моя?
– Ты никогда не хотел… прикоснуться ко мне… там где нельзя. Пока я сплю? – спросила она мягко, продолжая глядеть ему в глаза.
– Вот те раз. С чего такие вопросы? – удивился Рун. – Тоже отвыкла?
– Ну, ты же парень. Мужчин влекут… женские тела, – пояснила она извиняющимся тоном.
– Я и раньше был парнем, не впервые вместе ложимся. Чего вдруг сейчас этим озаботилась? – продолжал излучать недоумение Рун. – Я дал тебе какой-то повод?
– Нет, нет, мой славный, – заверила она по-доброму. – Просто… раньше, когда мы спали вдвоём… это происходило ещё до деревни, в лесу. У нас были несколько иные отношения. Однако я и тогда чуточку опасалась. Ты хороший, но что как в тебе проснётся твоя мужская природа, и ты не удержишься?
– Лала, я никогда не причиню тебе обид, – с чувством произнёс Рун. – Ради чего мне это делать?! В чём выгода?! Одним прикосновеньем разрушить всё, что было между нами? Пойми, ты мне очень нравишься. Мне нравится любоваться, как ты лучишься счастьем. И будет горестно видеть, как ты грустишь. И будет мерзко, если я тебя расстрою. Обижу столь ужасно.
– Но если я сплю и не узнаю, Рун? Тогда ведь не обижусь.
– Ну и что. Я-то буду знать. Лала! Как мне потом оставаться подле тебя, ощущая себя подлецом и ничтожеством? Неужели ты не чувствуешь, насколько ты дорога мне? Я скорее отрежу себе руку, чем прикоснусь к тебе с желаньем оскорбить. Или сделать дурно. Ты меня влечёшь гораздо больше, Лала. Чем твоё тело.
– Я верю тебе, мой рыцарь, – очень серьёзно сказала Лала. – Я больше никогда не буду сомневаться в тебе. Даже на ноготок. Даже на капельку. Никогда не подумаю про тебя худого. Я и раньше не думала. Но немножко было боязно. Всё же ты парень.
– А ты моя кошечка, – улыбнулся он.
– Мяу, – умиротворённо поговорила Лала. – Так уютно, Рун. С тобой. У барона я спала на мягкой кроватке. На пуховой перинке. Но здесь сейчас уютней и теплей. Спасибо, милый.
– Лала, ты такая доверчивая, – порадовался Рун. – Что если я тебе наврал с три короба? А сам только и мечтаю… прикасаться, прикасаться.
Его наполненный шутливыми интонациями голос не оставлял ей сомнений, что он это не всерьёз.
– Я не настолько доверчивая, как тебе кажется, Рун, – весело ответила она. – Например сейчас я тебе не верю.
– Знаешь, Лала, – молвил Рун уже без всякой шуточности. – Я всегда боялся, когда мы вместе спали, что могу тебе случайно худое причинить. И до сих пор этого побаиваюсь. Вдруг выйдет так, что стану во сне ворочаться, и навалюсь сильно, или ударю ненароком, или пихну больно, или… ну…. рука попадёт куда-то не туда. Куда нельзя. И тем тебя обижу страшно.
– Рун, руками-то ты двигаешь порой. Что делать, у всего есть недостатки. Отодвинешь, да спишь дальше. Я не обижаюсь, – очень мягко поведала Лала.– Обижает, когда намеренно это делают.
– Спасибо за веру в меня, что я не нарочно. Но вдруг глубоко внутри всё равно сомневаешься? Что притворяюсь, будто сплю, дабы остаться безнаказанным.
Лала рассмеялась.
– Наивный ты, Рун. Когда б ты притворяясь это делал, то волновался бы, сердечко б у тебя стучало быстро, дыхание бы было учащённым. От меня бы это никак не укрылось. Сразу бы поняла, что не спишь. Ты не нарочно, я это точно знаю, не сомневайся. Я в тебя верю, заинька, но тут мне вера не нужна. Потому что всё слишком очевидно.
– Вот чёрт, ничего от тебя не утаишь, – покачал головой Рун в деланном сожалении.
– Ничего, – подтвердила Лала, улыбаясь. – Феи объятий хорошо разбираются в таких вещах. Ты у меня как на ладони, Рун.
– А вот и нет.
– А вот и да.
– Я тебя люблю, а ты считаешь, это просто дружеские чувства.
– Это и есть дружеские чувства, жених мой дорогой.
– А может быть дружеская любовь между парнем и девушкой?
– Между парнем и девушкой может и нет. А между парнем и проклятой феей объятий вполне себе да.
– Или тебе просто удобно так считать. Мучаешь меня, а совесть чиста, – не без иронии укорил её Рун.
– Бедняжечка, весь измучился, – добродушно посочувствовала Лала. – Значит сегодня тебе, Рун, предстоит очень-очень мучительная ночечка.
Она сладко зевнула.
– Смотри-ка, и правда спать хочешь, – подивился Рун.
– Притомилась за денёк, – кивнула Лала умиротворённо. – И прошлую ночь почти не спала.
– Ну, тогда засыпай, милая. А я ещё немножко полюбуюсь на твою красоту. Соскучился по этому дивному зрелищу, – ласково произнёс Рун.
Она закрыла глазки, продолжая безудержно сиять счастьем.
– Ты такой хороший, мой котик, – проговорила она сонно. – Знаешь ты это?
– Завтра мне об этом расскажешь поподробней, – усмехнулся Рун.
Пробудился Рун не так чтобы очень рано, но и не слишком поздно. Уже полностью рассвело. Повсюду весело перекликались лесные певички птички, было немного холодно, пахло лесом и свежестью. Лала спала рядом. Он поглядел на неё и разулыбался. Столько счастья отражалось на её личике, ну прямо светится. Умели бы люди так счастливо спать, кто бы захотел просыпаться. Хотя проснуться рядом с ней тоже счастье. Огромное, бесконечное. Полюбоваться на это сияние. Словно окунаешься в море радости жизни, когда лицезришь. Лала видимо всё же замёрзла, очень плотно к нему прильнула во сне. Рун почувствовал себя виноватым пред ней. Не развёл огонь. Правда кто ж знал, что ночь будет такой, одна из самых прохладных за последние месяца полтора. Но всё ж таки стыдно. С перебором подстраховался. Вряд ли бы кого-то привлёк их костёр, у всех есть свои. Он решил разжечь хотя бы сейчас, заодно похлёбку сварить, накормить Лалу горячим. В похлёбку к грибам да кореньям можно сыру добавить, будет сырная похлёбка, прямо роскошь для леса. Как говорится, когда вкусно, и жить не грустно. Ещё больше порадует невесту свою. Есть только одна проблема – чтобы готовить, нужно как-то подняться. Он очень осторожно попытался отстраниться от Лалы, но лишь меж их телами возник небольшой просвет, она тут же снова придвинулась плотно, и открыла глаза. Смотрела на него своими огромными чудесными очами, продолжая ослепительно сиять.
– Доброе утро, суженый мой, – приветливо молвила она.
– И тебе доброе, красавица, – улыбнулся Рун. – Прости, что разбудил.
– Да ничего. А ты что, куда-то уходишь? Как будто собирался меня оставить, – полюбопытствовала Лала.
– Костёр надо разжечь. Да похлёбку сварить, – объяснил он.
– Милый, давай ещё поспим, – ласково-ласково попросила Лала. – Так хорошо. Не хочется вставать.
– Конечно поспи, а я пока всё сделаю, – кивнул Рун.
– Нет, мне хорошо с тобой, а не одной. Побудь ещё со мной. Немножко, – произнесла она. Её голосок был полон нежных трогательных ноток.
– Ну ладно, – с охотой согласился Рун. – Тоже не хочу от тебя отходить. Наскучался за дни разлуки.
Лала радостно разулыбалась.
– Рун, – сказала она, излучая на него всё своё девичье обаяние. Её зрачки вдруг заблестели, словно озарившись озорным добрым светом.
– Что, любимая?
– Я тоже наскучалась. Давай сегодня никуда не пойдём. Помнишь, как мы провели целый денёк на бережку. В объятьях друг дружку согревая. Давай и сегодня так. Пожалуйста.
– Солнышко моё, я бы сам этого очень хотел. Очень, – поведал Рун мягко. – Только мы всё же довольно близко к замку, к городу. Вот представь, обнимаемся мы. В лесу, средь древ, словно укрывшись ото всех. А тут какой-нибудь охотник. И что же он подумает? Стыдно это будет. Испортит нам всё. Ещё люди начнут сплетничать да судачить. Додумывать то, чего и в помине не было. Или вдруг всё ещё погоня за тобой есть? Тебе придётся опять наказывать. Ты расстроишься, станешь переживать, вот это праздник будет у нас.
Лала молчала, явно разочарованная.
– Мы же всё равно в дальний путь отправляемся, – продолжил Рун. – Так к чему подобные риски? Коли у нас будет полно возможностей для безопасного уединения. Давай, как отойдём далеко, на сколько-то дней от города. Тут и устроим. День объятий.
– Правда-правда?! – с затаённым восторгом и надеждой выдохнула Лала.
– Да, – тепло улыбнулся он.
– Ой, спасибо, мой славный! – воодушевилась Лала. – Ты очень добрый! Жаль столько ждать придётся. Прямо умру от нетерпения теперь. Как выдержать несколько денёчков ожиданий?
– Ночами буду охлаждать твоё нетерпение, – усмехнулся Рун.
– Ну да, – кивнула Лала. – Это поможет. Ой-ёй-ёй, какая я счастливая! Ла-лала-лала.
– Рад, что смог угодить. Столь распрекрасной деве, – довольно заметил Рун.
– Рун, – посмотрела на него Лала с ласковым невинным очарованием.
– Что, красавица моя?
– А нельзя два… дня? Объятий. Раз уж придётся столько терпеть.
– Какая ты хитренькая, – покачал он головой весело. – Ладно, давай уж три дня. Для ровного счёта.
– Честно-честно? – недоверчиво спросила Лала.
– Лала, ну я ведь тоже этого хочу, – чистосердечно ответил он. – Когда ещё так выйдет. Просто побыть вдвоём. Чтоб никаких дел, только ради друг друга. Там есть места. Очень красивые. Озеро огромное, высокие холмы за ним. Остановимся на берегу. И целых три дня. Ты будешь моя.
– Ой-ёй-ёй! – только и смогла вымолвить Лала в безмерном восхищении. – Спасибо, мой хороший! Ты самый лучший у меня.
– Боюсь, надоем тебе за три дня, – с юмором посетовал Рун.
– Так не бывает, жених мой ненаглядный, – радушно улыбаясь, заверила Лала. – Ох, Рун, это ведь очень романтично! Словно дивное свидание. В красивом месте. Дарить тепло сердец друг другу. Обнимать. Три дня. Похоже чем-то на свадебное путешествие.
– Лала, тебе не кажется, что это немного странно? Для тех кто не влюблён и не планирует пожениться? – аккуратно поинтересовался Рун.
– Для двоих людей быть может, Рун. Для человека и феи объятий наверное всё же нет, – возразила Лала. – Не нужно искать плохое в таком хорошем, любимый. Послушай своё сердце, оно же шепчет тебе, что это что-то очень-очень хорошее, разве нет?
– Лала, оно не шепчет. Оно поёт. Во весь свой голос. От счастья, что будет те три дня с тобой.
– Моё тоже поёт, Рун. Ла-лала-лала. Ла-лала-лала. Теперь бы только дождаться. Нужно скорее идти, – вдруг заторопилась она.
– Рад твоему энтузиазму, – рассмеялся Рун добродушно. – Но прежде озера надо к ведунье всё-таки заглянуть. Глупо это не сделать, когда она почти по дороге. А сейчас нам поесть необходимо. Чтобы идти, силы потребны. Полежи ещё, Лала, подремли. Я пока костром да едой займусь.
– Давай я помогу с похлёбочкой, Рун, – предложила Лала.
– Отдохни, чтоб сил больше было на дорогу. Я сам, быстрее выйдет, – мягко произнёс он.
– Ну хорошо, – согласилась Лала.
– Всё, мне можно встать?
– Можно, милый. Раз у нас будет три денёчка, то можно.
Рун поднялся, укрыл её получше материей.
– Поспи ещё, Лала.
– Нет, не уснуть теперь, – поведала она. – Буду лежать и мечтать. Такие сладкие мечты. Ла-лала-лала.
– И что ты не хочешь замуж за меня, – молвил он с полушутливым недоумением. – Ведь всегда бы так быть могло.
– Не могу я за тебя выйти, милый мой заинька, – ответствовала Лала очень ласково. – И родители меня за тебя не отдали бы. Никак. Прости. Но ведь это не важно, когда у нас есть наше сейчас. У многих и дня такого счастья не бывает за всю жизнь, какое мы переживаем, и можем будем ещё переживать долго-долго, пока я здесь в вашем мире.
– Для меня важно, – улыбнулся Рун. – Я хочу всю жизнь. Ну да ладно. Так тоже неплохо. Отдыхай, Лала.
– Рун, можно мне одеялко наколдовать? Я сейчас смогу. Холодно без тебя, – попросила Лала.
– Ну конечно да. Разумеется без штрафов, – кивнул он. – Ты, Лала, такие вещи можешь не спрашивать. Это всегда необходимость, всегда без штрафов.
– Спасибо, любимый! – обрадовалась Лала. – Только я не всегда такое могу. К сожалению. Сейчас кажется смогу.
Она взмахнула рукой, и тут же кусок материи преобразовался в большое толстое расшитое цветными узорами одеяло. Рун лишь покачал головой, дивясь на это чудо.
– Ой, как тёпленько! – Лала тут же укрылась вся, снаружи осталось только её довольное личико. – Не хочешь ко мне, суженый мой?
– Хочу, но лучше займусь огнём и едой, – добродушно ответил Рун.
Он принялся готовить место для костра, слушая как Лала тихонько напевает. Снял ножом слой почвы с травой на небольшом пяточке земли, быстро собрал ветки поблизости, разломал, сложил, умело разжёг. Заострил и вбил колышки, положил на них толстую ветку, повесил на неё котелок, налил туда воды из фляжки. Пусть пока закипает. Потом углубился в лес, с мыслью и веток ещё найти, и может грибов, кореньев, а то и душистых травок для приправы. Сам улыбался всё время. Счастье испытывал. И удивлялся ему. Ну почему оно такое, почему всегда от неё? Сияет она, приветлива, и всё, и на душе царит рай. А коли отвернётся, как в тот день, когда они расстались у барона, то в мрак кромешный, горький и тоскливый, мгновенно переходит бытие. Ну вот же странно. Лишь она всегда. Определят состоянье сердца. Другие люди счастливы бывают от множества причин: от денег, от вещей. От славы, от побед, от достижений. Но в чём тут счастье? Разве это можно с девицею пытаться сопоставить, которой дорог ты, которая тебе безмерно радуется, счастлива с тобою? Безумие и сравнивать. Бесспорно, бывает в жизни разное. Допустим… у человека есть семья и он стремится заработать денег. Чтоб деток и супругу накормить. Когда он заработает, и пищу им принесёт, то это тоже счастье. Но всё-таки оно от деток, а не от денег. Тут сокрыта суть. Вот были б у него и Лалы детки, их счастье тоже б услаждало душу. От счастья близких истинное счастье испытывает каждый человек. А если кто-то счастлив от себя, единолично, от своих успехов, не радуя родных, не согревая. Возможно, что он просто не знаком со счастьем, принимая за него ошибочно нечто совсем иное.
Внезапно тишину леса нарушил испуганный девичий крик. У Руна словно бритвой по душе резануло. В тревоге бросился на полянку. Ещё из-за деревьев разглядел, что подле Лалы стоят трое мужчин. Вооружённых. Вроде бы просто стоят, ничего не делают. Она села, укрываясь от них за одеялом испуганно. Услышав топот Руна, мужчины сразу обернулись, один положил руку на рукоять меча, но обнажать не стал, другие даже и за рукояти не схватились, лишь внимательно уставились. Не помня себя, Рун подбежал к ним, лихорадочно соображая, что нужно предпринимать, и нужно ли что-то, когда они ведут себя… вот так спокойно, без явной враждебности. Одета вся троица была не то, чтобы плохо, но как-то потрёпанно, и не совсем как охотники, отдельные элементы воинской экипировки на них присутствовали, у одного из-под затасканного кафтана проглядывалась тонкая кольчуга. Непонятные личности, по виду которых сложно сделать хоть какие-то выводы, кто они и чем заняты в лесу.
– Что… – заговорил было Рун, но тут вдруг с удивлением обнаружил, что лежит на земле. Вроде бы только сейчас стоял на ногах. Когда упал и как, даже не заметил. Мысли заметались у него в голове, пытаясь разобраться в происходящем. Он начал подниматься, но почувствовал удар, усадивший его снова наземь, а затем ему в грудь упёрся меч.
– Сиди, не дёргайся, а то ещё раз по башке получишь, – прозвучал невозмутимый мужской голос.
– Пожалуйста, уходите! – заплакав, взмолилась Лала.
– Что же ты так неприветлива, красавица? – усмехнулся один из чужаков, широкоплечий дядечка с короткой курчавой чёрной бородой.
– Вот это смазлива! – подивился другой, мужик лет сорока, с ещё более короткой остриженной бородой. На его шее виднелся шрам кольцом, словно от удавки. – У меня таких милашек ещё не было. Наконец-то кто-то согреет в лесу.
– Мордаха у девки нереально хороша, – согласился третий, тот что уткнул меч в Руна, лысеющий верзила. – Похоже, они тут вдвоём. Место для ночлега одно. Лошадей нет. Судя по всему, сбежала из дома к кавалеру. Можно попробовать вернуть родне. Если заплатят. Одеяло-то богатое. Купца какого-нибудь дочь, я верно говорю. Или продать её кому. Тоже вариант. Такую купят, охотно.
– Много мороки, – возразил мужик со шрамом. – Сначала пусть нас обогреет. Там посмотрим.
– Эй ты, – обратился верзила к Руну. – Вы тут вдвоём? Кто такие? Куда идёте?
Рун молчал.
– Лучше тебе ответить по-хорошему, – благодушно посоветовал верзила. – И побыстрее. А то мы перейдём к по-плохому.
Ответов ему всё же получить было не суждено. Лала сбросила одеяло, воспарив. Личико её было горестным, но решительным, по щёчкам текли слёзы.
– Уходите! Сейчас же! – строго потребовала она.
Вся троица мгновенно впала в глубокий ступор. Застыли и таращилась на Лалу с открытыми ртами. Первым взял себя в руки мужик со шрамом на шее. Поклонился молча, развернулся и пошёл прочь. Остальные двое повторили за ним. Вскоре их спины растворились средь лесных зарослей. Лала опустилась к Руну, обняла его, продолжая тихо реветь. Её всю трясло.
– Рун, как ты, мой хороший? – взволнованно проговорила она, всхлипывая.
– Да вроде ничего, – с трудом отозвался он бесцветным голосом.
– Сильно тебе больно?
– Нет. А ты как, Лала?
– Испугалась очень.
– Прости. Не смог тебя защитить, – грустно повинился Рун.
– Рун, ты и не должен был. Их трое, а ты один. Кто бы смог? Даже рыцарь не справился бы, – стала подбадривать его Лала.
– Рыцарь не потащил бы тебя в лес, – вздохнул он. – Повёз бы по дороге. В карете. С охраной.
– Мне лес не страшен, мой славный. Я смогу нас защитить, – заверила Лала, утерев глаза пальчиками. – И зверюшки за меня вступятся всегда. Пока я тебе дорога, пока ты мне магию даруешь, я не дам нас в обиду.
– Ты их магией прогнала? – он погладил её по голове, пытаясь успокоить.
– Нет, Рун. Они сами ушли, – слёзки Лала стали понемногу утрачивать обильность. – Большинство людей понимают, кто такие феи. Мне так рассказывали. Редко какие отважатся пытаться зло причинить. Даже совсем плохие благоговеют. А кто не благоговеет, тот боится. Фея может за себя постоять. Только барон ваш почему-то… оказался недальновиден.
– Что если всё же к барону вернуться? – полувопросительно молвил Рун. – Поди тоже всё понял, теперь не посмеет тебя обидеть. Лес не для девиц. Опасно тут.
– Не могу я так поступить, Рун. Никак, – покачала головой Лала. – Я ему не верю, и я ему злое сделала. Он здесь повелитель, я должна уйти с его земель. Мне в лесу не опасно, правда. Когда у меня есть ты.
– Ну ладно, – смирился Рун.
Сколько-то они сидели молча, оба приходя в себя. Рун гладил Лалу по спине, по волосам, чувствуя, как унимается её дрожь, как она расслабляется, постепенно впадая в умиротворение.
– Значит это и были злые люди, Рун? – тихо поинтересовалась она.
– Похоже на то.
– Я злодеев не видала ещё. Это в первый раз.
– Надеюсь, что и в последний. Надо бы нам уйти отсюда, Лала. Что как они вернутся?
– Пусть только попробуют, любимый, – грозно заявила Лала. – У меня сейчас много магии. Это они нас должны бояться, а не мы их.
– Вдруг станут следить за нами.
– А вот и не станут. Я этого не допущу.
Лала взмахнула ручкой, и оставила держать на весу пред собой. Откуда-то сейчас же к ней на ладошку прилетел воробышек.
– Здравствуй, малыш, – приветливо обратилась она к нему. – Можно тебя попросить? Если какие-нибудь люди вдруг начнут идти за нами или следить, пожалуйста, ты и другие птички в лесу, покричите громко, чтобы мы узнали о преследовании. Хорошо?
Воробышек поклонился, чирикнул радостно, и улетел.
– Вот и всё, заинька, – улыбнулась Лала, глядя по-доброму на Руна. – Надеюсь, не станешь требовать штрафов за это с несчастной феи?
– Не стану, – не удержался он от ответной улыбки.
– Как же ты, Рун, выжил один несколько лет в лесу, когда в нём столько злых людей? Не успели уйти, как и наткнулись, – сочувственно молвила Лала.
– Не повезло просто, – пожал он плечами. – Да и это другой лес, в нашем люда вообще меньше. И ты пойми, Лала. Я крестьянин. Что с меня взять? Никто не станет творить злодейство без причины. Ради чего идти на грех? Вот был бы я один, без тебя. Думаешь, что бы произошло, встреть я этих троих? Скорее всего и накормили бы, и к костру своему пустили, и ничего не сделали бы. Вполне доброжелательно бы относились, и не узнал бы никогда, что они злые, считал бы хорошими приятными. Девицы, Лала, не ходят так далеко от поселений. И тому есть причины. Иногда и добрый человек вдруг становится злым, коли уверен, что никто не узнает про то, что он содеял зло, если он рассчитывает остаться безнаказанным. Это хорошо заметно на примере солдат. Дедушка рассказывал. Солдаты, завоевав чужую страну, много творят после победы. Даже те, кто добрыми себя считают. Потому что знают, что ничего им не будет, что вроде как они вправе мародёрствовать и творить насилие. Дедушка мне советовал не ходить в солдаты никогда. В ополчение можно. Так как оно лишь для защиты своего края от завоевателей.
– Грустно устроен ваш мир, – вздохнула Лала. – Мужчина должен быть рыцарем, должен оберегать дам, быть галантным и добрым к ним.
– Возможно, Лала, рыцари потому и рыцари, что они благородного происхождения, – поделился мыслью Рун. – У них всё есть, им ничего не надо. Зачем им тебя грабить, когда они знатны и родовиты, имеют титулы и деньги? Зачем им силой брать девицу, когда они для всех девиц почти что идеал, мечта?
– Да я же не о том, Рун. Не о титулах. А о душе. Когда мужчина не обижает девушек и деток, в душе он рыцарь благородный. Достойный уваженья дам. Ты вот настоящий рыцарь.
– То-то меня девицы в деревне так сильно уважали, – усмехнулся Рун.
– Ты не был с ними галантен, как им узнать, что ты рыцарь? – парировала Лала.
– Я был как раз галантен, – не согласился Рун. – Для них я дурачок, галантность дурака в том, что он дам не беспокоит. Вниманья им не нужно от него.
– Какой ты спорщик. Это не галантно. Девицам надо в спорах уступать, – с улыбкой пожурила его Лала.
– Ну вот и званье отобрали. Был рыцарем минуту лишь назад. И уж разжалован, – с деланным огорчением посетовал Рун. – Пойду я готовить, родная. Кажется мы оба пришли в себя. Ты больше не дрожишь. Скорее поедим, скорее уйдём отсюда.
– Не больно тебе, котик? А то давай полечу, – предложила Лала. – Не знаю только, выйдет ли.
– Да, терпимо. Необходимости в этом нет, – ответил Рун. – Даже не видел, куда и когда мне прилетело. Бац, и уже на земле. Защитника бы тебе, Лала, настоящего. Боюсь я за тебя.
– Не переживай, Рун, никто меня не обидит, – с теплотой заверила Лала. – Давай готовить вместе. Я хочу помочь.
– Давай, – кивнул он. – Я уж теперь не пойду в лес, не рискну тебя одну оставлять. Грибов немного есть, добавим картошки, сыра, нормальная похлёбка выйдет.
– Хорошо, милый, – ласково произнесла Лала.
Наверное ещё с пол дня они отходили от произошедшего. Оба были задумчивы и молчаливы, Лала часто ластилась по дороге, но без слов, подлетит, прижмётся. Рун обнимал её пожалуй с большим трепетом, чем обычно, с какими-то новыми чувствами, словно боялся потерять и опасался, что потеря неизбежна. Он болезненно ощущал свою бесполезность для неё. Много размышлял об этом. Вот сравнить себя и лорда. Был бы с ней сейчас господин Саатпиен. О безопасности тревога на ум бы даже не пришла. Жила бы в роскоши, в богатстве. Питалась сытно, в тепле спала. С охраной ездила. Как ни крути, эгоистично быть с ней. Ей нужен кто-то ещё. Если удастся найти ей лорда, кто магию давать ей сможет, то надо будет от неё уйти. Самому. Не важно, что не хочется безумно, не важно, что она не хочет. Всё равно надо. Так будет лучше. Она вот сделала что-то подобное для него. Бросила, совсем того не желая. Ей было трудно, не было никого рядом, кто магию способен даровать. Но всё равно бросила. Потому что хотела защитить. Надо и ему быть готовым на подобную жертву ради неё. Пока они в лесу, навряд ли им повстречается рыцарь благородный. Ещё сколько-то времени они точно будут вместе. Но как дойдут до города какого-нибудь, нужно иметь моральные силы для принятия правильного решения. Как трудно бы это ни было. Вот такие он думал думы. От этого внутри болело, и эта боль кажется производила больше магии, так как порождена была привязанностью сердца. Магия объятий не может не радовать фею объятий. Но феи чуткие натуры, Лала замечала, что его гнётёт что-то, и ластилась, дабы его утешить, ну и утешиться самой. Тоже не могла до конца оправиться от утренних событий. Для неё это была первая в жизни встреча с откровенным злом. Поэтому и она выглядела задумчивее обычного. Как будто пыталась осмыслить присутствие зла в мире, выстроить своё внутренне отношение к нему, найти способ смириться с тем, что зло есть. Грустила по своему королевству, столь чудесному, где всё такое хорошее и доброе. Чуточку сильнее тосковала по дому, по родным. И снова искала утешение в объятьях. Вот так они и шли. Ещё Руну приходилось тащить на себе одеяло. Свернул его, завязал верёвкой, и нёс на спине. Лала не смогла его обратить назад в материю. Расстроена была из-за злодеев, и потому оказалась не в состоянии развеять заклинание. Один раз попробовала, другой, третий. И никак. Оставалась только ждать. Волшебство было временным, с окончанием действия в полночь. Вроде бы кусок материи не такая уж и ценность, можно просто выкинуть. Но это в теории. На практике крестьяне народ хозяйственный. Вещь полезная, особенно когда ты вдвоём с девушкой, а замену в дороге взять неоткуда. Так что вариант с выкидыванием Рун даже не рассматривал. Странно конечно часами нести на горбу то, чего фактически-то и нет на самом деле. Немного глупо себя чувствуешь. Но куда деваться, раз так вышло.
Только к вечеру, остановившись для ночлега, они наконец полностью вернулись в прежнее счастливое расположение духа. Сначала уселись передохнуть, и Лала тут же воссияла, озаряя Руну сердце. Он тоже разулыбался. Лала буравила его весёлыми глазками, он любовался на неё.
– Вот же засада, это твоё одеяло, – пожаловался он с юмором. – Тяжёлое. Притомился тащить. И нет же чтоб к утру обратно в материю обратиться, хоть спали бы под ним. А оно в полночь. Ни то ни сё, и весь день пёр его.
– Прости, любимый, – повинилась Лала ласково.
– Да я не на тебя досадую, красавица моя, а на неудачу, – добродушно объяснил он. – Ты как раз наоборот, моя удача, самая главная за все мои годы. И десять одеял готов тащить, когда ты рядом.
– Мой рыцарь.
– Ах, если бы. Крестьянин, искусствам ратным необученный. Вот был бы с тобой начальник стражи. Или господин Саатпиен. Тем троим плохо бы пришлось. Мне так кажется.
– Мне они не нужны, Рун. Они не такие симпатичные, как ты, мой славный, – лукаво улыбнулась Лала.
– Ну, это да, – с деланной горделивостью кивнул он. – Надо бы костёр разжечь, да побаиваюсь теперь. Думаешь, предупредят нас птицы, если кто подойдёт?
– Предупредят, заинька.
– А ночью? Воробьи-то спят поди.
– За нами филины присмотрят, и совы. Не беспокойся. Побудь со мной ещё немножко, Рун. Потом разожжёшь.
– Ну хорошо, невеста моя милая.
Они замолчали ненадолго. Мирно было вокруг. Предвечерняя тишина, покой. Лишь где-то вдали трудился неугомонный дятел. Его деловитые постукивания еле слышными звуками разносились меж деревьев.
– Знаешь, Рун. А мне всё равно приятно в сердечке. Что мы будем в лесу. Столь долго, – сказала Лала. – Может тут и не безопасно, зато вдвоём, и днём и ночью. Никто не помешает. А когда до озерца дойдём. О, всё мечтаю, как это будет.
– Чего мечтать, я же и сейчас с тобой, – усмехнулся Рун.
– Там будет всё иначе, – не согласилась Лала. – Словно дивное свидание. Целых три денёчка. Это другое. Романтично очень.
– А ты хочешь со мной свиданий? – полюбопытствовал Рун. – Я вроде ненастоящий кавалер. Романтика нужна от настоящих, а от понарошку лишь дружба, разве нет?
– Ты, Рун, не совсем понимаешь, что значит быть кавалером для феи объятий, – с теплотой посмотрела на него Лала.
– Да где ж тут понять? – чистосердечно молвил он. – Ты-то хоть сама понимаешь? Не влюблена, но хочешь романтики. Так может быть?
– Может, мой котик. Феи не притворяются в подобных вещах. Ты всё равно мой кавалер, просто иначе, чем при влюблённости. Ты лишь жених мой понарошку. А кавалер по правде. Сама не знаю, в какой момент так получилось. Пойми же, магию и счастье порождают твои чувства нежные ко мне, как же я могу их не хотеть? Если бы моё сердечко их отвергало, и я лишь притворялась, что нуждаюсь в них, что ты мне нравишься, вышло бы, что у меня самая подлая, лживая и жестокая природа на свете. Феи не такие, Рун. Таких фей не бывает. К тому же ты мне дорог. Давно уже. Я люблю тебя по правде, милый. Я просто не влюблена в тебя. Но люблю по правде.
– Ну ладно, – буркнул Рун с довольной физиономией. – Всё лучше, чем ничего.
– А тебе этого мало, заинька?
– Мало. Вот когда начнёшь сходить по мне с ума, вот этого пожалуй хватит.
– А ты думаешь, так когда-нибудь будет? – развеселилась Лала.
– Ну я же симпатичный. Сама признала. Думаю, что никуда тебе не деться.
Лала лишь рассмеялась. Вздохнула умиротворённо.
– Не знаю, Рун, что с этим делать. С нашими отношениями, – призналась она вдруг тихим голосом. – Так не должно быть. Какие они у нас. Это всё из-за проклятья. Ну и из-за того, что ты хороший. И из-за того, что не хозяин мне, что отпустил. Всё так сошлось. Удачно для тебя. Я вот размышляю иногда. О своей природе. И… мне кажется… возможно ни одна фея объятий до меня не спала ночами в объятьях. Может я ошиблась, так поступая.
– И что, теперь отдельно спим? – спокойно спросил Рун.
– Вот уж нетушки, – с улыбкой ответствовала Лала. – Плохого в этом нет, я чувствую. Пока ты рыцарь мой надёжный, кто не обидит. Я твоя кошечка.
– Ну, хорошо, – с облегчением выдохнул Рун. – А то я уж как-то настроился на то, что вместе будем. Мне это тоже нравится, чтоб ты знала.
– Да я даже и не сомневаюсь, что нравится, суженый мой, – одарила его ироничным взглядом Лала.
Они ещё сколько-то посидели, согревая друг друга, а после занялись бытом. Лала не хотела просто ждать, вызвалась помогать, потому они и веточки для костра искали вместе, вместе готовили нехитрую походную похлёбку. Затем ужинали, по очереди, ложка-то снова одна на двоих – та, что Рун смастерил для Лалы когда-то, осталась в деревне. Рун решил, пока нет смысла выстрагивать ложку снова, а то опять выйдет столь корявая, что со стыда сгоришь, подождать нет никакой проблемы, феи много не едят, буквально минутка, и Лала уж сыта. Ему самому времени на поглощение пищи требовалось гораздо больше, но Лала его не торопила, сидела в грациозной позе, довольная, поглядывала приветливо на него, а он смотрел с восхищением на неё. Переговаривались о разном. Хорошо было. Рун даже вспомнил былые деньки, как хаживал по лесам с дедом. По ощущению сейчас происходило что-то подобное. Родной человек рядом, с кем уютно. Небо ещё только-только начинало темнеть, а они уж закончили все вечерние дела.
– Ну что, лёжа или сидя? – поинтересовался Рун весело.
Лала чуть призадумалась.
– Лёжа, – лучезарно улыбнулась она.
– Ладно. Можно на одеяле, пока оно ещё есть, – предложил он.
– На одеялке мягенько, – кивнула Лала.
Рун расстелил одеяло поверх куртки. Они улеглись. Лежали, глядя друг другу в глаза. В костерке негромко потрескивали угольки.
– Устала? – спросил Рун заботливо.
– Немножко. Отвыкла по лесам летать, – отозвалась Лала. – Грустишь ты мой хороший. Так и грустишь. Я чувствую. Всё не можешь забыть злых людей?
– Переживаю за тебя, – признался он. – Не того ты нашла себе кавалера. Как воин я пустое место. Ни меча у меня, ни доспехов. Ничего не умею. Вон даже мой бывший дружок Фосс, и тот на ратника обучается. А я просидел в лесу, ничему не научился.
– Рун, хочешь я тебе оружие попытаюсь наколдовать? Или доспехи. Если без штрафов, – аккуратно осведомилась Лала. – Вдруг да выйдет.
– А что мне это даст? – пожал плечами Рун. – Я мечом-то не владею. Меня за них скорее убьют. За меч и доспехи. Чтобы ограбить. Доброе оружие ценится. Надо тебе всё же рыцаря в кавалеры, нравится тебе сие или нет.
Как ни пытался он говорить непринуждённо, Лала уловила в его голосе тоскливые интонации.
– У меня уже есть рыцарь, – подбадривающе улыбнулась ему она. – Я нас защищу, Рун, не волнуйся. Лучше обнимай меня.
– Так вроде ж обнимаю, – подивился он с полушутливым недоумением.
– Ты мыслями своими сильно занят. И обнимаешь, а словно бы тебя и нет со мною рядом. Временами сегодня.
– Мало магии?
– Не мало. Но побольше бы хотелось. И её, и внимания твоего. Хотелось б… нежности.
– Уже и нежности тебе от Руна захотелось? – развеселился он.
– Захотелось. Ты мой жених вообще-то, Рун.
Он посмотрел ей в глаза очень тепло. Она ответила ему милым приветливым ласковым обворожительным взглядом.
– Моя красавица, – произнёс он с любовью, совершенно искренней.
– Ну вот, уже получше, – порадовалась Лала. – Наконец-то заметил меня.
– Прости. Закрывай глазки, раз устала, а я на тебя полюбуюсь ещё пока, – по-доброму молвил Рун.
– Нет, я хочу немножко ещё побыть с тобой, суженый мой. Полюбуюсь на то, как ты мной любуешься.
Они лежали, глядя друг на друга. Их лица, их губы разделяло всего ничего. Рун словно растворялся и тонул в её огромных синих зрачках. И столько было в них, как всегда, разных чувств отражено, приязненных, и светлых, и сердечных, наполненных и лаской, и доверчивостью, и трогательным невинным очарованием. Что голова начинала кружиться. Рун вздохнул, словно пытаясь продышаться.
– С ума меня ты сводишь, Лала, – посетовал он беззлобно.
– Затем и нужны феи объятий, чтобы сводить с ума неопытных юношей, – с нежностью и капелькой юмора поведала она.
– Ну понятно. Мне это нравится, чтоб ты знала.
– Я знаю, Рун.
Лала тоже вздохнула, продолжая излучать безмерную глубокую приязнь. Смотрела на него чарующе. Словно ангел, исполненный неземной любви.
– Рун, – обратилась она к нему тихо.
– Что, солнышко моё?
– А я тебе снюсь? Хоть иногда? – в её голоске слышалось спокойное умиротворение.
– Да. Даже часто.
– И что мы делаем в твоих снах?
– Разное.
– Расскажи. Или там то, о чём не рассказывают?
– Да нет, Лала, ничего такого. Вот например, мне раз приснилось, что я учу тебя рыбу ловить. А когда я поймал одну, ты вдруг расплакалась, что рыбке больно на крючке, и я никак не мог тебя утешить. В другом сне я явился на бал в какой-то знатный дом, и танцевал там с тобой. А цена за танец была… две жертвы. А когда наступила пора расплаты, мне вдруг стыдно стало, что я заставляю тебя это делать. И я ушёл, пока ты отвлеклась. А ты меня искала, всё звала «Рун, Рун». Просыпаюсь, а ты и правда сквозь сон меня зовёшь.
Лала негромко рассмеялась с теплотой.
– Это в деревне мне снилось, до нашего расставания. Ещё как-то приснилось, что ты спустилась ко мне на летающей колеснице. А я сказал: «я так и знал, что ты богиня». И мы стали кататься по небу. У лошадей из под копыт летели звёзды, и тут одна подкова отвалилась, и мы опустились в нашу деревню в кузню к Тияру. А потом мы никак не могли подковать эту глупую лошадь, она всё не давалась, лягалась. Приснилось однажды, что ты ушла. Что нету тебя, я тебя искал, искал, звал, проснулся чуть не плача, а ты тут, рядом, в избе, как я счастлив был, ты не представляешь. А вчера ночью, например, снилось… только ты не сердись, ладно? Снилось, что ты переодевалась, а я ждал, сидя спиной, и опять у тебя что-то не получилось. Ну и снова мне пришлось… зажмуриться и обнимать тебя… такой. А ты всё подтрунивала надо мной, что у меня сердце колотится. Оно и правда что-то трепыхалось. Я аж проснулся. Вот уж я был испуган.
– Почему? – удивилась Лала.
– Вдруг бы я взял и открыл глаза. И посмотрел на тебя там, во сне, когда ты… ну, без платья. Во сне же нельзя ничего гарантировать. Обидел бы тебя.
– Рун, это конечно стыдно. Но это ведь сон. Сны не могут обидеть. Мы над ними не властны.
– Всё равно. Не хочу обижать тебя даже во снах.
– Хороший мой, – проговорила Лала ласково. – Много я тебе снюсь, как я погляжу.
– А я тебе нет? – усмехнулся Рун. – Только и слышал в деревне своё имя из твоих уст ночами.
– Да дело-то не во мне, заинька, – добродушно ответила Лала. – Мне нравится, что я тебе снюсь. Это очень принято. Мне не хочется это отнимать у тебя. Но раз уж ты так горюешь, что ты не воин. Можно учиться ратному делу во снах. Я могла бы сделать так, чтоб ты учился. Будут учителя очень умелые, истинные мастера, великие бойцы, будет оружие, любое какое захочешь. Во сне нет ограничений. Только тогда я тебе не приснюсь более. Каждую ночь ты будешь тяжело трудиться над учёбой. И уже никакой Лалы и никаких небесных колесниц.
– И так правда можно научиться? – озадаченно воззрился он на неё.
– Не знаю, милый. Мне кажется, да. Известно, что одна фея получила так от древней прародительницы рецепт давно забытого зелья. А раз зелье можно выучить во сне, то наверное и всё остальное тоже. Я чувствую, что могу это. Сейчас для тебя. Жалко тебя, мой славный, вижу как ты переживаешь. Прямо чувствую это. Если сейчас захочешь, я тебя заколдую. Только без жертвы, Рун. Это же не совсем дар волшебный, ты будешь учиться сам, всё будет зависеть от твоих способностей и усердия.
Рун призадумался.
– А долго это? Так учиться? Быстро можно ратником стать?
– Как и в жизни. Не быстрее. Это же обычная учёба, только в необычном месте, – пояснила Лала.
– Тогда от неё мало проку, – с сожалением заметил он. – Не поможет тебя защищать. Пока я научусь, ты уже и домой вернёшься.
– Может да, может нет. Кто знает, насколько я здесь, – улыбнулась Лала. – Решай, Рун. Это сложное колдовство. Я потом наверное не смогу его уже сотворить. Сейчас могу.
Рун углубился в размышления.
– Ну, хоть азам научиться каким, и то будет неплохо, – произнёс он наконец. – Ладно, я согласен. Не уверен, что это по чести, брать с тебя новое чудо. Но уметь защищать себя и своих близких важно. Тут нельзя безоглядно идти на принцип. Надеюсь всё же, я честь от этого не утрачу. Заколдуй меня, Лала.
– И без штрафа? – спросила она чуть иронично.
– Без. Так и быть. Мне будет не хватать тебя во снах, моя ненаглядная. Но я утешусь тем, что ты со мной в реальности. Дед всегда говорил: «меч без ратного умения просто железка. А ратные умения даже палку сделают в твоих руках мечом. Именно они оружие воина». Хочу быть вооруженным. Смотришь, и тебе лучше пригожусь.
– Сколько времени хочешь учиться во снах, Рун?
– А сколько можно?
– Кажется, сколько пожелаешь. Тут магии одинаково истратится независимо от срока.
– Знатные годами учатся, насколько я знаю. Сызмальства и до взрослых лет, – подумал он вслух, пытаясь определиться.
– Годы тяжело тебе будет, Рун. Из ночи в ночь беспросветно учиться, – с сомнением озвучила своё мнение Лала. – Тем более, неизвестно, можно так научиться ратному ремеслу, или всё же нет.
– Сны всё равно задаром пропадают. Не жалко, – пожал он плечами. – Если уж пробовать, то по серьёзному.
– Ну, как пожелаешь. Сделаем всё проще. Во снах твоих будет небольшой алтарь, а на нём свиток с этим заклятьем. Как надоест тебе, порвёшь его во сне, и всё закончится. Пока не порвёшь, будет продолжаться.
– Это идеально, – одобрительно кивнул Рун.
– Но ты, любовь моя, не переусердствуй, – попросила Лала. – Коли почувствуешь, что тебе после снов становиться худо, что сил нет совсем, порви свиток, или скажи мне, я всё отменю, хорошо?
– Ага.
Лала коснулась его головы ладошкой.
– Сделано.
– И всё? – удивился он.
– Всё.
– Ничего не почувствовал.
– Я почувствовала. Магия в тебя вошла точно, Рун.
– Спасибо, Лала, – с искренней благодарностью проговорил он. – И прости, что, ну, опять твоими чудесами пользуюсь.
– Да ничего, заинька, – по-доброму ответила Лала, сияя личиком. – Для того и нужны феи. Нам нравится творить чудеса.
– Много магии потратила? – участливо поинтересовался он.
– Порядочно. Но меньше половины даже. На озерце всё быстро восстановим, правда? – невинно посмотрела она на него.
– Само собой, – усмехнулся он. – Эх, жаль что без штрафа. Так бы было совсем замечательно.
– А мне жаль тебя. Не увидишь теперь меня во снах, бедненький. А во снах ведь можно и целоваться, там запретов нет, – лукаво проронила Лала.
– Действительно. Большая потеря, – с деланным огорчением посетовал Рун. – Придётся теперь мне почаще тебе сниться. Чтобы хоть так во снах встречаться.
У Лалы краска прилила к щёчкам.
– Ого, да ты покраснела, – ласково заметил он не без доли тёплой иронии. – Чем мы там у тебя занимаемся?
– Не скажу, – с улыбкой буркнула Лала.
Каждое утро Руна теперь начиналось с сияния. Не солнца, а личика спящей бесконечно счастливой феи. И сегодня было не исключение. Он проснулся, ощущая её рядом, открыл глаза. Она ещё спала, прижалась к нему, а сама так и светится упоительной радостью бытия. Фея невинное существо, и счастье её невинно, оно доброе, оно озаряет твою душу и дарит ощущение торжества чего-то очень хорошего и правильного, ради чего стоит и хочется жить. Это сияние разительно отличалось от их ночей в деревне. Там так не было, там она обычно спала умиротворённой, а прикоснёшься к ней, начинала еле заметно улыбаться. А сейчас просто всепоглощающее безудержное счастье. Тут и понимаешь, почему для неё спать в объятьях столь важно, столь желанно было всегда, тут и задумаешься, не жестоко ли не позволять ей этого? Но когда рядом бабуля, какие варианты? Люди в совместном ночевании ищут дурное, и по сути они правы, для таких вольностей нужно быть женатыми. Нужно быть очень особенными друг для друга, в представлении человека единственный способ достичь сей особенности – брак, когда двое скрепляют свои чувства клятвой под небесами и уж не расстаются с тех пор до гроба. В представлении фей объятий всё несколько иначе, люди им не пара, а вне отношений мужчина-женщина любой уровень близости не грех. Кошки ведь действительно часто спят в постелях хозяев. И ластятся. Проблема в том, что для человека фея вовсе не кошечка. Она – самая желанная девушка на свете. И тут всё зависит от доверчивости феи и ответственности человека. Будешь вести себя с ней как рыцарь, не обижая, не подвергая угрозе её честь и веру в тебя – сохранишь то удивительное, что есть меж вами. Нереалистичную по своему градусу взаимных чувств дружбу-любовь. Станешь пытаться сделать своей, и всё. Плохие люди всегда ставят собственные желания, порой даже самые мелкие, выше счастья других. Плохих людей в мире много, себялюбивых ещё больше, к тому же парню сложно совладать с собой, когда его тянет к девушке, которая ему по сердцу. Потому недоверие людское в целом оправдано. И всё же оно не учитывает, кто такие феи, тоже воспринимая их девицами. Ну как можно захотеть обидеть столь чудесное создание? Особенно когда оно так сияет. Наполняя и тебя счастьем. Глупости это.
Рун разулыбался, любуясь Лалиным личиком, её разметавшимися золотыми волосами. Погладил её по плечику, осторожно, чтобы не разбудить. Порадовался, что это теперь можно. Уже полностью рассвело, ночь выдалась не холодной, воздух имел вполне комфортную температуру, неугомонные птички, как всегда с утра, наполняли воздух мелодичным щебетанием, добавляя ощущения праздничности. На душе ему было очень легко и светло. Боль от вчерашних дум куда-то исчезла.
– Пробудился, суженый мой? – сонно произнесла Лала с закрытыми глазками, продолжая лучезарно светиться.
– Прости. Разбудил тебя, – тихонько повинился он. – Думал, не разбужу.
– Сердечко зачастило у тебя, – довольно объяснила Лала. – Как тут не проснуться. Что это с тобой?
– Залюбовался.
– На меня?
– Ага. На кого же ещё.
– Ну, это приятно. Любуйся дальше.
Она вдруг разомкнула веки и уставилась на него, как-то по-особенному, излучая безмерную приязнь, тепло, любовь. Он смотрел на неё, она на него. Смотрела, смотрела, смотрела. Согревая ему сердце.
– Глазки мне строишь? – усмехнулся он, не выдержав.
– Строю, – весело кивнула она.
– Хочешь, чтоб я совсем голову потерял?
– Хочу.
– Вот я тебя поцелую, раз так. Что будешь делать? – высказал он шутливую угрозу.
– А вот и не станешь, – мило улыбнулась Лала.
– А вот и стану.
– А вот и нет.
– А вот и да.
Он вдруг приподнялся на одной руке, склонился над ней. Навис, глядя прямо в глаза. На её личике проступили удивление и страх. Она смотрела на него, чуть не плача. Не шевелясь лежала, и лишь смотрела. Рун отстранился, расстроенный сел рядом.
– Испугалась? – спросил он тихо.
Лала не ответила. Лежала и молчала. Рун тяжело вздохнул.
– Прости, Лала. Я не в серьёз. Думал, ты поймёшь. Не знаю, почему ты приняла за правду. Но это печально. Вот ты сейчас, чуть погодя, осознаешь, что ошибалась на мой счёт, что я не собирался целовать, а лишь тебя хотел развеселить немного. И снова станешь жизнерадостна. А я теперь всё время буду помнить, что ты такого мненья обо мне. И это не уйдёт и не исчезнет. Не через миг, не через час, не через день. Где я тебе дал повод так сомневаться во мне, не ведаю.
Лала тоже села. Тоже вздохнула.
– Ну вот, теперь выходит, это я тебе обидела. Ты хитренький.
– Ужасно хитрый, – мрачно улыбнулся он.
– Рун, пойми, девушки не владеют своими чувствами, – поведала Лала грустно. – Ты был правдоподобен очень. Мне стало страшно. Такова наша природа. Если девица боится мышки, это же не значит, что мышка жуткий зверь. Девушки так устроены. Ты мужчина, ты сильный, захочешь мне что-то сделать, я не сумею защититься.
– Ну, ты-то сможешь. У тебя есть магия.
– Наивный ты, Рун, – покачала головой Лала. – Ты же мне не враг. Ты мой друг. Как ты себе это представляешь? Защитная магия здесь бессильна.
Они замолчали. Над их головами всё так же разносились жизнелюбивые птичьи трели.
– Лала, давай мириться, – мягко попросил Рун.
– Давай, – сразу оживилась она. Придвинулась к нему вплотную.
– Нет, не в объятьях, – усмехнулся он.
– А как? – полюбопытствовала Лала.
– Обидела меня, так исправляй. Всё повторим, и сделаешь как надо.
– Что повторим? – воззрилась она на него с весёлым недоумением.
– Ложись как было, – Рун показал ей рукой на куртку.
Она улыбнулась, легла на спину. Рун склонился над ней.
– Настало время жертв, – объявил он с шуточной угрозой.
– Ой, как страшно, – смеясь, иронично и чуть дразняще запричитала Лала.
Они смотрели друг другу в глаза. Их губы раздели сантиметры. Щёчки Лалы слегка порозовели. Взгляд стал немного напряжённым. Рун отстранился, лёг рядом, приобнял её.
– Уф, аж голова как будто закружилась. Глядеть так близко на такую красоту, – признался он простосердечно.
– Я победила! – порадовалась Лала, излучая счастье.
– В чём?
– В дуэли взглядов.
– Ну, в них ты мастер. Мне с тобой не сладить.
– Да, так и есть, мой заинька.
– Вот только что ж ты покраснела? Когда смотрели.
– Врёшь! – возразила Лала добродушно.
– А вот и нет.
– Сам-то. Был как помидор.
– Так уж и как помидор? – с юмором высказал сомнения Рун.
– Ну, может нет. Но ушки-то залила краска.
– Близко очень. Волнительно, – поведал он.
Какое-то время они лежали, ничего не говоря. Над ними сияла голубизной бесконечность утреннего неба.
– Рун, – позвала Лала вскоре.
– Что, милая?
– Давай больше так не делать. А то какие-то любовные игры уже получаются. Это немножечко перебор.
– Как пожелаешь, – охотно согласился он. – Может и правда перебор. Хотя… на магию объятий наверное влияет благотворно.
– О, тут не сомневайся даже, – сияя, подтвердила Лала. – Я бы сейчас на ножках не устояла никак.
– Ты кажется всё равно немного испугалась под конец.
– Рун, что бы ты о себе не думал. Опасность велика, когда мы так близко, – мягко проговорила Лала. – Ты мужчина. Я тебе нравлюсь. На мгновенье потеряешь над собой контроль. И всё. Назад уж не вернёшь.
– Лала, так не будет никогда.
– Риск слишком велик, котик. Поцелуешь, и всё, ущерб для чести. Как жить тогда? И как дружить с тобой? Не стоит ставить под угрозу наши отношения.
Из-за вершин деревьев показался край белоснежного облачка, безмятежно плывшего в вышине. Эта безмятежность словно передавалась сверху в душу, убаюкивая.
– Лала, а почему это такой ущерб для чести? – тихо поинтересовался Рун. – Ведь ты же мне должна. Ну, стала бы считать, что расплатилась.
– Я тебе должна другое, мой хороший. Тот поцелуй мой дар. А этот был бы насилием твоим. Есть разница.
– Пожалуй верно, – признал он.
Они снова ненадолго замолчали, пребывая в счастливом умиротворении. Вокруг них на полянке зеленела травка. Вздымались вековые дерева, держа на своих кронах свод небесный. Безветрие комфорт дарило телу, а утро наполняло воздух свежестью.
– Рун, а ты думаешь о том, как это будет? Ну… жертва, – спросила Лала доверительно.
– Нет, не задумывался.
– А я иногда думаю. Пытаюсь представить.
– И что ты видишь?
– По-разному. Порою страшно. Порою стыдно. Но коли вспоминаю, что ты герой. Который спас, который отпустил, мой добрый друг и верный рыцарь. То волнительно и словно согревает внутри. Мне кажется, он будет очень ласковым. Этот поцелуй. И трепетным. И нежным. И печальным. Потому что мы расстанемся после него. Навсегда.
– Бедняжка, как ты будешь без объятий, когда вернёшься в мир свой, – весело посочувствовал ей Рун.
– Ну, выйду замуж. Муж поди обнимет, – разулыбалась она.
– Действительно, – притворно огорчился он. – Тебе-то хорошо. А кто меня обнимет?
– В лесу найдёшь медведя и обнимешь. Он будет рад, – ответствовала Лала озорно.
– Жестокая.
– А вот и нет. Прикинется прям несчастненьким. Чтоб фея пожалела. Найдёшь себе невесту. Рун, за тебя это никто не сделает. Захочешь найти, найдёшь. Другие же находят, все привсе. И ты найдёшь.
– Какая ж за меня захочет, когда я фею столько обнимал? Скажет, ступай-ка к своей фее. Иль к медведю.
– Я тебя не заставляю обнимать. Сам виноват.
– Да уж! – только и смог вымолвить он.
– Что тебе хоть снилось-то, Рун? Расскажи. Очень любопытно, – попросила Лала.
– Да как-то не запомнилось, – пожал он плечами. – Что-то снилось, а что… забыл. Но кажется не ты. Как будто эльфы. С какими-то эльфами вроде бы беседы вёл. Странно, да? Мне до сих пор не снились эльфы. На картинках видел их несколько раз, и всё.
– Ну, значит всё получилось, мой славный, – уверенно заявила Лала.
– Почему ты так думаешь?
– Моё волшебство должно было вызвать в твои сны самых величайших воинов прошлого. Из тех, что умерли уже. А самые великие воины, это эльфы. Все это знают, – объяснила Лала. – Они живут тысячу лет. Представляешь, сколько опыта накапливают за жизнь? Эльфы вообще мастера во всём. Их искусства потрясут любого. Вот ежели ты услышишь, к примеру, впервые музыку их лучших композиторов, ты будешь рыдать. И от пения их лучших менестрелей будешь рыдать тоже.
– Я рыдать от песенок? Вот уж вряд ли, – рассмеялся Рун.
– Смейся-смейся, – улыбнулась Лала. – Но я верно говорю. Будешь слёзы лить безутешно, как ребёнок.
– Ох и фантазии у тебя обо мне, любимая, – покачал Рун головой. – Знаешь, всё же мне кажется, не научиться тут ничему ратному. Во снах. Как научиться, если ничего не помнишь? Боюсь, зря ты истратила магию.
– Феи колдуют по наитию, мой дорогой, – поведала Лала. – А наитие иногда прозорливее ума. Редко бывает совсем уж зря. Чему-то всё равно научишься. Всего-то ночечка прошла, а ты уж выводы делаешь.
– Посмотрим. Хуже-то не станет от снов. Просто магию твою жалко.
– Нашёл что жалеть, глупенький. Когда у меня есть неиссякаемый источник магии, – с иронией заметила Лала. – К тому же пополнять её так приятно. Чего бы не потратить. Когда без штрафов.
– Штрафы тоже иногда бывают очень приятными, – невинно проронил Рун. – Тебе надо попробовать.
– Может как-нибудь и попробую. Мечтай об этом, заинька, – весело ответствовала Лала.
Довольно скоро после того, как они, позавтракав, продолжили путь, дорога их обрела отчётливый уклон вниз, пусть и небольшой, но стабильный. Деревья вокруг постепенно стали пониже, потоньше, всё чаще средь них виднелись стволы, заросшие у основания мхами, много начало попадаться и гнилого валежника. Лала озиралась на происходящие в окружающем её пейзаже изменения чуть с сожалением и как будто с опаской.
– Сколь дремучий лес, – произнесла она, неуверенно поглядев на Руна. – Жутковатый.
– Да не бойся, просто к болотам подходим, – улыбнулся он подбадривающе, пытаясь непринуждённым тоном развеять её тревогу. – Вот перейдём их, и всё, и можно уж не страшиться, что встретим кого, через болота никто не полезет без дела. К тому же не все городские знают тропки безопасные. Там уж намного вёрст вокруг почти не души.
Лала остановилась, с удивлённым личиком. Рун вынужден был сделать то же самое, вопросительно уставившись на неё.
– Ты мне не говорил, Рун, что мы через болота пойдём, – её голосок прозвучал робко и как будто с упрёком.
– Ну, милая, откуда ж мне было знать, что тебя необходимо предупредить заранее? – мягко повинился он. – Так бы конечно сказал. Чего тебе бояться, ты же не можешь утонуть. Тут кругом болота, чтобы их обойти, много дней придётся потерять. Если в сторону столицы путь держать. Через болота гораздо сподручней. Я тропки здесь хорошо знаю, с дедом много хаживал. Бывает, в древнем лесу ничего не уродится, тогда сюда ходим. Особенно когда засуха, тут всё равно и дичь, и ягоды, и грибы. Всегда есть.
– Рун, тебе известно, что болота это средоточие нечистой силы? – сообщила Лала с сожалением.
– Ну, болот более всего боятся у нас, это да, – кивнул он. – Мужики много болтают. Кто что видел. Дедушка мне сам рассказывал. Шёл тут как-то, так получилось что один, и словно кто-то за спиной всё время. Обернётся, а там как будто фигура, мхами поросшая. Раз, и исчезнет. Он снова чуть пройдёт, обернётся, а она снова там, уже немного ближе, и снова раз, и исчезнет через миг. Всё время не мог понять, чудится ему или нет, так быстро исчезала. Вот уж он струхнул тогда. Дух болотный его преследовал.
Щёчки Лалы побледнели, тут Рун и понял, что зря начал делиться с ней этой историей.
– Да не бойся, солнышко моё, – очень ласково молвил он. – Днём здесь безопасно. Правда. Многие ж ходят. Я не раз хаживал. Одному не надо через болото идти. И ночевать посреди него не стоит. Днём вдвоём нормально. Безобразничала бы в наших болотах нечисть, сюда бы никто ногой не ступил, уж поверь. У нас народ осторожный.
Кажется его слова не слишком придали Лале уверенности. В её глазках продолжали отражаться сомнение и робость.
– В принципе, ежели сильно боишься, ты могла бы просто перелететь болота, – поделился он с ней своим соображением. – Крылья, удобная вещь, надо признать. Вот только мне совсем не хочется оставлять тебя одну. Мало ли что. Опять начнёшь какого-нибудь лося спасать. По болотам я могу к тебе и не добраться. Если клятвенно пообещаешь, под страхом жертвы, что не истратишь магию до конца, даже если увидишь зверюшку в беде, я тебя отпущу. Но я бы не хотел. Лучше не надо.
– Всё только и думает о жертвах, – буркнула Лала. – Сам сказал, одному нельзя в болотах. Значит я тебя не оставлю.
– Это в основном чтоб не утопнуть. Один провалится, другой поможет выбраться, – объяснил Рун. – Но я тут хорошо тропки знаю. И сейчас не весна. И лето сухое. Поди не провалюсь. Я за тебя боюсь, Лала, не за себя. Поэтому не хочу отпускать. Ну и чтоб было кого обнять, – добавил он с улыбкой. – Идти-то не один час. Соскучусь.
Лала чуть повеселела, одарила его тёплым ироничным взглядом, подлетела вплотную, прижалась.
– Страшно, – вздохнула она.
– Сильно боишься нечистых сил? – участливо поинтересовался Рун.
– Боюсь.
– А чего так?
– Потому что страшно, – отозвалась она таким тоном, словно вопрошала «что же тут непонятного».
– Магия не поможет защититься? – продолжил любопытствовать Рун.
– Это же не люди, – поведала Лала. – В вас магии почти нет, потому она от вас хорошо защищает. Вам нечего ей противопоставить. И они плохо изучены. Малоизвестны. Поэтому нет уверенности, как против них оберегаться. И пред феями они не благоговеют точно.
– Понятно, – Рун призадумался. – Знаешь, Лала, выбор-то у нас невелик. Идти болотами. Или пойти назад, выйти на большую дорогу, и по ней. Или вернуться в деревню, помириться с бароном и просить его помощи. Три варианта.
– А что если по дороге пойти? Чем это плохо? – осведомилась Лала.
– Там люд. Всякий, кого встретим, будет на тебя дивиться. Покою нам не дадут. Слуги барона найдут нас наверняка. Идти гораздо дольше. Есть шанс, что кто-нибудь подвезёт на телеге, если встретим попутчиков. Но на телеге – это тоже не быстро. А ещё стоит помнить про разбойных людей. Они как раз у дорог промышляют. Мало ли. Прошлые злодеи пред тобой заробели, другие может и не сробеют, наоборот, захотят поймать. Разбойники – лихой народ, такой жизнью жить смелость нужна, как ни крути. Если у барона попросить охрану вооружённую в сопровождение, тогда другое дело.
– С бароном я не хочу более встречаться, котик, – произнесла Лала умиротворённо.
– Ну и, само собой, если пойдём по дороге, то никакого озера, и никаких трёх обнимательных дней, – добавил Рун.
– Всё, решено, идём болотами, – тут же объявила Лала безапелляционно.
– Да уж! – усмехнулся Рун.
– Что? – посмотрела на него Лала с милым очарованием. На её личико вернулось сияние.
– Да нечего, – рассмеялся он.
– Хочется, – улыбнулась Лала. – Жду этих трёх денёчков, ты бы знал, как.
– Да я и сейчас с тобой, – продолжал посмеиваться Рун. – Сама же говорила, надо наслаждаться тем, что сейчас, а то пропустишь его в мыслях о грядущем.
– Я и наслаждаюсь, любовь моя. Каждой минуткой, – добродушно ответствовала Лала. – Просто там будет… о, как это будет. Что-то особенное. Наверное самое замечательное из всего, что было у нас.
– Пожалуй так, – согласился он.
Вскоре они снова передвигались по лесу. Рун вырезал себе из крепкой сухой ветви длинную палку выше своего роста. Вокруг них в низменностях и ямках всё чаще стали попадаться лужицы, иногда прозрачные, иногда затянутые ряской. Периодически то там то сям раздавалось лягушачье кваканье. Мох на некоторых деревах покрывал уж не только основания стволов, но и нижние ветви. В какой-то момент уклон земли наконец закончился. Рун остановился.
– Ну вот, Лала, тут начинаются наши болота, – сказал он. – Теперь уж ты не опускайся на землю иначе чем строго за мной. Лучше вообще не опускайся.
– Хорошо, милый, – кивнула она.
– И нам придётся не держаться за руки, – извиняющимся тоном продолжил он. – И даже говорить как можно меньше.
– Почему? – шепнула Лала с испуганными глазками. – Чтобы нечисть не привлечь?
– Да что ты, нет, вовсе нет, – улыбнулся он ей ободряюще. – Мне нельзя слишком отвлекаться. Нужна полная внимательность. Болото не любит беспечности. Я-то не летаю. Чтобы не провалиться и не утопнуть. Поэтому.
– Понятно, – Лала успокоилась. – Я тебя, Рун, вытащу, если что. Магией. Наверное.
– Слово «наверное» что-то не очень вдохновляет, – весело признался Рун. – Лучше не проваливаться. К тому же если провалишься, без обуви останешься в миг. Мне не хочется босиком потом неделями по лесу.
– Из водички я бы тебя точно спасла, Рун, если бы ты тонул, – поведала Лала. – А из болота… я не знаю. Тут всё по-другому. Я никогда не была на болоте. Феи по болотам не лазают. Надеюсь, что смогу, коли худое случится.
– Будем стараться, чтоб не случилось, – пожал Рун плечами. – Ну что, готова? Или хочешь передохнуть.
Лала с сомнением оглядела сырую заросшую мхами землю вокруг.
– Готова, – откликнулась она.
Рун уверенно двинулся вперёд. Местные болота обширны, простираются вдаль на много вёрст, а уж в стороны почти необъятны. Ничего плохого в этом нет, наоборот, болота прекрасная природная защита от врагов – если выйдет конфликт с соседними лордами, они конечно не помешают нападению, соседи тоже отлично знают все тропки, но наиболее кровожаден и жесток враг из далёкого чужеземья, и вот он пусть попробует пройти. Часть болот покрыта лесом, часть представляет собой травянистое или водное пространство. Лесные участки гораздо безопаснее – держись строго близ к деревам, там не провалишься. Меж деревьев нередко лежат упавшие стволы, позволяя по ним переходить подозрительные лужи, ручьи и поросшие болотной травой места. А ежели и провалишься куда, рядом есть много чего, за что можно ухватиться. На открытом пространстве уповай на лучшее и будь максимально осторожен – провалишься, не факт что выберешься. Сейчас вокруг был лес, причём вполне добрый, деревья относительно толстые и высокие, что означает, стоят на твёрдой почве. Только что замшелые. Мхи и правда придают пейзажу зловещий оттенок, именно в таких местах по преданиям легче всего встретить что-то жуткое и опасное, какую-нибудь нечисть. Но предания преданиями, а в жизни мало кто может похвастать, что отчётливо видел нечестивых существ. Да и против них есть относительно неплохое оружие – вера, святые знаки и стойкость совести. Будешь прятаться от всего злого дома – помрёшь с голода.
Болота отличаются от прочего леса не только мхами да влажностью. В них практически не встретить зверья. Ни медведи тут не ходят, ни волки, не олени, почти не найти лису, зайца или ёжика. Однако и здесь вовсю кипит жизнь. В лужах резвятся водомерки, в воздухе носятся стрекозы, лягушки да жабы квакают вокруг, в траве прячутся ящерки и мышки, птицы вполне комфортно чувствуют себя в ветвях, а иные и на земле, причём иногда такие, каких вне болот особо и не встретишь. Когда Рун с Лалой вышли из леса на край протяженного открытого пространства, вдали от них пролетела цапля. Были и ещё одни существа, присутствие которых обычно трудно проигнорировать.
– Что-то меня комары совсем не кусают. Даже и жужжания более не слыхать. Несколько раз укусили, и потом будто и нет их. А ведь это болото, здесь их всегда много. Ты наверное колдовством их отогнала? – с хитроватой улыбкой предположил Рун, обернувшись к Лале.
– Так я тебе и признаюсь, заинька, – довольно ответствовала она. – Конечно я тут вовсе ни при чём. Я совсем-совсем даже и не колдовала. Уже давно.
– Спасибо, если что, – уже серьёзно произнёс он. – Только, Лала, нет в этом необходимости, если это ты. Не надо больше. Бывают годы, когда тут комарья столько, что не сунешься, живьём сожрут. В это лето их мало совсем. Хороший год.
– Не за что, мой дорогой, – озорно посмотрела на него Лала. – Потому что это не я.
– Ну ладно, поверю на слово, – добродушно кивнул Рун. – Вот тут, Лала, один из самых опасных участков. Очень медленно придётся идти. Не устала?
– Если только чуточку, милый.
– Пожалуй тебе нет смысла со мной этот путь проделывать, – задумавшись на мгновенье, озвучил он своё мнение. – Лучше или тут подождать, пока я иду. Передохнёшь, а как я дойду, махну тебе рукой, так и прилетишь. Ну или лети вперёд, и впереди меня жди. Там будет нечто вроде островка твёрдой земли, каменистой. Вон, видишь где деревца низенькие, несколько? Обычно там сухо, там привал делают. И мы сделаем.
– Я боюсь одна, Рун, – мягко сказала Лала.
– Солнышко моё, я до того островка буду с час добираться, – молвил Рун. – Зачем тебе столько времени подле меня висеть, крылья натружать? Лети вперёд, там же не лес, всё открыто вокруг, сможем без труда наблюдать, ты за мной, а я за тобой, никто не подберётся неожиданно. А станет страшно, или соскучишься, тут ко мне и подлетишь.
– Ну хорошо, – вздохнула Лала. – Только я уже соскучилась, любимый.
Рун тут же шагнул к ней, притянув за талию к себе. Они стояли, глядя друг другу в глаза, он улыбался ей, она ему.
– Скорее бы до озерца, дойти, – проговорила она жалостливо. – Прямо не дождусь. О, как это будет.
– Там, на островке, на привале, уж я тебя согрею, – пообещал Рун полушутливым тоном. – Там и присесть можно и полежать даже.
Лала не ответила, лишь снова вздохнула. Прошла минутка, другая, и она отстранилась, чуть разомлевшая, с сияющим личиком.
– Ладно, полечу, – нежно произнесла она. – Буду предвкушать, как ты придёшь и меня обогреешь.
– Ох, Лала, – рассмеялся Рун, словно журя её. – Когда же ты насытишься?
– А сам-то рад без памяти, – буркнула Лала весело.
– Ну да, – признал он, счастливо улыбаясь. – Точно поняла, куда лететь? Деревца невысокие, видишь, вдалеке растут, сразу несколько, а более вокруг нет их нигде? Это там.
– Вижу, Рун, – заверила Лала.
– А это что? – удивился он.
– Где?
– Вон, камень как будто большой. Раньше не было его. В прошлые года.
Они оба всмотрелись вдаль.
– Кажется, это животное, Рун, – поведала Лала озабочено.
– Ага, – согласился он. – Кабанчик вроде бы. Застрял намертво, выбраться не может. Как он туда забрался?
– Слетаю, погляжу, – Лала воспарила, обернувшись. Глазки её были исполнены тревогой.
– Ладно, – спокойно отозвался Рун.
Она улетела. Рун стоял, наблюдая, как она приближается к тёмному пятну, торчащему посреди болота, висит там. Чувствовал себя от происходящего… немного беспомощным. Был чуть-чуть взволнован. Странно вот так отправлять вместо себя на разведку девушку, а самому оставаться в роли зрителя. Как-то это неправильно. Да, есть объективные обстоятельства, против которых не попрёшь, у неё имеются крылья, а у него нет, что тут сделать. Но всё ж таки неловко. Прежде всего перед ней.
Лала вернулась очень быстро.
– Это кабанчик, Рун, – расстроено сообщила она ещё на подлёте. Опустилась на ножки. – Уже стуки там примерно. Испугался чего-то, побежал, и… вот. Устал очень. Повеселел, что я здесь. Надо его спасти.
– А как? – озадаченно молвил Рун. – Он тяжёлый. Мне его не вытащить. Да и как к нему подобраться?
– Не знаю, заинька. Но его нельзя так оставить, – мягко заметила Лала.
Рун вздохнул.
– Вот же невезение. Понесла его нелёгкая в болото. Если я полезу туда, Лала, я сгину, и этим всё закончится. И его не спасу и сам пропаду. Тут даже человека было бы сложно вытащить. Но человеку хоть верёвку кинуть можно. А здесь как? Или магией, или никак. Прости, я не знаю, чем помочь.
– Я тоже, Рун, пока не знаю, что придумать, – призналась Лала с растерянностью. – Там ничего нет. Были бы деревца, я бы может смогла попросить их, чтобы веточками его оплели и вытянули. Превратить его во что-то махонькое и лёгонькое не получится, волшебство уменьшает вниз, он окажется там, где его ножки, под грязью. И погибнет. А ничего кроме этого на ум не приходит.
– А в человека нельзя его превратить? – предложил Рун. – На время. Так хоть руки будут.
– Нет, мой хороший, этого я не могу сейчас, – покачала головой Лала. – Я не всё могу и не всегда. Какие возможности я не чувствую, я их и не могу. Хоть что ты замысли, я это не смогу, меня должно саму осенить. Осеняет всегда по причине. Потому что в этот момент ты это можешь. Так магия фей устроена.
– То есть мне и предлагать что-то бессмысленно? – осведомился он.
– Только то, что ты сам способен сделать. Но чем более всего способен сделать ты, тем больше будет способов помочь тебе у меня. Например, если ты сможешь попытаться вытащить его силой, я возможно смогу временно увеличить твою силу.
– Я к нему не доберусь, и я сам завязну, коли начну его силой тянуть, – выразил свои сомнения Рун.
– Я это для примера сказала, суженый мой, – пояснила Лала. – Я этого сейчас тоже не могу. Просто если бы ты попытался его вытащить силой, то может я бы почувствовала, как тебе помочь.
– Ясно, – Рун почесал затылок. – В принципе я твою фейскую природу не раз уж обманывал. Нам надо быть вместе около кабанчика. Как мне кажется. Когда я рядом, у тебя колдовство легче получается. Может и я увижу его вблизи, что-нибудь соображу, как его спасать. Я могу попытаться до него добраться, Лала. Но не факт, что выйдет. Если я пойму, что слишком рискованно, то ворочусь. Не обижайся. Я не готов расстаться с жизнью ради незнакомого мне кабанчика.
Личико Лалы приняло совсем удручённое выражение.
– Не надо, Рун, подвергать себя опасности, – с грустью проговорила она. – Давай подождём. Вдруг меня осенит.
– Давай я всё же посмотрю, можно ли пройти, – твердо возразил Рун. – Мало ли. Я могу и ошибаться, что там прям топь. Окажется непроходимо или слишком рискованно, то ворочусь.
– Хорошо, любимый, – оставалось лишь согласиться Лале. – Я тогда полечу к нему пока, водички ему принесу, попою, приободрю немножко, а потом сразу к тебе, буду за тобой приглядывать.
– А ты там не завязнешь? – обеспокоился Рун.
– Нет, котик, не завязну, – уверенно ответила Лала. – Я могу делаться лёгкой, ты же знаешь. Когда я лёгкая, не провалюсь никак.
– Ладно, – кивнул он.
Лала полетела к кабанчику. Рун поправил сумку на плече, чтобы не болталась, и, проверяя палкой путь перед собой, осторожно отправился следом. Вот когда он осознал, что у всего имеются недостатки. Феи слишком добрые. Ну кто бы стал рисковать жизнью, своей и своего кавалера, ради дикой свиньи? Ни один человек не стал бы ни за что. Если только в голод, чтобы добыть и съесть. Но феи не могут иначе. Не могут просто пролететь мимо, если какая-то зверюшка в беде. Потому что добрые. Иди Рун на подвиг ради хрюшки. Вообще-то конечно ради девушки. Ведь коли кабанчику не помочь, она будет переживать, или даже горевать. Искренне будет горевать. Рун разулыбался от этих мыслей. Ну такое она милое существо. Слов нет. Тут его нога просела куда-то вниз, благо всего чуть-чуть, но всё же неожиданно. После чего он сразу пришёл к выводу, что мечтательность о девушке не самая разумная вещь на болоте. Когда Лала вернулась к нему, он продвинулся к кабанчику примерно на треть пути.
– Попоила, – сообщила она. – Жадно так глотал водичку. Травки ему немного принесла, он покушал. Только он стал шевелиться, и ещё глубже увяз. Я его попросила не шевелиться больше. Послушался. Не знаю, надолго ли. Он боится.
– Хоть бы обняла что ли, – с деланным упрёком буркнул Рун, полушутливо укоряя её. – А то о своём кабанчике лишь печётся, а на жениха ноль внимания.
– Ты правда хочешь тут обняться, Рун? – немножко повеселев, неуверенно посмотрела на него Лала.
– Хочу, – подтвердил он чистосердечно не без доли юмора. – Вдруг утопну. Так хоть не будет сожалений. Что не успел обнять напоследок.
Она тут же припорхнула к нему вплотную, опустилась на ножки, он прижал её к себе. Она вздохнула счастливо. Оба ненадолго словно забыли обо всём. Стояли, чувствуя тепло друг друга. Личико Лалы сделалось довольным-довольным. Радостью невинной наполненным.
– Ты сейчас какой-то особенно трепетный, – тихим голоском ласково заметила она, сияя. – Это очень приятно.
– Ну дак, – усмехнулся Рун. – Когда смерть неподалёку, чувства обостряются. Больше ценить начинаешь всё. Не хочу тебя потерять.
– Мой герой, – с нежностью сказала Лала.
– Ну, вообще-то я свинкин герой, ради неё на подвиги иду, – весело поправил её он.
Лала рассмеялась добрым светлым смехом. Вдруг её глазки сверкнули воодушевлением.
– Ох, Рун, кажется я знаю, как тебе помочь магией, – произнесла она обрадовано.
– И как? – заинтересовался он.
Она осторожно отстранилась, чуть пошатнувшись, взмахнула ручкой, и сейчас же окружающий пейзаж между ними и кабанчиком изменился. Во многих местах трава и мхи стали вдруг ярко алыми. Где-то алых пятен было всего ничего, где-то красиво алели целые полянки.
– Что это? – с удивлением вымолвил Рун.
– Где видишь алый цвет, ступай туда, мой хороший, там надёжно, не провалишься, – поведала Лала, так и продолжая лучезарно светиться.
– Вот это да! – оценил он удобство её волшебства. Но всё же испытывал небольшие сомнения, поэтому добавил: – Ты уверена?
Лала кивнула:
– Ты аккуратно ступай, Рун, не прыгай. А так да, уверена.
Она воспарила, как бы приглашая его идти. Рун сделал шаг, другой, с интересом оглядывая красную растительность под ногами.
– Всё же, Лала, к твоей магии нельзя привыкнуть, – с чувством признался он. – Ты хоть понимаешь, насколько это удобно?! Никто бы не утоп в болоте никогда. И ходили бы через него в несколько раз быстрее.
– Я рада, любовь моя, что тебе так по сердцу пришлось моё маленькое колдовство, – добродушно улыбнулась Лала.
– Ну, пошли к твоему кабанчику, – проговорил он. – Кажется это всё же можно сделать.
Алый путь к кабанчику пролегал не по прямой, а зигзагом влево, но главное, что пролегал. Рун поначалу несколько осторожничал, однако чуть погодя решил полностью довериться Лале. Зашагал достаточно споро. Несколько минут, и вот он, застрявший свин, в двух шагах. Ближе двух шагов к нему алого цвета не было. Рун внимательно осмотрел животное и место вокруг него. Застрял свин основательно, провалился по грудь, не самая крупная особь, но и не поросёнок, всё равно весит поболее взрослого мужчины. Подойти к нему вплотную нельзя, вытащить одному человеку нереально. А начнёт чушка шевелиться, пытаясь объединить свои усилия по высвобождению с твоими, вероятнее всего завязнет лишь ещё сильнее. Рун попробовал палкой почву перед собой. И сразу понял, что алая травка отсутствует там не зря. Не подойти.
– Ну, что будем делать? – обернулся он к Лале с весёлой физиономией. – Снова обниматься? Ничем другим я тут помочь не могу.
– Рун, чтобы объятья помогли, ты должен обнимать меня от чистого сердца, а не ради того, чтобы меня осенило. Должен согреть меня. Лишь тогда это возможно пробудит что-то во мне, вдохновит, – в голоске Лалы слышались нотки сожаления.
– Глупенькая, – рассмеялся Рун. – Думаешь, я хочу обнять тебя из-за свина? Я люблю тебя, Лала. Мне хочется обнять тебя. Привык уже как-то, знаешь ли. Уж сам не могу долго без этого. Жду не дождусь, когда мы наконец до дурацкого озера дойдём. Вот уж где отведу душу.
Лала разулыбалась тепло.
– Не везёт тебе, Рун, – произнесла она с деланным сочувствием. – Кажется я и без объятий придумала, как спасти кабанчика.
– И что, даже не обнимешь жениха? – подивился он тоном, полным шутливого осуждения, словно стыдя её.
– Спасём, тогда и обниму, – иронично заявила Лала.
– Жестокая, – покачал Рун головой. – И что ты придумала?
– У тебя же есть верёвочка, Рун. Дай мне её, – попросила Лала.
Рун быстро достал из сумки верёвку, протянул ей. Лала подлетела к кабанчику, зависла около его мордочки.
– Скоро мы тебя вытащим, мой славный, – обратилась она к нему ласково. – Не переживай и ничего не бойся. Тебя сейчас верёвочка обвяжет.
Свин жалостливо хрюкнул. Лала вернулась к Руну, бросила один конец верёвки в сторону кабанчика, взмахнула ручкой, вокруг её пальчиков на мгновение появилось синее сияние. Тут же конец верёвки ожил, быстро пополз к кабанчику, точно змея, и вдруг поднырнул под него, уйдя под землю. Рун с открытым ртом наблюдал за происходящим. Какое-то время верёвка всё так же двигалась вглубь земли, будто кто-то тянул её туда. Неожиданно её конец появился с обратной стороны животного, обогнул оное по спине, и сам завязался вокруг в узел. Теперь кабанчик был обвязан верёвкой. Лала подала другой её конец Руну. Его лицо выражало полное недоумение.
– Полагаешь, я его вытащу? – спросил он озадаченно, словно взывая к её здравомыслию. – Лала, он весит больше меня.
– Это ещё не всё моё колдовство, милый, – улыбнулась она. – Схватись пожалуйста за верёвочку покрепче, и уж не отпускай, что бы ни произошло, хорошо? Я сейчас наложу на кабанчика чары, так что он станет принадлежать как бы небушку, а не земле. Небо легонько потянет его к себе, он поднимется в воздух, тут ты его за веревочку и оттащишь к лесу.
– Небо потянет? – недоверчиво повторил за ней Рун.
– Да. Ну вот как земля нас тянет к себе, так его потянет небушко. Только ты не отпусти его, Рун. А то он улетит и погибнет. Я, когда парю, лёгкая совсем, я не смогу его обратно к земле подтащить, если он вырвется из твоих рук. А если отменить магию, он упадёт вниз, ушибётся, и ещё глубже завязнет. Держи его надёжно, ладно?
– Можно привязать, так будет надёжнее некуда, – пожал плечами Рун, продолжая пребывать в лёгкой прострации. Стал обвязывать себя вокруг пояса. – Земля никого не тянет, Лала. Она снизу, поэтому мы на неё падаем.
– Ну, представь, что небо как водичка, а он будет в нём как палочка, и начнёт всплывать. Палочка же всплывает вверх, правда? Ну вот и с ним будет что-то такое, Рун. Я не знаю, что это, я просто чувствую, что сейчас это могу.
– Чудеса! – уважительно молвил Рун. – Я хочу на это посмотреть. Всё, я готов.
Он крепко взялся рукой за верёвку.
– Кабанчик будет висеть на верёвочке, а ты тащи его по красной травке к лесу, – ещё раз объяснила Лала.
– Я понял, – кивнул Рун.
Лала взмахнула ручкой, вокруг её кисти снова ненадолго вспыхнуло синим. Рун напряженно следил за животным, но ничего не происходило.
– Не вышло? – осведомился он аккуратно.
– Не знаю, – Лала пригляделась к кабанчику. – Видишь, у него щетинки вверх направились? Будто встали дыбом. Его грязь держит, Рун. Присосало.
– Ясно.
Лала подлетела к кабанчику:
– Теперь шевелись, мой хороший, шевелись изо всех сил. Ты сейчас от этого не утонешь, наоборот, освободишься.
Зверь послушался, стал пытаться двигаться. Некоторое время его усилия ни к чему не приводили. Но вот он понемногу-понемногу стал словно всплывать. Ещё, и ещё. Вдруг он резко отделился от грязи с громким чавкающим звуком, взмыв вверх, верёвка натянулась в струну, с силой дёрнула Руна, подняв в миг на два его роста от земли. Кабанчик испуганно завизжал, Рун вскрикнул, повиснув в воздухе, Лала охнула. Далее лягушки и жабы, перестав от удивления квакать, наблюдали невиданную доселе на болотах картину. В небе плавала истошно визжащая свинья, медленно поднимаясь всё выше и выше, под свиньёй висел с выпученными глазами юноша, подле него парила растерянная фея.
– Рун, – произнесла Лала испуганно. – Я не знаю, что делать. Если я отменю волшебство, вы оба упадёте. Прямо в топь. И кабанчик упадёт на тебя.
– Лала, не надо отменять, – жалостливым тоном попросил Рун с искажённым от ужаса лицом. – Если он упадёт на меня, он меня прибьёт.
– А что делать?
– Узел развязывается, Лала, – в панике поведал Рун. – Плохо завязал. Я не думал, что так будет.
– Я не знаю, как вас спасти, Рун, – Лала чуть не плакала.
– А ты можешь оттащить нас к островку? Ну вон тому, что я показывал, где деревца? Он как будто близко совсем, – ошалело посмотрел на неё Рун.
– Я могу попробовать, – отозвалась Лала.
– Пробуй.
Она взлетела выше, упёрлась ручками в бок кабанчику, изо всех сил замахала крылышками. Медленно-медленно кабанчик стал смещаться в нужную сторону, продолжая визжать и подниматься вверх.
– Получается! – крикнула Лала.
Когда кабанчик оказался над деревцами, он уж воспарил так высоко, что был выше любого самого большого дерева в лесу. Лала подлетела к Руну.
– Что теперь? – робко спросила она
– Теперь сядь сверху на кабанчика, схватись за него покрепче и сделайся тяжёлой. Ну, какая ты обычно на земле, когда не летаешь, – дрожащим голосом проговорил он.
– Я поняла! – обрадовалась Лала. Её наполненные слезами глазки заблестели надеждой.
Она снова взмыла вверх. Сколько-то бесконечно длинных мгновений ничего не происходило. Вдруг с кожи кабанчика испарилась вся болотная грязь, в которой он был перепачкан снизу, он перестал взлетать и относительно быстро поплыл вниз. Земля становилась всё ближе, ближе. Испытывая неописуемое облегчение, Рун опустился на неё, но лишь коснулся её ногами, кабанчик завис в воздухе, остановившись. Он всё визжал и визжал, не переставая, словно его режут. Эти звуки причиняли дискомфорт, усиливая желание поскорее всё закончить. Рун подогнул ноги, приложив к верёвке весь свой вес, сел на колени, и далее принялся по чуть-чуть подтягивать её к себе. Немного передвинет по ней руки, и повиснет. И снова передвинет, и снова повиснет. Так постепенно свин оказался почти у самой земли.
– Отменять магию? – закричала Лала взволнованно, как могла громко, чтобы её было слышно сквозь истошный визг.
– Нет! – прокричал в ответ Рун. – Надо его успокоить как-то. Иначе он побежит, и снова завязнет. И меня утащит с собой.
Лала закрыла кабанчику глаза ладошками, стала что-то тихо нашёптывать в ухо. Рун схватился за узел верёвки под брюхом несчастной твари, поднатужился, упёрся плечом, и окончательно притянул её к земле. Почувствовав под собой твёрдую поверхность, свин наконец перестал визжать, замер и затих.
– Отменяй, – негромко сказал Рун.
Лала осторожно убрала ладошки с глаз кабанчика. Тот не шевелился. Она взмахнула ручкой. Рун сразу почувствовал, что более ничто не тянет его вверх. Быстро достал нож и перерезал верёвку. Кабанчик не двигался. Рун вздохнул устало, чувствуя дрожь внутри.
– Лала, – произнёс он с трудом, – ты можешь объяснить ему, что он по красной траве должен отсюда выбираться? Если он завязнет ещё раз… я этого не вынесу.
– Ступай только по красной травке, милый. Так и выйдешь отсюда к лесу, – ласково обратилась Лала к животному.
Она слезла с него. Кабанчик продолжал сохранять полную неподвижность. Казалось, у него совсем нет сил. Но так лишь казалось. Едва Лала отступила от него на шаг, он вдруг вскочил и дал такого стремительного стрекача, что только копыта засверкали. Бежал строго по алым травам, один раз его ноги провалились, но он тут же вдернул их и помчался дальше. Вскоре его чёрный силуэт скрылся за деревьями. Только после этого Рун окончательно расслабился.
– Тело как ватное, – сообщил он бесцветным голосом, сидя на земле. – И колотит, точно в ознобе.
Вид у него был потрясённый. Лала опустилась рядом.
– Неблагодарный какой, – растеряно молвила она. – Помчался от меня, как от чумы. Я ещё не слыхала, чтобы зверюшки так убегали от фей.
Она прижалась к Руну.
– Лала, что это было? – тихо спросил он, обняв её.
– Ну, Рун, я слабая фея. Всегда была. Я такого не колдовала до тебя. Что-то не получилось. Неправильно рассчитала. Опыта не хватает мне. Прости, любимый.
– Да ничего, – отозвался он беззлобно.
– Зато теперь ты можешь всем рассказывать, что летал, – поделилась с ним мыслью Лала.
Рун прыснул со смеху. Лала тоже. Они сидели, обнимаясь, и смеялись, наверное, более от облегчения, что всё завершилось благополучно. Счастливы были даже от этого как будто.
– Да уж, – покачал головой Рун с улыбкой. – С тобой не заскучаешь, Лала. Давай отдохнём, я пока не в состоянии идти. Тем более по болоту. Сил нет.
– Давай приляжем, Рун. Я тоже очень устала, – попросила Лала.
Он снял с себя куртку, постелил, лёг сам, Лала пристроилась к нему.
– Я так испугалась, так испугалась, – жалостливо поведала она. – Не знала, что делать. Хорошо ты придумал, Рун. Ты умный.
– Жить захочешь, ещё не то придумаешь, – усмехнулся он.
– Зато доброе дело сделали.
Рун лишь вздохнул на это.
– Лала, – позвал он вскоре.
– Что, милый?
– Я теперь ещё раз убедился, что тебя никак нельзя отпускать одну. Вот летела бы ты тут без меня, и увидела этого свина. И что? Ведь не пролетела бы мимо?
– Не пролетела.
– И как бы ты его одна вызволяла?
– Может быть что-нибудь и придумала бы, Рун.
– А может всю магию растратила и осталась бы с неработающими крыльями посреди болота.
– Может и так, – добродушно согласилась она.
– Как вы выживаете, ну, феи, когда не умеете знать меру в помощи?
– В нашем мире гораздо проще магию восстанавливать, – напомнила Лала. – И ты забываешь, заинька мой, кто я. Я отличаюсь от прочих фей. Я очень слабая была. Другие феи с детства учатся дозировать магию, а мне всегда приходилось тратить её досуха.
– Я теперь ни за что тебя одну никуда не отпущу, – с чувством пообещал Рун.
– Смотри ты, какой властный мне достался кавалер. Свободы меня лишает, – ласково поиронизировала Лала.
– Я не лишаю, я не могу тебе приказать, если ты откажешься сама послушаться, – серьёзно сказал Рун. – Но ежели ты захочешь куда-то отправиться одна, я всегда буду против теперь. Страшно мне за тебя. Буду уговаривать.
– Нежно?
– Не без этого.
– Ну ладно, – порадовалась она. – Я и сама не хочу расставаться с тобой, котик, чтоб ты знал. А то кто ж меня обнимет? Если будешь нежно уговаривать, обязательно послушаюсь.
– Вот и слава богу, – улыбнулся он.
Ко второй половине дня они всё же перешли болото. Снова их окружал обычный лес. Рун был без сил, потому сразу устроил привал, буквально упал отдыхать. Лала тоже очень устала, легла рядом, положив голову ему на грудь. Личико её было утомлённым, но счастливым.
– Надо бы платьице сменить, – тихо промолвила она с умиротворением, словно размышляя вслух.
– Что, прямо сейчас? – несколько озабоченно осведомился Рун.
– Нет, мой котёнок, сейчас я и не смогу даже. Притомилась. Но вообще надо бы.
– На озеро придём, там сменишь, ладно? – попросил он.
– Наверное ты прав, – согласилась Лала, задумавшись на миг. – Там будет как бы свидание у нас, вот и сменю на платьице особенное какое-нибудь. Особенно романтичное.
– О, теперь я ещё с большим нетерпением буду ждать момента, как мы туда придём, – чистосердечно поведал Рун.
– Ты милый, – улыбнулась Лала. – Рун, а что мы будем делать те три дня? Все привсе обниматься? Ты это сможешь?
– Да я бы смог, но боюсь, ты заскучаешь, красавица моя.
– Не заскучаю, Рун.
– Я всё же хочу как-то повеселее чтобы проводить время. Будем много-много-много обниматься. Это само собой. Но и другое надо делать. Что-то интересное.
– Что например? Надо романтичное, Рун.
– Ну, например… можем поплавать вместе.
– И как ты себе это представляешь, суженый мой? – с сомнением поинтересовалась Лала. – Ты хитренький, конечно. Если мы даже залезем по шеи в водичку и не будем видеть тела друг дружки, это всё равно стыдно. Это ущерб для чести.
– Значит обниматься без ничего не ущерб, а в воде быть рядом ущерб? – усмехнулся он.
– Да, – буркнула Лала. – И когда это произошло, ты был одет. Только я была, ну… А так мы будем оба. Это уже… Никак нельзя. Это бесстыдство. И там я вынуждена была. Есть разница.
– Ну, ты меня неправильно поняла, дорогая невеста. Я подразумевал, одетыми искупаться, – объяснил Рун. – Всё равно это будет… что-то особенное меж нами, чего ещё не было. А одетыми можно даже и обняться прямо в воде при желании.
– О, – Лала призадумалась. – Это… отличная идея, котик! Это было бы романтично. Очень. Но… всё же не выйдет. Ежели я залезу в водичку в своём платьице, оно намокнет, а оно из очень нежной ткани. Есть вероятность, что испортится после того, как высохнет, станет некрасивым.
– А мы сначала искупаемся, а потом ты платьице сменишь, – подал идею Рун.
– Ох, Рун, верно! – воодушевилась Лала. – Значит так и сделаем. Как замечательно! Что ещё?
– Будешь танцам меня снова учить. А то ты что-то совсем забросила это дело. Я прям даже в печали.
– Ты, Рун, правда-правда хочешь учиться? – с некоторой недоверчивостью спросила она.
– Да, – уверенно кивнул Рун. – Я бы не сказал, что сами танцы мне сильно интересны. Но мне очень нравится, как ты меня учишь. Мне приятно проводить так время с тобой.
– Значит буду учить, – разулыбалась Лала. – Что ещё?
– Да разве мало чего можно придумать? Будем гулять, держась за руки, пособираем вместе цветы для тебя, дашь мне порасчёсывать свои волосы, поиграем в игры какие-нибудь, хоть в камушки, будем на закаты смотреть, на озере – когда небо отражается в воде, это в два раза красивее, готовить еду, и каждый раз, как тебе захочется, сразу буду обнимать. Меня всегда трогает, когда вижу, что ты снова хочешь. Люблю эти наши моменты. Прижать тебя к себе, и любоваться, как ты вспыхиваешь счастьем.
– Ой-ей-ёй! – восхищённо вымолвила Лала с мечтательностью. – Скорей бы туда прийти. Ла-лала-лала. Долго ещё до него идти, Рун?
– Примерно день. Но нам ещё к ведунье надо зайти. Мы уже и дошли до неё. Где-то пол версты осталось. Сколько у неё проторчим, кто его знает. Если станет готовить приворотное зелье, ждать придётся. Быстро оно готовится?
– Ты всё думаешь о приворотном зелье? – вздохнула Лала.
– Ну да. Если есть шанс, что поможет, почему бы и не попробовать. Или вдруг она проклятье с тебя снимет. Она умелая довольно.
– Дедушка Будай говорил, кто-то гениальный меня проклял, – напомнила Лала с сожалением. – Если бы простые деревенские ведуньи могли побеждать колдовство гениальных злых колдунов… Ну, это было бы очень странно. Я, Рун, не ведаю, сколько нужно времени на приготовление приворотного зелья. Наверное немало. Вряд ли его легко делать.
– Я не слишком уверен, что она это может. Подобные зелья изготавливать, – поведал Рун. – Просто кто его знает. Как вариант, стоит держать в уме. А вот снимать сглаз все ведуньи умеют, кажется. Так что я всё равно надеюсь. Она вылечивала такие хвори, за которые ни один лекарь из учёных мужей не брался. К примеру, кроме неё грыжу у младенцев никто не лечит, она же вылечивает на раз. Ведуны исцеляют силами природы, а природа сильнее человека, колдун он или нет.
– Чтож, скоро всё узнаем, – умиротворённо произнесла Лала.
– Милая, а если она вдруг всё же снимет проклятье, то всё, никакого озера? Ты сразу домой? – озаботился Рун.
– Вот уж нетушки, – весело ответила Лала. – Столько ждала этого. Кроме того, должна же я буду тебя как-то вознаградить, Рун. От чудес ты отказываешься, вот это и станет твоей наградой. Три дивных дня, и в конце третьего… нежная-нежная жертва на прощанье.
Рун вздохнул в смешанных чувствах облегчения, мечтательности и тоски.
– Как сердечко взволнованно застучало у тебя, – порадовалась Лала. – Уж так я ему нравлюсь.
– Ну и фея, – с деланным осуждением постыдил её Рун. – Смеётся над чужими светлыми чувствами. Вот от этого парни и топятся потом. От подобной жестокости девиц.
– Я не смеюсь, Рун, – фыркнув со смеху, очень ласково сказала Лала. – Я просто счастлива.
– Не смеётся она, – с юмором буркнул он. – А сама так и похохатывает, когда это заявляет.
– Я смеюсь, но от счастья, а не над тобой, мой хороший. И потому что ты меня смешишь, – сияя личиком, объяснила Лала. – Есть разница.
– Ну, может быть.
Они немного полежали в тишине. Где-то очень-очень далеко провыл волк. Но этот звук не привнёс в душу Руна ни тревоги и напряжения. Он ещё раз подивился про себя тому, как сильно договор со зверями поменял восприятие леса.
– Рун, – позвала Лала.
– Что, солнышко моё?
– А почему мы сразу не пошли к ведунье, раз она так близко? Там бы и передохнули. Она бы пока зелье готовила, если умеет это. Меньше времени бы потеряли.
– А ты хочешь по отдельности отдыхать? – с шутливым недоумением поинтересовался он. – У неё так лежать не получится. У неё даже стоя-то обняться, и то будет неловко. В гостях всё же. Не знаю, как ты, а мне надо бы погреть своё сердце о твоё, прежде чем идти к ней.
– Ой, как это мило! – восхитилась Лала. – Спасибо за такие слова, любимый.
– Всегда пожалуйста, – с довольной физиономией отозвался Рун.
– Только мне не понятно. Не ты ли говорил, что тебе всё равно, чуть ближе я или чуть дальше, ты одинаково счастлив, – иронично напомнила она.
– Я преувеличил, – усмехнулся Рун. – К тому же, когда устал, почему-то очень хочется, чтобы ты была рядом. Так легче, и сил как будто прибавляет.
– Мне тоже так намного легче, – поведала Лала простодушно. – Рун.
– Что, ненаглядная невеста?
– Так ты что, совсем не будешь меня обнимать у ведуньи? Совсем-совсем?
– А ты хочешь, чтоб обнимал?
– Хочу.
– Значит буду.
– Ну ладно, – успокоилась она.
– К слову об объятьях. Всё забываю тебе сказать, Лала, – перешёл Рун на серьёзный доверительный тон. – Хотя должен был уже давно.
– И что же ты должен мне сказать, любовь моя?
– Помнишь наш разговор в день расставанья, где мы спорили, нужно ли обниматься при большом количестве людей? Ну как при строе ратников. Я тогда утверждал, что должны быть границы. Лала, я понял, что был неправ. Прости меня. Если тебе хочется, чтобы я обнимал тебя при всех, то это… ну, замечательно, в этом нет ничего дурного, наоборот, приятно очень, что ты испытываешь ко мне такие чувства. Поэтому нужно забыть про смущение и обнять, чтобы тебе приятное сделать. Я же тебя люблю. Мне приятно делать тебе приятное. Я обязательно обниму тебя теперь хоть при ком, если ты будешь этого хотеть.
– Ох, ну наконец-то, Рун! – бесконечно обрадовалась Лала. – Таким и должен быть настоящий рыцарь. Заботиться о чувствах дамы трепетно. Ты мужчина, и ты не дружил до меня с девушками, поэтому я понимаю, что трудно сразу догадаться обо всём, как поступать в отношениях. Но чувства истинные всё равно нашёптывают твоему сердечку, что верно, а что нет. И раз они тебе нашёптывают, значит они у тебя есть ко мне и сильны. Это очень приятно.
– Да сильны, сильны, – улыбнулся он.
– Вот видишь, девушка всегда права, – похвалилась Лала озорно. – Помни об этом, мой дорогой, когда захочешь в следующий раз со мною спорить.
– Вообще-то я не сказал, что ты была права, – весело заметил Рун. – Я лишь сказал, что я был неправ. Про тебя я ничего не говорил.
– Ну так одно подразумевает другое.
– Как бы не так.
– Вот это и есть хвалёная мужская логика? Которою вы столь кичитесь, – рассмеялась Лала.
– Она и есть, – кивнул Рун. – Я, Лала, много размышлял об этом. Когда мы расстались. Я же думал, мы в том числе поэтому расстались, что я тебя очень обидел тогда. Не захотев обнимать при всех. Мне кажется, мы правы оба. Просто девушки более заботятся о чувствах, а парень о безопасности. Вы хотите выказывать свои чувства, и чтобы их выказывали вам, потому что это их сильнее скрепляет. Но когда мы демонстрируем своё счастье так не скрываясь, напоказ, другие могут оскорбиться, решив, что мы специально это делаем, чтобы их уязвить, чтобы заставить почувствовать их на нашем фоне, что они недостаточно счастливы, или могут завистью чёрною воспылать, или разозлится, что мы не стыдимся никого. А я ведь простолюдин, Лала. Если бы я был лорд, или фея, которую все любят, наверное мне бы было всё равно. Но я не лорд, зло причинить не так уж трудно простому человеку. И даже нелюбовь людская без всякого прямого зла весьма серьёзно жизнь мне осложнит. Я, Лала, думал, почему люди часто пытаются прятать ото всех своё счастье? Я ведь не один такой. Многие прячут. А вот поэтому, чтобы не позавидовали и не попытались разрушить. Для простых людей прятать, это нормально и разумно, и не влияет ни на что, ведь обнимать тебя приятно не потому, что кто-то видит, а потому что я тебя люблю. Если бы никто не знал о наших отношеньях, никто б не захотел меня убить, и не пришлось б тебе меня бросать и поселяться у барона.
– Какие глупости, – Лала аж подняла голову, с искренним удивлением воззрившись на него. – Когда б никто не знал о наших отношеньях, как бы меня ты обнимал вообще, Рун? Тайком в ночи? И как бы объяснял народу, зачем я у тебя живу, когда мне рады в замке у барона?
– Но я же не об этом говорю, а о безопасности. Я имею в виду, у каждого своя правда.
– Так ты будешь обнимать меня при всех теперь, или нет, Рун, я так и не пойму? – с милым недоверчивым подозрением настойчиво побуравила его глазками Лала.
– Буду, – усмехнулся Рун. – Хоть перед войском в десять тысяч копий. Если захочешь.
– Вот и правильно, заинька, – умиротворённо произнесла она, снова опустив голову ему на грудь.
Избушка ведуньи располагалась прямо среди деревьев, не на полянке, а в окружении стволов вековых сосен и осин. Вполне ладная, хоть и небольшая. Не развалюшка какая-нибудь, не полусгнившая покосившаяся постройка. Добротная и ухоженная. Рядом с ней виднелся аккуратненький махонький огородик, обнесенный частоколом из палочек. Из печной трубы поднимался слабый дымок.
– Кажется нам везёт, – молвил Рун спокойно. – Раз идёт дым, значит тут она должна быть. Не ушла никуда.
– Какой милый домик, – заметила Лала. – Как она его здесь построила?
– Это не она строила, – улыбнулся Рун. – Это охотничья заимка. Знать, кто любит охотиться, ставят себе такие в лесу, чтобы было можно в непогоду или зимой укрыться. Но они для всех. Любой, кто идёт мимо, может переночевать. А она тут живёт. Никому это не мешает, даже наоборот, зайдёт охотник, а она и чаю душистого, и сготовит, и рану полечит, если что. Она травы летом собирает. Целебные, ну и другие. Алхимики из дворян бывают чудаками, за нужную им редкую травку вроде четырёхлистного клевера, или за засушенного жука какого-нибудь, что потребен для зелья, могут много заплатить. И лекари местные, сами-то по лесам не шляются. Видишь, какой у неё небольшой огород. Причём в лесу. А выживает же как-то в зиму в деревне. У неё семья неплохо живёт. Денежки водятся. Думают, не в последнюю очередь это её заслуга. Она тут совсем не зря цельное лето одна сидит. За целительство своё она денег не берёт, и не требует, правда не отказывается ни от чего, что ей в благодарность сами дают. А травками торгует охотно.
– Как же она тут совсем одна? Старая женщина, – с недоумением и сочувствием спросила Лала.
– Привыкшая. Не все бы так смогли. Но она может. Недаром же ведунья. Ведуньи всегда с лесом на ты.
Из-за домика вышла серая пушистая кошка, важной походкой направилась навстречу. Лала тут же подлетела к ней, взяла на руки, стала гладить.
– Здравствуй, киса! – обрадованным голоском ласково проговорила она. – Какая ты красавица!
Кошка довольно замурлыкала.
– Кошечка гладит кошечку, – усмехнулся Рун. – Лала, подожди здесь, ладно? Пойду сначала один зайду, предупрежу её о тебе, а то как бы её удар не хватил, если ты неожиданно пред ней предстанешь.
– Хорошо, любимый, – кивнула Лала с сияющим личиком.
Рун быстро дошёл до двери. Рядом с ней отчётливо чувствовался запах какого-то не очень приятного варева.
– Эй, есть здесь кто? – крикнул он, более для того, чтобы предупредить о своём приходе, дабы не напугать старушку.
Ответом была тишина. Он подождал, подождал, затем постучал в дверь кулаком:
– Баба Анта, вы тут?
Снова никто не отозвался. Рун попробовал отворить дверь, но та была заперта. Тогда он потянул за верёвочку, выходившую через дырочку в стене. Засов с обратной стороны отворился, и путь внутрь оказался наконец свободен. Рун перешагнул через порог, ощущая сильный запах варева, к которому примешивался аромат трав, сена, сушёных грибов. Ощутил кожей прохладу укрытого от солнечных лучей помещения. В избушке не было почти никакой обстановки. Небольшой грубый стол, пара не менее грубых табуреток, лавочка. На столе несколько деревянных плошек, глиняная посудинка, на лавочке с краю странное соломенное чучелко. Под потолком натянуты несколько верёвок, на которых подвешены пучки трав, какие-то мешочки. Земляной пол. Вместо печи сложен небольшой камин. Бабушку он увидел сидящей в углу на лежанке. Она зевнула, протёрла сморщенными руками глаза. Поглядела на него без каких-либо эмоций на лице.
– Здравствуй, добрый молодец. Прикорнула маленько. Кто ты таков, куда путь держишь?
Одета она была в потрёпанноё перештопанное на много раз тряпьё, на голове косынка, тоже просто из какой-то старой тряпки, из под которой выбивались белоснежно седые волосы.
– Я Рун, вы меня знаете, – представился Рун. – Внук бабы Иды, живу на краю деревни, у реки.
Бабулька призадумалась.
– Иду знаю, добрая женщина. Муж у неё помер не так давно.
Она сотворила знак поминовения.
– Да уж больше четырёх лет прошло, как умер, – чуть озадаченно напомнил ей Рун.
– Правда? – слегка удивилась старушка. – А кажется, будто недавно было.
Она встала, снова зевнув. Указала рукой на чучелко:
– А это мой муж Вабо.
Рун повернул голову, всмотрелся в соломенную фигуру, в некоторой растерянности, подумал, подумал, и произнёс неуверенным голосом:
– Добрый день, дяденька Вабо.
– Так ты тут охотишься, добрый молодец? – поинтересовалась бабушка спокойно. – Али путник перехожий?
– Путник.
Бабулька направилась к камину, где над тлеющими углями висел котелок. Стала подкидывать в угли сухие веточки, сложенные кучкой тут же, неподалёку, ломая их.
– Баба Анта, вы знаете, что к нам в деревню явилась фея? – перешёл к делу Рун, подойдя к ней поближе.
Теперь его взгляду открылось, что она варит. Котелок был наполнен мутной жижей, из которой торчала голова какого-то небольшого зверька, кажется белки.
– Нет, сынок, – равнодушно промолвила старушка. – Были тут люди охотные, я их спросила, что да как у нас в землях, какие новости, а они давай потешаться надо мной. Тоже всё про какую-то фею мне. А сами смеются.
– Вообще-то это всё правда, бабушка, – вежливо поведал Рун. – Вы не пугайтесь, фея сейчас здесь, я к вам её привёл. Чтобы вы ей поворожили.
Бабулька лишь разулыбалась, продолжая заниматься огнём.
– Я её сейчас позову, не пугайтесь, ладно? – попросил Рун.
– Зови, сынок, – весело сказала старушка.
Рун вышел из избы на свежий тёплый лесной воздух. Лала всё забавлялась с кошкой. Та лежала на спине, игриво ловя лапками травинку, которой Лала щекотала её, тихо смеясь. Рун подошёл к ним.
– Пойдём, красавица моя.
– Здесь эта бабушка? – Лала погладила кошечку по головке, и поднялась с корточек.
– Здесь. Только Лала, – Рун замолчал неуверенно.
– Что, дорогой?
– Ты там у неё… не заглядывай в котелок, в котором она готовит. И отказывайся, коли предложит есть.
– У неё что-то мясное, Рун? – аккуратно полюбопытствовала Лала.
– Да, – кивнул он. – И тебе не понравится, как оно выглядит. Лучше тебе постараться это не увидеть.
– Такое ужасное что-то? – личико Лалы приобрело робкое выражение.
– Ну, не ужасное, но тебе будет неприятно, – он взял её за руку. – И ещё. Она кажется считает соломенную куклу мужем своим покойным. Ты не удивляйся этому. Так-то она вполне в уме, как будто, и помнит всё.
– Хорошо, – шепнула Лала чуть испуганно.
Дверной проём избушки был неширок, невысок, Рун зашёл первым, Лала, опустившись на ножки, следом. Старушка обернулась к ним и мгновенно застыла, обомлев. Поначалу у неё в глазах отразилась ошеломлённая растерянность, а затем уста постепенно расплылись в благоговейно-умилённом радостном изумлении ребёнка. Она стояла с отсутствием признаков всяческой мысли на лице. И улыбалась.
– Здравствуйте, добрая бабушка, – тепло поприветствовала её Лала.
Старушка перевела очумелый взгляд на Руна, словно вопрошая: «ты тоже лицезришь сие чудо»? Он остался бесстрастен. Тогда она снова воззрилась на Лалу.
– Ой, не сон ли, не наваждение? – проговорила она с сомнением. – Али бес нечистый надо мной шутки шутит?
– Причём тут бес, бабушка? – немного озадаченно посмотрела на неё Лала. – Я фея. Феи не связаны с нечистью.
– Платье у тебя бесовское, доченька, – вполне осмысленно молвила старушка.
– И вовсе оно не бесовское, – огорчённо возразила Лала. – Обычное, как у всех фей. У нас все так ходят. В вашем мире у мужнин больше мыслей нечистых в умах. Поэтому дамам приходится прятать ножки. Чтобы не пробуждать у кавалеров дурные намеренья.
– Феи почти как боги, – вставил своё слово Рун. – Мы ниже их и грешнее, и потому не в праве их судить. К вам доброе волшебное существо за помощью пришло. А вы его обижаете.
– Нет, я не обижаю, – заверила бабушка. – Я лишь хочу понять, не бес ли надо мной смеётся.
– Уж вот бесу нечем заняться, только потешаться над вами, такая вы важная персона, – покачал головой Рун скептически, и обернулся к Лале. – Проблема с верой своим глазам тут у нас возникла, кажется. Когда в лесу живёшь долго один, некоторые начинают видеть то, чего нет, и сомневаться в том, что есть.
– И что же делать? – спросила Лала с растерянным личиком.
Тут в избу зашла кошка, сразу направилась к ней, принялась тереться о ноги. Лала взяла её на руки, стала гладить. Кошка довольно замурлыкала.
– Не знаю, – развёл руками Рун.
– Моя котейка за версту чует нечистый дух, – поведала старушка. – Не подошла бы к нему ни за что. Раз подошла, значит не бесовство.
– Ну слава богу! – с облегчением выдохнул Рун.
Прошло немало времени, прежде чем старушка до конца пришла в себя. Поначалу она всё охала, ахала, удивлялась, причитая, потом вдруг вспомнила про обязанности хорошей хозяйки, засуетилась, пыталась накормить, но даже Рун не смог бы затолкать в себя то, что она наварила, чего уж говорить о Лале. А вот на чай они согласились, чай у ведуньи был хорош, из целого букета особых душистых трав. Сам такого никогда не приготовишь, и не попробуешь нигде кроме как в гостях у столь знающего лес человека. Лала была в восторге, старушка рада без памяти, что угодила сказочному созданью.
– Баба Анта, – произнёс с вежливым сожалением Рун, когда чаепитие закончилось. – Вы уж простите, но мы как бы спешим. Мы по делу пришли. Лале помощь ваша нужна.
– Неужто какая-то беда с ней приключилась? Али хворь? – подивилась ведунья.
– Не хворь. Но как будто беда, – ответил он. – Что-то слегка дурное.
– Надо на воске посмотреть, – сказала старушка. – Это первое дело.
– Давайте, – кивнул Рун. – Сейчас вы можете посмотреть?
– Да, сынок. Это я завсегда могу.
Без лишней суеты ведунья быстро приготовила плошку с водой, керамическую посудинку, куда положила кусочек воска. Открыла дверь, принесла табуретку точно под дверной косяк. Лала наблюдала за этими приготовлениями с робостью, как за чем-то пугающим и таинственным.
– Страшно, – шепнула она Руну.
– Да не бойся, – улыбнулся он ей подбадривающе. – Она так многим в деревне делала. И в городе. Включая меня. И ничего, как видишь.
Ведунья поставила посудинку с воском на остывающие угли.
– Садись на табуреточку, дочка, – позвала она.
Лала нетвёрдой походкой прошла под косяк, села. Рун встал рядом. Ведунья подала ему плошку с водой, забрала с углей посудинку с растаявшим воском. Стала творить над Лалой знаки оберега, и приговаривать:
– Бог наш великий, Небо, будь милостив к дочери твоей Лале, спаси и сохрани, спаси и сохрани, спаси и сохрани.
Закончив делать знаки, она взяла у Руна плошку, подняла, и, держа над головой Лалы, вылила воск в воду.
– Ох, беда, – пробормотала она.
Лала побледнела. Ведунья опустила пред ней плошку, показывая, что там. Рун тоже заглянул. Воск вылился в нестройный овал с растянутыми заострёнными краями.
– Надо ещё раз, – обеспокоенно промолвила старушка. – Сиди, дочка.
Воск был вытащен, помещён опять в посудинке на угли. Вскоре ведунья снова проделала над Лалой знаки, произнося те же молитвенные слова, вылила растаявший воск в плошку над её головой. Лала сидела ни жива ни мертва. Ведунья показала ей получившуюся фигуру. Та заметно отличалась от прошлой, но всё равно была вытянутым овалом с заострёнными краями.
– И что сие означает? – спросил Рун озабоченно, чувствуя, что ответ будет не самым приятным.
– Глаз. То есть сглаз, – сообщила старушка с сожалением. И тут же поправилась. – Нет, это колдовской глаз. То есть злые чары. Проклятье.
Лала тяжело вздохнула.
– А вы можете это снять. Это проклятье? – посмотрел Рун на ведунью с надеждой.
– Может быть, – спокойно отозвалась она. – Но надо, чтобы родственник рядом был. Отец, мать, или брат. Но не сестра.
– Нет у неё тут родственников, – развёл руками Рун.
– Ну, так попробуем, – сказала старушка. – Всё, дочка, вставай, третий раз нет нужды отливать, уже всё ясно.
Лала поднялась с табуретки.
– Бабушка, – взмолилась она жалостливо. – Прошу вас, снимите это проклятье с меня!
– Сейчас попробуем, девонька, – заверила ведунья, глядя на неё задумчиво. – Надо же. Кто ж это тебя так?
– Не знаю, бабушка, – чуть не плача, поведала Лала. – Фей все любят обычно. Кто-то очень злой.
Старушка затворила дверь, перенесла табуретку в центр избушки.
– Теперь сюда садись, доченька, к окошечку лицом, – велела она.
Лала послушалась. Ведунья обошла её вокруг, поправила ей волосы, положила её ручки ладошками вверх на колени. Лала притихла, глазки её светились страхом и трепетным ожиданием. Ведунья стала творить над ней знаки оберега, опять приговаривая своё «спаси и сохрани», затем взяла плошку с водой, побрызгала голову Лалы, бормоча тихо:
– Что пришло, уйди, прочь, прочь, злое к злу воротись, с водою стеки, в канаву убеги.
Она замолчала. Поставила плошку на стол.
– Это что, всё? – недоверчиво осведомился Рун.
– Всё, – подтвердила старушка-ведунья. – Теперь надо снова отлить воск, так и узнаем, снялось ли.
– Не надо отливать, – упавшим голоском произнесла Лала. – Оно не ушло. Я точно знаю.
– Без родственника трудно снять проклятье, – сочувственно кивнула старушка.
Рун подошёл к Лале.
– Милая, иди ко мне, – ласково позвал он.
Она никак не отреагировала. Сидела понуро.
– Лала, – позвал он ещё ласковее.
Она всё же поднялась, и он прижал её к себе.
– Вот видишь, – мягко шепнул он с юмором. – Обнял тебя. Не постеснялся.
Лала посмотрела на него печально, но всё же улыбнулась не без иронии.
– Наконец-то соизволил, – буркнула она. – Столько ждать пришлось.
– Ну прости, – усмехнулся он.
Ведунья села на лавку, не обращая никакого внимания на поведение гостей.
– Баба Анта, а вы можете сделать приворотное зелье? – обратился к ней Рун.
– Приворотное зелье? – подняла она на него удивлённые глаза.
– Да.
– Ты кого-то хочешь приворожить, сынок?
– Не я. Она, – Рун кивком указал на Лалу.
– Ты, дочка, хочешь кого-то приворожить? – недоверчиво поинтересовалась ведунья.
– Да, бабушка, – грустно ответила Лала.
– И кого же?
– Да вот его же. Руна. Не влюбляется в меня никак, нехороший.
У старушки наступил лёгкий ступор. Что-то не складывалась у неё в голове из происходящего. Она сидела, пытаясь осмыслить новую для себя ситуацию.
– И ты согласен, сынок? – проговорила она растерянно.
– Ну конечно, – отозвался Рун уверенным тоном. – Кто же не хочет полюбить фею.
Ведунья призадумалась, словно что-то подсчитывая в уме.
– Сложное это зелье. И дорогое, – поведала она. – А подействует или нет, неизвестно. Не всегда оно действует.
– Попытка не пытка, – пожал плечами Рун. – Хуже-то не станет, если попробовать.
– Ну так, сынок, платить-то всё равно придётся, даже если оно не подействует, – объяснила старушка.
Теперь уже картинка не складывалась в голове у Руна.
– Баба Анта, как так может быть, что вы нам дадите неработающее зелье, а нам придётся за него платить? – посмотрел он на неё с недоумением. – За негодный товар не платят.
– Сынок, травки-то будут истрачены, даже если оно не подействует, – весьма здраво заметила ведунья.– Я старенькая, хожу ножки сбиваю, их отыскивая, учёные мужи у меня их завсегда скупают. Только приноси. А так выйдет, что бесплатно их потратила. Зачем мне это, сынок? Мне кушать что-то надо в зиму.
– И что будет стоить ваше зелье? – осторожно спросил Рун.
Старушка надолго призадумалась.
– Я фее, выходит, зелье продаю, – промолвила она наконец. – Пусть фея мне и заплатит. Одно пожелание исполнит.
– Не много ли вы хотите за неработающее зелье? – изумился Рун. – Давайте я вам заплачу. У меня есть деньги.
– Нет, хочу пожелание, – упрямо заявила старушка.
– У нас люд в деревне всё бесплатно Лале дарил. И в городе тоже, – попытался пристыдить её Рун.
– Милый, она права, – обратилась к нему Лала мягко. – Это большая услуга, феям за такие полагается платить, и платим мы всегда волшебством. Всё по-честному. Так положено.
Она отстранилась от него, подошла к ведунье, посмотрела на неё приветливо:
– Бабушка Анта, я слабая фея, я не всё могу. Чего бы вы от меня хотели?
– Сундучок злата, неисчерпаемый, – сразу ответила бабулька.
У Руна так челюсть и отпала.
– Сундук золота за негодное зелье!!!? – с сарказмом вырвалось у него.
– Я этого не могу, бабушка, – с вежливым сожалением сказала Лала.
– Драгоценный камушек. Большой, в два кулака, – тут же выдвинула новое требование старушка.
– И этого я не могу, – покачала головой Лала. – Я не могу вам дать богатство. Ни в каком виде.
Ведунья вздохнула.
– Муж мой давно не говорит, пусть снова заговорит, – указала она на чучелко. – А то помалкивает да помалкивает, окаянный. Пусть бы побранился хоть, как раньше.
– Бабушка Анта, я не фея трёх пожеланий, я не очень умею исполнять пожелания, – по-доброму объяснила Лала. – Я могу сама что-то для вас сделать. Какое-нибудь чудо. Хотите, сделаю вас молодой? На час. Это очень редкостное чудо. Я сейчас это могу сделать для вас.
– Какой в этом прок? На час, – подивилась ведунья. – На год хочу.
– Я же вам не богиня, бабушка, – в свою очередь удивилась Лала.
– Ну, на месяц.
– Примерно на день. Ито меня это почти досуха осушит, – промолвила Лала грустно.
Старушка сильно призадумалась.
– Тогда наверное я денежки возьму. С дружка твово. Какой прок в дне молодости? – произнесла она вопросительно.
– Это большой дар, – не согласилась Лала. – Вернуть хотя бы день юности. Даже час. Почувствовать, как чувствовали тогда, увидеть, какой вы были. Немало королей пол царства бы отдали за такое. Правда когда магия рассеется, может стать тяжело. Но может и нет. От вас зависит. Это как волшебное путешествие в свои младые годы. Путешествия всегда заканчиваются рано или поздно. Ваше закончится через день.
– Пол царства! – впечатлилась старушка. – Надо же. А я вспомню, что раньше помнила, когда девицей была? Запамятовалось кое-что о ведовстве, чему бабка моя меня учила. Как не пытаюсь, не выходит точно припомнить. Даже помню, как учила она меня. Ох и молоденька я была тогда, егоза. А саму науку не припомню.
– Может да, может нет, бабушка, – чистосердечно ответила Лала. – Это мне не ведомо. Есть вероятность, что вспомните.
– Ладно, доченька, сотвори это диво дивное, – решилась ведунья. – Вдруг да припомнится. Жаль будет, коли уйдут со мной науки праматерей наших. Много мудрости было в древних. Да куда-то деётся всё.
– Встаньте пожалуйста, бабушка, – попросила её Лала.
Ведунья послушалась. Взгляд у неё был, заинтересованный, пытливый и немного испуганный. Рун подошёл к Лале.
– Нужна тебе помощь, красавица моя? – улыбнулся он. – Точно у тебя выйдет?
– Я чувствую, что должно, но лучше помоги, – серьёзно сказала она, обернувшись. – Это большое волшебство. Мало ли. Вон что с кабанчиком вышло. На вторую попытку магии уж не будет.
– Деньгами заплатим в крайнем случае, не переживай, – приободрил её Рун, обняв. – У меня они есть. Лала, мне очень хочется увидеть это чудо. Я не преувеличиваю, и не вру. К чудесам нельзя привыкнуть. К твоим нет. И они у тебя всё разные, и каждое поразительно. Настолько, что всегда переживаю чуть-чуть, что вдруг от удивления исчезнет магия. И штрафик бы хотелось хоть один. А то колдуешь и колдуешь. Вот чудо было бы, когда б я смог тебя оштрафовать.
– Какой неугомонный, – с ласковой иронией посмотрела на него Лала. – Только об одном и думает.
– Не об одном, а об одной, – шутливо поправил её Рун. – И как иначе, ведь я тебя люблю.
– Когда б любил, зачем тогда и зелье? – развеселилась Лала. – Спасибо, мой хороший. Согрел сердечко. Счастливой легче колдовать.
Она отстранилась, уверенно взмахнула ручкой, которую сейчас же окутало яркое-яркое синее сияние, и произнесла воодушевлённым голоском:
– Бабушка Анта, дарую ровно на один денёк вам вашу девичью красоту былую.
Рун следил во все глаза за старушкой. Её фигуру на мгновенье тоже охватило синее сияние. Затем сколько-то секунд ничего не происходило. Вдруг с её лица разом исчезли все морщины, словно кто-то стёр их. Далее и её руки разгладились, из костлявых обратившись красивенькими изящными ручками. Волосы окрасились в насыщенный чёрный цвет, и упали вниз к поясу толстой заплетёной косой, так что платок слетел с головы, глаза из мутноватых стали ясными чёрными как угольки, надетое на тело тряпьё затрещало под распирающими его округлившимся формами. Физиономия утратила крупность черт, обретя миловидную эстетику. И ещё через миг пред Лалой и застывшим от изумления Руном предстала девица лет 17-ти.
– Ох, – в недоумении сказала она, словно прислушиваясь к себе. – Я уже молодая?
Она прижала ручки к груди и замерла.
– Да, Анта, ты теперь девушка, – радостно поведала Лала.
На личике Анты постепенно стала расцветать улыбка. Расцветала, расцветала, расцветала, словно преодолевая что-то, какое-то внутреннее сопротивление, пока наконец не засияла ослепительно во всю ширь уст.
– Я уже забыла это всё. Столько всего в сердечке, – поделилась юная ведунья своими впечатлениями с чуть ошеломлённым видом. – Как это можно забыть?
– Вот и вспомнила теперь, – ободряюще заметила Лала, очень довольная.
– Я весёлой была, – похвалилась Анта, всё так же продолжая сиять улыбкой, пребывая в самоуглублённой задумчивости. И тут словно проснулась, выйдя из своего ступора. Счастливо рассмеялась тихим теплым смехом, оживилась. – Ой, а где бы посмотреть на себя?
Лала взмахнула ручкой, и на столе, откуда не возьмись, появилось небольшое зеркальце.
– Ох! – обрадовалась Анта.
Тут же она оказалась у стола, взяла зеркальце в руку, стала с бесконечным интересом разглядывать себя. Трогала своё лицо, не то не веря глазам, не то пытаясь ощутить пальчиками новую действительность собственной физиономии.
– Я уж и забыла, какая я была, – улыбаясь, вздохнула она. – Я была хорошенькая. Надо же, всё-всё забыла.
Она снова рассмеялась счастливо.
– Ну, давайте займёмся зельем. Я, кстати, вспомнила науку бабушки. Отчётливо. И зелье легче будет приготовить теперь. Так ясно всё в уме. Вы пока посидите, отдохните, гости дорогие.
Рун с Лалой уселись на лавку рядышком. Анта поглядывала на них смеющимися глазами, энергично суетясь. Осмотрела своё варево, скривилась с удивлением, сходила наружу выбросить, помыла котелок, повесила над камином, разожгла огонь. Стала возиться с травами, доставая свои многочисленные мешочки. Всё у неё в руках спорилось, всё быстро делалось. Кошечка вновь явилась в дом, потёрлась о её ноги, как ни в чём не бывало, словно хозяйка и не поменялась нисколько. А затем забралась на колени к Руну и улеглась. Он погладил её, она довольно замурлыкала.
– Ну вот, – с шутливой обидой посетовала Лала. – Опять тебя предпочитают мне, мой дорогой. Кто из нас фея?
– Кошечкам нужен кавалер, – усмехнулся Рун. – Кому как не тебе это знать.
– Непонятно всё равно, – буркнула Лала. – Я бы её порасспросила, чем ты ей так мил, да штрафов боюсь. Иди ко мне, кыса. Брось его. Кыс-кыс-кыс.
Но кошка и ухом не повела. Тем временем вода в котелке вовсю закипела, и в избушке насыщенно дурманяще запахло лесными травами.
– Зачем вам зелье? Вот загадка, – со смехом произнесла Анта, глядя на гостей. – Меж вами итак по-моему всё ладно.
– Ей мало, – проронил Рун. – Хочет, чтобы с ума сходил по ней.
– Надо же, – подивилась Анта весело. – Я никогда-никогда не слыхала, чтобы приворотное зелье давали открыто кому-то, и он сам был согласен. Это так чудно. Странно очень.
– С феями всегда так, – улыбнулся Рун.
Анта помешала варево.
– Ах, сколько сил, сколько сил во мне. Танцевать хочется, – сообщила она воодушевлённо. – Да кавалера нет.
Она озорно посмотрела на Руна. Взгляд Лалы сразу посуровел.
– Даже не думай об этом, – строго сказала она.
Анта рассмеялась.
– А как вы повстречались? – её голосок был переполнен любопытством.
– Поймал её, – поведал Рун.
– Поймал?! – поразилась Анта. – Надо же. А как?
– Зельем. Дедовым.
– Вон оно что, – покачала головой Анта уважительно. – Вот это зельеце было! В нашем роду таких не умели делать никогда. Призывных. Мне твой старик показывал то зелье. Я думала, вот он наивный. А смотри-ка ты.
– Никто не верил, – кивнул Рун. – Но дед не сомневался. Он той ведьме жизнь спас. Выхаживал её. Зачем бы ей над ним шутить? Самое дорогое отдала, что у неё было.
– Тоже верно, – согласилась Анта. – Однако людей сумасшедших пруд пруди, Рун. Если кто-то уверен, что сделал мощное зелье, это совсем не значит, что так оно и есть. Это чрезвычайно искусное и сильное зелье было, выходит. За такое убить бы могли. Хорошо, что не верил никто.
– Милая Анта, а ты бы не могла рассказать мне о вашем ведовстве? – попросила Лала. – У себя дома я тоже варила зелья. Но тут у вас все растения другие. Мне интересно было бы послушать.
– Конечно, добрая фея, – обрадовано отозвалась ведунья. – Я с удовольствием. Вы знаете, в алхимии считается, что всякая природная сущность, будь то травка или животное, или предмет, состоит из набора элементов высших сил, и сочетанием этих элементов можно менять их сущность. Но в ведовстве всё иначе. Мы понимаем, что природа устроена сложнее, каждая природная сущность обладает собственными особыми свойствами, и пронизана связями с другими сущностями. Наше умение в использовании их свойств и управлении связями. К примеру, заговор может установить, разрушить или обнаружить связь. В алхимии нету заговоров, а в ведовстве есть, и их действие доказано, поэтому так странно видеть, когда учёные мужи кичатся своей алхимией, а на ведовство смотрят с пренебрежением, как на обман. Ну не смешно ли? В ведовстве исцеление – это разрыв связи с хворью, многие хвори излечиваются просто заговорами, словами, без всяких снадобий, все знают, что это помогает, но лекари учёные всё равно с презрением глядят на нас, будто мы глупые дремучие, и сами никогда ни заговоров не применяют, ни молитв. В ведовстве зелья всегда варят в сочетании с заговорами, нужны не только правильные травы, но и правильные слова, чтобы зелье обрело силу. И конечно ведунья должна быть ведуньей, иначе тоже ничего не выйдет. Должна обладать силой ведовской, дабы её слова влияли на связи меж сущностями. Обычно к ведовству последние детки в семье имеют способность. Всегда последнюю из дочерей, кто позже всех родилась, самую младшую, учит бабка или мать. Или учит сына, ежели он был последним рождён.
– То есть я не смогу по вашей науке делать зелья, раз не ведунья? – полюбопытствовала Лала.
– Не знаю, вы всё ж таки фея, волшебством владеете, – пожала плечиками Анта. – Вы какое дитя в семье?
– Старшенькая, – сообщила Лала.
– Тогда наверное всё же нет, – с сожалением молвила Анта. – А как вы у себя готовили зелья?
– Тоже варила. Но без заговоров. У нас часто капельку магии добавляют в зелье, чтобы оно раскрыло свои свойства. Или же заряжают магией. Слова над ними не говорят. В нашем мире есть что-то подобное, как вы делаете. Но оно злое. Известно, что ведьмы болотные шепчут проклятья над зельем, когда его варят.
– Ну, ведьмы и ведуны недалеко друг от друга отстоят, что касаемо управления силами природы, – заметила Анта добродушно. – Одной мудростью пользуемся. Древними знаниями праматерей. Просто у ведьм душа чёрная, а у нас светлая. Возможно вы, добрая фея, магию используете так же, как мы заговоры, она вам их заменяет.
– Ты можешь звать меня Лалой, Анта, – улыбнулась Лала. – В наших растениях часто магические силы сокрыты, и магия позволяет их высвободить. Поэтому я думаю, что ваше ведовство совсем иная наука. Удивительная, действительно связанная с природой.
– Возможно и так, – Анта помешала своё зелье, склонилась, вдохнула его аромат. Кивнула удовлетворённо, и подошла к гостям, глядя на них приветливо. – Добрая фея Лала, дайте мне ваш волос.
Лала быстро исполнила её просьбу. Анта вернулась к камину, скатала волос в махонький клубочек, тихо пошептала над ним какие-то слова и бросила в угли. Затем она долго сосредоточенно возилась у стола со своими мешочками, приготовила три плошки, положила в каждую немного сухих травок, сняла с углей котелок и налила оттуда во все три до краёв. Над каждой плошкой пошептала что-то.
– Ну, вот и всё, готово, – объявила она радостно.
Рун осторожно ссадил с себя кошку. Лала первой подошла к столу, он вслед за ней. Её глазки блестели любопытством.
– А почему три плошки? – поинтересовалась она.
– Для этого зелья нужен «синий дымок» – очень редкий цветочек, у меня его нет, фея Лала, – охотно отозвалась Анта. – Я его попробовала заменить смесью иных ингредиентов. Может выйдет, может нет. Три смеси, три попытки будет у вас. Это всё, что я могу. Надежда есть. Но это зелье совсем не всегда действует. Никто не знает, почему. Даже с синим дымком могло бы не сработать. Три попытки, тройная надежда. Только ей богу, я так и не пойму, зачем это вам. Меж вами всё ладно и без зелий. Тут и сомнений нету никаких. Я даже не знаю, как вы будете отличать, что оно сработало, от того, что меж вами сейчас.
Она добродушно рассмеялась.
– Мне надо, – улыбнулась Лала. – Я отличу точно и сразу, милая Анта, уж поверь мне.
– Ну хорошо, – весело ответила Анта.
– А мне всё надо выпить из плошки? – озаботился Рун.
– Нет, хватит и пары глотков, – объяснила Анта. – Они полны до краёв, чтобы дольше остывало. Чтоб настоялось правильней. Как полностью остынет, станет готово, тогда и надо пить. Ежели у какого-то из зелий вдруг совершенно пропадёт запах, значит это оно, значит получилось, пить его надо. Но если запах останется у всех трёх, всё равно надо испытать каждое. Всё равно может сработать. Лучше, чтобы вы, фея Лала, взяли плошку, и своими руками передали Руну. Можете попробовать сказать прежде над зельем слова заветные «дым да туман, стелись, стелись, всё что раньше, забыто, сердце забери». Вдруг у фей речь тоже силой обладает. Но это совсем не обязательно. Все слова уже сказаны.
Лала задумалась, сосредоточенно повторяя фразу заговора про себя.
– Я запомнила, – с воодушевлением сообщила она.
– Тогда я покину вас, гости дорогие, – извиняющимся тоном поставила их в известность юная ведунья.
– И куда же ты уходишь, милая Анта? – удивилась Лала.
– В дюжине вёрст отсюда есть поселение старообрядцев. Там у меня родня, – поведала девица. – Пойду им покажусь. Пусть хоть увидят, какая я была. Да открою им секреты забытые. Пока вновь старой не стала, не запамятовала. Ну и хочется одного старичка навестить. Тоже там живёт. Ухлёстывал за мной молоденькой. Пусть снова полюбуется.
На последних словах она разулыбалась.
– Чтож, коли так, прощайте, дорогая бабушка-ведунья, – озорно произнесла Лала. – Спасибо вам за всё. Мы уже уйдём, когда вы воротитесь.
Она вдруг подлетела к девушке и обняла её.
– Вам спасибо, добрая фея Лала, – душевно поблагодарила её Анта.
– Только не расстраивайся пожалуйста, как волшебство рассеется. Это доброе волшебство, – попросила Лала.
– Не расстроюсь, – заверила Анта, сияя. – Оно чудесное. Действительно, стоит пол царства.
Лала отступила от неё. Анта посмотрела на Руна, словно ожидая объятий и от него. Взгляд Лалы немедленно стал суровым и очень серьёзным. Анта рассмеялась.
– Прощайте, гости дорогие.
Она быстро вышла, кошка покинула избушку вместе с ней. Дверь закрылась, Рун с Лалой остались одни. Сколько-то времени они стояли молча, задумчивые.
– Ох уж эти девицы, – тихо посетовала Лала с чуть расстроенным выражением личика. – Не успела помолодеть, как начала глазки строить.
– А она строила? – с сомнением осведомился Рун. – Баба Анта, мне?
– А то ты прям не заметил, Рун, – в голоске Лалы прозвучали нотки недоверия и упрёка.
– Ну не сердись, любимая, – он шагнул к ней и прижал к себе. – Я не заметил. Правда. Как мне было заметить, когда я замечаю лишь тебя?
– А сам только и поглядывал на неё, – буркнула Лала.
– Ну, это же чудо чудесное, – мягко объяснил Рун. – Я такого даже представить не мог! Что увижу когда-нибудь. Как кто-то помолодел. Я на чудо дивился. Ну и как зелье варит, тоже интересно было. Очень. Лишь поэтому смотрел. Мало ли девиц вокруг. Из девушек меня интересуешь только ты, красавица моя.
– Правда? – с надеждой жалостливо спросила Лала.
– Правда, – ласково улыбнулся он. – И она, между прочим, не такая уж и миленькая, как считает себя. Хотя конечно… глаза как уголья, волосы как смоль. Порода-то видна ведовская. Ничего не скажешь.
Лала вздохнула расслабленно.
– А вообще, ты меня удивляешь, Лала, – усмехнулся Рун. – Уже и к старушкам меня ревнуешь.
– И вовсе я не ревную, Рун, – возразила Лала со смущённой улыбкой. – Просто не хочу потерять. Коли влюбишься в кого-то, потеряю неизбежно.
– Ну, теперь мы долго не встретим никаких старушек. Можешь пока не переживать боле, – с юмором успокоил её он. – Или может сейчас зелье сработает, и получишь ты своё могущество. И домой через несколько дней отправишься. К слову, не вижу почему-то в тебе радостных ожиданий по поводу могущества. При том, что возможно оно столь близко.
– Могущество волнует, Рун, пока ты беспечная, – умиротворённо промолвила Лала. – Когда переживёшь тоску по дому, и боль разлуки при разрыве с женихом, и страх неволи, и злодеев нападенье. И теплоту любви чужого сердца. И упоенье счастьем бесконечное. Оно уже как будто и не важно. Ну, важно, но поменее чем раньше. Есть многое настоль его важней, что на одни весы и не поставишь.
– О как заговорила, – подивился Рун весело. – Надеюсь, я один из этого много? Того, что важнее могущества.
– Да ты, ты, заинька, – подтвердила она с нежностью.
Прошло сколько-то времени, и зелье в плошках остыло.
– Поди уже всё? – вопросительно посмотрел Рун на Лалу.
Она подошла к столу, попробовала жидкость пальчиком:
– Давай ещё несколько минуточек подождём, милый.
С её личика не сходило сияние, что не удивительно, с учётом, чем они занимались весь этот период ожидания.
– Ну, тогда лети снова ко мне, – добродушно позвал он.
– Нет, любовь моя, разомлею, а мне сейчас надо будет слова произносить заветные, – мягко отказалась Лала. – Если это как чары, это требует сосредоточенности.
– Ладно, – смиренно развёл Рун руками.
– Ты пока готовься, мой дорогой, – посоветовала Лала.
– Зачем? И к чему? – удивился он.
– Ежели сработает, ты станешь другим. Воспылаешь, – не без доли иронии сообщила она. – Это любопытный опыт. Мало кому удаётся пережить. Мгновенный переход от дружеских чувств к влюблённости. Этот контраст перехода меж чувствами позволит тебе до конца познать, что есть любовь. Я даже немножко тебе завидую. Я бы тоже хотела познать любовь столь чётко, ясно и осознанно. Я бы на твоём месте попыталась быть очень внимательной к своим ощущениям. Начиная с сейчас, чтобы сравнить их с потом.
– Вообще конечно интересно, ты права, – кивнул Рун. – Столько разговоров о любви. Хотелось бы наконец узнать, что она такое, и почему ты не считаешь за неё то, что я чувствую к тебе сейчас. Чем оно отличается от того, что сейчас.
– О, Рун, это очень будет отличаться, уж поверь мне, – со значением сказала Лала. – Это должно отличаться. Несопоставимо.
– Я всё же уверен, что и сейчас тебя люблю, – чистосердечно поведал Рун. – И коли я прав, то зелье выпью, а ничего не произойдёт, даже если оно сработает. И мы будем думать, что оно негодное.
– Ты не влюблён в меня, Рун. Объятья не обманешь, – с улыбкой, исполненной ласкового сожаления, молвила Лала.
– Ну, я иного мнения, чтоб ты знала. Между прочим, чуть не забыл, ты зеркало наколдовала бабе Анте. Это не тянет на штраф? – невинно осведомился он
– Нет, заинька, это была необходимость, – лукаво ответствовала Лала. – Не дать ей поглядеть на себя было бы жестоко. Мне капельку магии надо, чтобы зеркальце явить. Феи почти все это умеют. Без этого платьица менять трудно было бы. Я большое зеркало могу легко призвать. А тут маленькое явила. Чтоб уж ты не ворчал на меня.
– Ну, может быть, – всем своим видом изображая сомнение, весело проронил Рун. – Я, честно говоря, удивился, как баба Анта себя повела после чар. Радостная такая. Словно навсегда ей молодость вернулась, а не на день. Я не знаю, смог бы я радостным быть в подобной ситуации. Мне кажется, что нет. Может даже наоборот.
– На неё чувства нахлынули. Былые, как в девичестве. Ошеломили её, – объяснила Лала. – Это хорошо. Иначе да, печалиться бы могла. А так не стала, и думаю, что и не будет. Надеюсь. Это что-то подобное тому, Рун, как ты меня обнимаешь. Сердечку очень хорошо. Поэтому даже в разлуке с мамочкой, с папочкой мне не до печалей. Не пробиться им сквозь счастье. Так и она. Вот сейчас если подействует зелье, я предполагаю, что тебя тоже ошеломит. Любовь. Будешь окрылён и вдохновлён бесконечно. Словно волшебство творится прямо в твоей душе.
– Да? Чтож, посмотрим, – пожал плечами Рун. – Не пора там ещё? А то я уж в нетерпении. Так ты мне расписала всё.
– Наверное пора, – Лала склонилась над плошками, втянула ноздрями воздух над каждой, взяла ближнюю со стола. – К сожалению все три сильно пахнут травами. Сиди, милый, я тебе принесу. Лучше тебе сидя принимать, вдруг слишком ошеломит. Знал бы ты, как у меня ножки подкашиваются порой от твоей магии. А тут наверное ещё сильнее может.
– Сидя так сидя, – благодушно согласился он.
Лала осторожно, чтобы не расплескать, подошла к нему с плошкой. Поглядела на него как-то по-особенному, и особенно тепло:
– Готов, мой хороший?
Её голосок был переполнен ласковыми нотками.
– Готов, – с уверенностью отозвался он.
– Дым да туман, стелись, стелись, всё что раньше, забыто, сердце забери, – произнесла Лала взволнованно.
Рун протянул к ней руки, принимая плошку. Вздохнул глубоко, тоже вдруг впав в волнение. Принюхался к жидкости.
– Довольно неприятный запах, – посетовал он. – Что, прям один глоток? Или больше?
– Лучше два, – попросила Лала.
– Ладно, четыре.
Он поднёс плошку ко рту, стал быстро пить большими глотками. Один глоток, второй, третий, четвёртый, пятый. После пятого он остановился, весь скривившись:
– Фу, мерзость какая.
Лала приняла у него плошку из рук. Уставилась на него во все глаза, и ждала, замерев. Рун тоже замер, прислушиваясь к ощущениям внутри. Вдруг лицо его посерело, потом побелело и далее приобрело очень странное неестественное выражение.
– Ну как? – спросила Лала, с затаённой надеждой. – Подействовало?
Рун некоторое время не отвечал. На его лбу выступил пот.
– П…п…подействовало, – с трудом проговорил он. – Только не… не так, как ты думаешь. Ох… Лала, мне срочно надо… на двор. Не… ходи за мной.
Держась рукой за живот, он стрелой выскочил наружу. Лала лишь проводила его взглядом с растерянным личиком.
Не было его долго. Лала испереживалась, не зная, что делать, раза два приближалась к двери, неуверенная, но всё же отходила назад. Наконец снаружи послышался звук шагов, и на пороге появился Рун. Вид у него был немного бледный и слегка обескураженный.
– Ну что, любимый? – мгновенно подлетела к нему Лала.
Он вздохнул. Поглядел на неё задумчиво, подбирая слова.
– Ну, если бы это было снадобье от запора… бабулька бы озолотилась. Ох, Лала, как у меня в животе бурлило. Я такого и не припомню. Ужас какой-то! Еле в себя пришёл.
Лала чуть покраснела. Обняла его сама.
– Прости меня, заинька.
– Да ничего, – по-доброму молвил он. – Ты-то не виновата. Такое вот ведовство.
– Значит, больше не будем проверять, – тихо заметила Лала. – Я так волновалась за тебя, Рун. Думала, вдруг тебе там плохо.
– Ну, хорошо мне точно не было, – усмехнулся он. – Нет, Лала, давай уж проверим всё. Когда ещё будет второй шанс? Может и никогда. Тут хоть ведунья знакомая, я знаю, что она умелая. Точно знаю. И магии ты столько потратила на её пожелание. Что-то не сошлось в этом зелье. Вдруг в остальных сошлось? Чего теперь бояться, второй раз всё равно так не будет, нечем просто, пусто в животе. Мне теперь долго не захочется, я думаю.
– Так жаждешь отправить меня домой? – со смесью теплой приязни и деланного мягкого укора поиронизировала Лала.
– Да я с первого дня пытаюсь от тебя избавиться, – с юмором посетовал он. – Но что-то не выходит никак. Не переживай, Лала. Это просто травы лесные в зелье. Неопасные. А коли живот будет болеть, полечишь меня. Так и быть, без штрафов.
– У меня магии мало, Рун, – поведала Лала, повеселев.
– Ну, объятьями полечишь. Это тоже помогает, – без всякой шуточности сказал он. – Ну что, давай пробовать? Представь, раз, и я воспылаю. Вот тогда пообнимаемся.
– Ох, Рун, тогда объятья с тобой станут прямо волшебством, – глазки Лалы заблестели мечтательно. – Бесконечностью счастья. Не представляю, как это.
На её личике зажёгся энтузиазм. Она отстранилась, улыбаясь. Рун уселся на табуретку:
– Я готов. Неси, милая.
Лала принесла плошку, произнесла над ней заветные слова, подала. Рун понюхал, прежде чем отпить.
– Это ещё хуже пахнет, – констатировал он с сожалением. – Вот же напасть. Эх!
Он быстро сделал несколько глотков. Скривился так, что смотреть было страшно. Лала осторожно взяла у него плошку, замерла, в взволнованном ожидании. Сколько-то времени ничего не происходило. Вдруг его передёрнуло. Он сжал челюсти. А затем вскочил, с выпученными глазами, и стрелой вылетел за дверь, оставив Лалу одну, совершенно удручённую.
В этот раз вернулся он гораздо быстрее. Выглядел бледным, но относительно бодрым. Лала, пока него не было, не находила себе места, а едва появился, бросилась к нему.
– Что, Рун? – жалостливым голоском спросила она.
– Ну… это получше было, – сообщил он спокойно. – Стошнило всего лишь. Вырвало.
– Ох, – выдохнула Лала в безмерном огорчении.
Рун отправился к своей табуретке, сел устало.
– Чтож за гадость-то такая? – покачал он головой с осуждающим непониманием. – Ежели, Лала, девица будет поить подобным пойлом кавалера… Убежит он навсегда, мне кажется, и уж не подойдёт боле. Это скорее отворотное зелье, чем приворотное.
Лала виновато потупила очи. Рун вздохнул.
– Давай уж третью, – махнул он рукой. – Чего тут теперь. Выживу поди.
– Может всё же не надо, Рун? – просяще промолвила Лала. – Не получилось что-то у бабушки Анты. Третье зельеце тоже пахнет травками. Ты уже мой герой, на такие подвиги ради меня пошёл. Не пей.
– Ох и подвиги, – улыбнулся Рун. – У таверн побудь, там таких героев много встретишь. Кто пьёт незнамо что, а потом рыгает, валясь под оградами. Я-то хоть не валяюсь. Давай третью, Лала. Проверим уж всё. Вдруг окажется, мой героизм был не зря.
Его уверенный тон не оставил ей выбора. Лала принесла ему последнюю плошку, прошептала слова заветные, подала с нерешительностью, глядя грустными глазками. Рун принюхался.
– Ну, это как-то даже приятно вроде пахнет, – отметил он, чуть приободрившись. Замолчал ненадолго, собираясь с духом. – Эх, была не была!
Он сделал несколько глотков. Замер, прислушиваясь к ощущениям. Лала взяла у него плошку, тоже застыла в напряжённом ожидании. Время шло, и ничего не происходило.
– Нет, – наконец озвучил Рун результат наблюдений за собой слегка разочарованно, выйдя из оцепенения. – Не подействовало. Вообще никак. Словно чаю попил просто. Ну или, как я говорил, оно сработало, а я и до него тебя любил.
Лала осторожно положила ладошку ему на плечо.
– На могущество нет и намёка, – тихо поведала она. – Может, Рун, это зелье не сразу срабатывает? Почему мы решили, что сразу? Вдруг проснёшься ты завтра, и глядь, любишь без памяти.
– Может и так, – Рун призадумался. – Нет, Лала. Тогда зачем три зелья? Баба Анта точно подразумевала, что сразу должно подействовать. Поэтому их три. Иначе бессмысленно бы это было. Одно бы приготовила.
– Наверное ты прав, – вынуждена была признать Лала.
– Ну и ладно, – философски пожал плечами Рун. – Не сработало и не сработало. Хотя бы проверили. Ито большое дело. Я думаю, не стоит тут оставаться. Мало ли. Вдруг охотники явятся какие. Или старообрядцы набегут, услышав про тебя от бабы Анты. Время до вечера ещё полно, сколько-то пройдём. Всё ближе к озеру окажемся. И там уж ты меня вознаградишь за все мои подвиги.
– Я тебя очень вознагражу, мой хороший, – серьёзно пообещала Лала.
– Ну вот, значит я даже выгадал, – порадовался Рун. – Сейчас немножко полечи меня своими объятьями, красавица моя. И пойдём.
Лала разулыбалась, сделала несколько шагов к столу, дабы поставить плошку, и вдруг остановилась в задумчивости. И затем вернулась обратно.
– Рун, – промолвила она робко.
– Что, дорогая невеста?
– Можно я по-своему попробую?
– Что попробуешь?
– Пробудить зелье. Я хочу добавить в него магии.
– Хочешь, чтобы я ещё раз испил? – немного озабоченно осведомился Рун.
Она кивнула с виноватым личиком.
– Ну, только если третью, – извиняющимся тоном проговорил он. – Лала, я первые две… я не вынесу этого ещё раз. Третью давай. Она как чай просто.
– Спасибо, жених мой ненаглядный, – с искренней теплотой и благодарностью посмотрела на него Лала. – Ты мой рыцарь настоящий.
– Рыцарь очень надеется на награды. На озере, – улыбнулся Рун.
– Будут, будут тебе награды, любимый, – заверила Лала озорно.
Она приподняла плошку, поставив на левую ладонь, опустила правый мизинчик в зелье. И вдруг стала очень сосредоточенной, а её мизинчик засветился синим светом.
– Дым да туман, стелись, стелись, всё что раньше, забыто, сердце забери, – произнесла она негромко с молитвенными интонациями, словно обращая просьбу к высшим силам.
По поверхности жидкости прошла неяркая синяя вспышка и угасла вместе с сиянием мизинца. Рун наблюдал за происходящим с неподдельным интересом. Лала подала ему зелье. Он понюхал оное с осторожностью, и поднял на неё удивлённые глаза:
– Не пахнет, Лала! Совсем. Запах исчез. Кажется сработало.
Лала наклонилась к плошке, тоже принюхалась.
– Ох, Рун, и правда!
Её голосок был переполнен изумлённым воодушевлением.
Рун решительно поднёс плошку ко рту, и стал пить. Один глоток, ещё один, ещё.
– Рун, побольше прими, побольше, пусть любовь посильнее будет, – в чрезвычайном волнении принялась увещевать его Лала. – Я тебя освобожу от действия зелья сразу как получу могущество.
Он быстро пил, пока не осушил плошку полностью. Бросил её сбоку у табурета, и застыл, прислушиваясь к себе. Лала тоже затаила дыхание, вся уйдя в ожидание. Наступила мёртвая тишина. Рун глубоко вздохнул. Затем ещё раз. На его физиономии постепенно отобразилась отрешённая растерянность. Зрачки заблестели, словно в них зажёгся огонь. Он медленно перевёл взгляд на Лалу, странно воззрившись на неё.
– Ну что, Рун? Подействовало? – полушёпотом спросила она с надеждой и капелькой страха.
– П… подействовало, – кивнул он, продолжая неотрывно всматриваться в неё.
– Правда?!
Выражение его лица несколько раз быстро сменилось, вдруг став то жалостливым, то напряжённым, то потерянным, то недоумённым.
– Лала, – проговорил он как-то очень тоскливо, с грустным сожалением. И снова несколько раз глубоко вздохнул, а затем вцепился обеими руками в край табуретки, да так крепко, что пальцы побелели. – Лала, тебе надо бежать. Нет, лететь. Тебе надо улететь вверх, чтобы я тебя не мог… достать. И я бы… на твоём месте не надеялся, что я… не буду смотреть тебе под юбку… Я буду, Лала. Буду. Неотрывно. Но тебе… всё равно надо лететь. Иначе твоя честь… сильно пострадает.
– Лала оторопело глядела на него, не шевелясь.
– Лала, – сказал он чуть не плача. – Лети пожалуйста. Чего ты стоишь? Улетай. У тебя времени… совсем немного.
Он задышал отрывисто, из глаз покатились слёзы.
– Рун, что с тобой? – бесконечно испуганным голоском спросила Лала.
– Улетай, кому говорят! – закричал он истошно.
Лала бросилась за дверь, он через секунду сорвался с места, кинувшись за ней. Далее очень долго снаружи можно было лицезреть странную исполненную драматизмом сцену. На крыше небольшой лесной избушки сидела до смерти напуганная фея, наблюдая, как внизу мечется пожирающий её глазами юноша, лицо которого искажено безумной всепоглощающей страстью.
Начало понемногу вечереть. Двое лежали без сил на траве около избушки, прижавшись друг к другу. Рун и Лала. Оба молчали. Лала улыбалась едва заметно, в её улыбке отражалось много чего – облегчение, радость, теплота, капелька счастья, чуточку грусти. Рун был задумчив и спокоен.
– Всё как в тумане из того, что произошло, – тихо поведал он. – Почти не помню ничего.
– Тебе повезло, что не помнишь, – тоже тихим голоском добродушно промолвила Лала. – Я долго этого не забуду теперь. И что ты делал. И что говорил.
– Я что-то говорил? – недоумённо поинтересовался Рун.
– О, ты был очень красноречив, – отозвалась Лала. – Я такого не ожидала от тебя.
– Даже красноречив? И что же я говорил?
– Я бы не хотела это повторять, Рун, – попросила Лала смущённо. – До сих пор краской покрываюсь, как вспомню.
– Даже так? – удивился Рун. – Что же я такого мог наговорить? Постыдное что ли?
– Ну, девицам подобное не говорят. Галантные кавалеры.
– Представления не имею, Лала, о чём ты, – признался Рун несколько озадаченно. – Я и бранного слова-то за всю жизнь ни одного не сказал. Может хоть в общих чертах откроешь мне, о чём я вёл речь?
– Ну… о жертвах. Много. О моей красе. Причём лицом ты не ограничился, Рун. О том, как платьице хотел бы с меня сорвать. Ну и так далее.
– Ничего себе! – только и смог произнести Рун. – Даже платье сорвать хотел?
– Ты не просто хотел, Рун. Ты и попытался, – вздохнула Лала.
– И попытался? – на лице Руна отобразилась полная растерянность. – Но не сорвал?
– Не успел.
– Обидел я тебя, Лала? – упавшим голосом спросил он.
– Не успел, Рун, – по-доброму ответила Лала.
– А что произошло? Как это всё прекратилось? Действие зелья закончилось?
– Нет, милый. Я к тебе спустилась. В конце концов. Я, Рун, понадеялась на мою защитную магию. Решила, спущусь, ты схватишь меня, я испугаюсь, тут она и исцелит тебя сама. Так и вышло.
– Не очень-то разумно это было, Лала, – заметил Рун с сожалением. – Рискованно. Чрезмерно. А что если бы не сработало?
– Тогда бы ты меня погубил, Рун. Но ты бы пропал, если бы я тебя не исцелила. Видел бы ты себя.
Они помолчали немного, слушая шелест ветра в листве.
– Значит, ты прикасалась ко мне влюблённому? – задумчиво осведомился Рун. – И что там с могуществом? Что-то успела получить? Не зря хоть было-то?
– Ах, Рун, – посмотрела на него Лала грустно. – Я к тебе прикасалась, да. Но в тебе в этот момент вообще не было магии. Ни капельки.
– Как так? – непонимающе молвил он. – Ведь сработало же зелье.
– Сработало. Но это ненастоящая любовь. Значит такая любовь не порождает магии. Теперь мы это знаем.
– Довольно странная любовь, сказать по правде, это была. Раз заставляла меня хотеть тебя обидеть.
– Много зельица ты принял, мой хороший, – поделилась мыслью Лала. – Ну и, подозреваю, магия моя тоже очень усилила его. Это страсть в тебе разожгло неутолимую. Ты так хотел мной обладать, что я сама и мои чувства стали тебе не важны. Может быть приворот порождает именно страсть, Рун, а не любовь. Мы называем любовью разное. Очень много разного всего. Сделал бы ты пару глотков, глядишь, был бы просто пылким, девицам нравятся такие кавалеры. Если сама влюблена, любую это устроило бы. Приняла бы за влюблённость точно. Но мне это не подходит. Потому что мне нужно могущество, а пыл страсти его не порождает. Порождают трепетные чувства сердечные. Когда готов на самоотречение, на самопожертвование ради счастья любимой. Вот настоящая любовь.
– А что если дело в конкретной ведунье? – предположил Рун. – Наша сделала страстное приворотное зелье, а другая может умеет трепетный приворот творить.
– Может и так, Рун, – ответила Лала. – Но экспериментировать с зельями мы боле не станем. Это было страшно. Это было самое страшное, Рун, из всего, что со мной случалось когда-либо. Ни злые люди, ни летающий кабанчик с этим и близко не сравнятся.
– Как пожелаешь, солнышко моё, – кивнул он.
Из кустов появилась кошка. Постояла на отдалении, неуверенно взирая на них, и юркнула за избу.
– Вон и кису ты напугал даже, Рун, не идёт к нам, – улыбнулась Лала.
– Похоже на то, – согласился он. – Но всё же она не удирает от меня стремглав, как кабанчик от некоторых.
Лала рассмеялась негромко.
– Эх, что-то не везёт нам последнее время, малышка, – посетовал Рун. – То злые люди, то полёты на свинье, теперь вот страстный приворот. И каждый раз прям приходить в себя необходимо, так худо.
– За полосами неудач обычно следуют удачи, милый, – заметила Лала. – Надеюсь, озерце и станет таковой удачею для нас. Скорей бы уж туда попасть.
– Можно ещё пройти сколько-то сегодня. До вечера. Но сил нет что-то даже встать, – пожаловался Рун.
– У меня тоже нету сил, – расслабленно сообщила Лала. – Давай ещё полежим немножко, заинька.
Утро следующего дня выдалось очень тёплым. От тепла и от объятий Лала совсем разомлела, Рун открыл глаза, она ещё спит, а личико довольное-довольное, так и излучает радость бытия. Ну как тут не залюбоваться. Было совсем уже светло, даже поздновато по деревенским меркам, заря давно отыграла, небо ярко голубело. Вокруг как всегда стоял журчащий переливчатый щебет лесных пичуг, пахло свежестью, красивая бабочка летала невдалеке. Вчера они всё же сумели немного уйти от избушки. Поужинали в ней, сварив похлёбку в камине, и ушли. Рун считал, так будет лучше – и для безопасности, и для приличий, а то вернётся та же Анта, а тут ночные объятья. Никто не поймёт, никому не объяснишь. Никто ведь не знает, что Лала фея объятий. Да и узнает если, это не так-то просто постичь умом, всё равно будут думать плохо.
– Проснулся, суженый мой? – всё с тем же довольным личиком сонно произнесла Лала.
– Опять я тебя разбудил, да что же это такое, – посетовал он с ласковой улыбкой.
– Уж так сердечко у тебя трепещет, как ты меня с утра увидишь, – не открывая глазки, с тёплой иронией поведала Лала. – Оно и будит. Но это приятно, Рун. Так мило.
Она чуть потянулась сладко, устраиваясь поудобнее.
– Ну такой ты уютный. Мой медвежонок, – её голосок был переполнен приязнью и светлым невинным счастьем.
– Вот я уж и медвежонком стал, – развеселился Рун. – Столь же мохнатенький и косолапенький?
– Медвежатки милые, – разулыбалась Лала.
– Не сомневаюсь, – буркнул он с юмором. – Надо тебе тоже новое ласковое имя придумать. Такое же. Моя… э…э…
Он задумался.
– Ну же, ну! – стала подбадривать его Лала.
– Уточка, – сказал он наконец с комически нарочитой нежностью.
– Уточки милые, – порадовалась Лала. – Ходят, с бочка на бочок переваливаясь, крякают. Очень милые.
– Да у тебя все милые, – рассмеялся Рун.
Она открыла глазки, с приветливым очарованием уставившись него:
– Тебе, Рун, не нравится быть медвежонком?
– Ну… в принципе… пойдёт, – добродушно пожал он плечами. – Но всё же хотелось бы что-то… менее косматое.
– Придумай что-то лучше уточки, тогда исправлю медвежонка, – лукаво пообещала Лала.
– Хм, – Рун призадумался. – Моя… совушка, – снова с деланными безмерно нежными интонациями проговорил он.
– Совушки милые, – улыбнулась Лала. – Но всё же я не настолько пучеглазенькая.
– Крысочка, – усмехнулся Рун.
– Ну нет, Рун, не хочу быть крысочкой, – смеясь, с мягким упрёком возразила Лала.
– Змеюшка.
– Ну Рун! – голосок её зазвучал полушутливым возмущением.
– Моя… лебёдушка, – промолвил Рун, теперь уже искренне нежно.
– Ой, как красиво! – восхитилась Лала. – Спасибо, любимый! Это очень красиво. Тогда ты будешь… мой смелый лев.
Тон её тоже утратил всякий намёк на шуточность, наполнившись особенно ласковыми нотками.
– Ну, это в точку, – одобрительно отозвался Рун не без иронии. – Я именно таков.
– Хвастунишка, – рассмеялась Лала, а потом вздохнула от переизбытка чувств. – Ах, Рун, как же я счастлива. Ты не представляешь! Снова поёт всё внутри. И бабочки порхают в животике.
– Хорошо тебе, у тебя там хоть бабочки. А у меня шаром покати, – пожаловался он весело. – Надо вставать готовить, Лала. Поздно уже. Быстрее выйдем, быстрее до озера дойдём. К вечеру поди там будем.
– Ох уж эти мужчины, – благодушно посетовала Лала. – Тут девушка прекрасная с ним лежит, а он всё о своём животе лишь думает.
– Ну, я-то не фея, – парировал Рун. – Я не могу питаться как воробушек. Хоть немного отъелся за дни без тебя. И мясом, и рыбой. Теперь снова исхудаю, на грибах-то. Уморишь меня голодом, и придётся тебе искать нового кавалера.
– Рун, побудь со мной ещё немножко, – попросила Лала, включив всё своё девичье обаяние. – Я тебе потом попробую наколдовать кушанье какое-нибудь. Если без штрафов.
– Давай наоборот, – предложил Рун. – Штраф, и можешь даже не колдовать, так и быть.
– Нет, мой дорогой, – улыбнулась Лала.
– Ну значит и я про магию скажу нет. Но с тобой полежу ещё, ладно уж, – он погладил её по голове. – Кошечка моя.
– Спасибо, любимый, – Лала снова потянулась сладко, с сияющим личиком.
Они какое-то время лежали молча. Он любовался на неё и гладил, она глядела на него – мило и ласково, и любяще, и доверчиво, и чуточку задумчиво.
– Рун, – позвала она вдруг негромко.
– Что, солнышко моё?
– Может ты всё же позволишь мне хоть иногда немножко колдовать? – мягко поинтересовалась она. – Пойми, я хочу быть полезной в пути. Хочу помогать. Феи очень любят помогать. А полезной фея может быть только магией. Я кроме чар ничего не умею.
– Ты полезна, Лала, – убеждённым тоном заявил Рун. – Твоя магия из беды способна выручать. Куда уж тут полезнее? У тебя крылья, ты можешь и направление сверять для нас по ориентирам, и достать что-то, когда оно сверху или в опасном месте вроде болота. Помнишь, как на разведку тогда слетала к свину? А так бы мы и не знали, жив он ещё или нет, стоит ли к нему пробираться. Ты не капли не обуза в лесу, ни ручей, ни река, ни овраг, ни холм тебе не помеха. Вот была бы на твоём месте обычная девица, я бы с ней намучился. А с тобой одно удовольствие путешествовать. Ты отличный спутник.
– Как нахвалил меня, – порадовалась Лала. – Спасибо, мой добрый лев, мне приятно. Но всё равно. Ты должен понять, Рун, мне тяжело не помогать, когда я могу. Из-за глупого обещания, которое уже давно утратило смысл, мне ничего нельзя. Даже когда ты можешь обойтись без моей помощи, заинька, когда она для тебя не необходимость, она необходима для меня. Мне это надо, Рун. Иначе трудно.
– Ох, Лала, – с юмором посмотрел он на неё. – Уж такая ты хитренькая. Так распишешь всё, какая ты несчастная. Жестокий кавалер не позволяет колдовать. Но скажи тогда, куда же деётся вся твоя магия? И днём обнимаемся, и ночью, и где она? Куда-то тратится, и всё без штрафов.
Лала рассмеялась тихо.
– Это другое, Рун, – поведала она с улыбкой. – Ту магию я творю по крайней необходимости. Но иногда хочется просто помочь. Это потребность души у фей. Крайняя. А мне нельзя. Тяжело.
– А мне тяжело без штрафов, – буркнул он. – Но как-то обхожусь же. И ты терпи.
– Ты мужчина, Рун, ты рыцарь. А девушку заставлять терпеть лишения неучтиво, – лукаво заметила Лала.
– Ах, ненаглядная моя невеста, – покачал головой Рун. – Если я тебе разрешу колдовать по твоему собственному желанию, то лишусь всякой надежды тебя оштрафовать. Как-то мне это не очень по сердцу. Поэтому нет. Ты пойми, Лала, – он перешёл на серьёзный тон, – у тебя магия всё время куда-то тратится. Но для тебя безопаснее, чтобы она у тебя была. И для меня это безопаснее. Попаду в беду, выручишь. Ну и у нас уговор. Проблема в том, голубка моя, что мне выгодно было бы его отменить. А значит, если отменю, утрачу честь. Я не хочу получать от тебя выгод. Я хочу только ласку получать от тебя.
– Ты нехороший, – с деланной печалью проговорила Лала. – Вот не буду с тобой ласкова, пока не разрешишь колдовать.
– Не надо, лебёдушка моя, – попросил он очень мягко. – Давай ты будешь снова ласкова, а я иногда стану позволять тебе помогать магией, даже когда в том нет крайней необходимости. Когда необходимость есть, но не крайняя. Ну и вообще, чаще стану просить тебя помогать. Скажем, можешь помочь мне сейчас сготовить.
– Ну хорошо, мой львёнок, – разулыбалась Лала и вздохнула. – Ты такой милый, как тут откажешь.
После завтрака Рун и Лала продолжили свой путь. День выдался очень жарким, пожалуй он был одним из самых жарких за последние недели. Но в лесу тень, вполне комфортно, а выйдешь на полянку какую-нибудь, ненадолго попадёшь под палящее солнце, приятно согревающее кожу. К тому же, когда ты счастлив, всё вокруг воспринимается в радужных позитивных тонах. Тем более жар природы, который её, словно пробуждает, наполняя жизнью – активнее становятся букашки, веселее птички, в кронах наверху светится изумрудно в ярких лучах листва, сильнее пахнет травами и хвоей. Празднично сердцу от этого всего. Ну а если ты с очаровательной феей объятий, зарядившейся за ночь радостью бытия и потому неугасимо сияющей личиком, празднично вдвойне. Утомительное путешествие превращается в чарующую прогулку. Хотя бы отчасти. Да, от зноя быстрее устаёшь, чаще отдыхаешь. Но ничто не выбивает тебя из приподнятого настроения. Ведь и отдых на привале с феей объятий – весьма приятный способ времяпрепровождения.
К полудню местность вокруг стала понемногу меняться, и не в лучшую сторону. Рельеф усложнился попадающимися иногда препятствиями вроде оврагов, ручьёв, пригорков. Но Руну было главное, что это препятствия лишь для него, а не для Лалы. Они не создавали ей затруднений, и соответственно нисколько не отнимали у неё сил. Наоборот, предоставляли дополнительный отдых. Крылья всё же удобная вещь. Чрезвычайно удобная. Подойдёшь к небольшой речушке, раз, и она уже на том бережку, и ждёт, пока он переберётся, усевшись в эффектной позе, порой принимаясь расчёсывать волосы. Подойдёшь к овражку, раз, и она уж на той стороне, общается со зверюшками, а сама так и поглядывает на него приветливо. А переберётся он, тут и попросится в объятья, даруя тепло душе и чистоту одежде, коли та испачкалась в процессе лазания по откосам. Даже запах пота полностью устраняла её магия. Натурально словно только что помылся. Вроде бы и жарко, и приходится прикладывать серьёзные усилия для преодоления сложных участков пути. А ты постоянно ощущаешь лишь свежесть от надетых на тебя вещей. Удивительно это всё.
– Не тяжело тебе от зноя, красавица моя? – участливо осведомился Рун чуть виноватым тоном, заметив, что Лала стала несколько молчаливее.
– Немножко тяжело, – пожаловалась она добродушно. – Но ничего, мой котик. В лесу замечательно. Хорошо очень. Тенёк. В наших краях жаркие деньки не редкость. Привычно.
– А ты не можешь охладиться магией? А то колдуй. Разумеется без штрафов, – предложил он.
– Спасибо, мой славный, – благодарно улыбнулась Лала. – Но я такого не умею. Некоторые феи способны в домах делать прохладу. Но на улице, это надо погоду менять. А менять погоду ради себя одной эгоистично. Феи так не поступают. Ну и я в любом случае этого сейчас не могу.
– Жаль, – посетовал он. – Мне даже и штрафов не надо. Хочется, чтобы тебе хорошо было.
– Мне хорошо, мой милый рыцарь, – разулыбалась Лала. – С самой ночечки и до сих пор. Очень уж приятная выдалась ночечка. Так сладко спалось.
– Ну, я рад, – весело посмотрел на неё Рун. – Мне тоже было приятно ночью, к твоему сведенью.
– Да я даже и не сомневаюсь в этом, заинька, – поведала Лала иронично. – На озерцо бы скорее. Когда жарко, феи любят купаться. Вот там и охладимся.
– К вечеру дойдём, наверное, – кивнул он.
– Я, Рун только не знаю, – произнесла она вдруг неуверенно.
– Что не знаешь, солнышко моё?
– Ну вот что ты предложил. Купаться вместе одетыми. И обниматься в водичке. Не знаю, правильно ли это или нет. Всё думаю об этом, думаю. Мне этого очень хочется. Но я не знаю. Уж очень это романтично. Может с перебором.
– А романтично может быть с перебором? – слегка озадачился Рун.
– Может, – серьёзно ответила Лала. – Вот например поцелуй. Это романтично? Да. Но это только для истинно влюблённых подходит. А для дружеской любви перебор. Бесстыдством станет.
– Ну, здесь-то точно нет бесстыдства, – пожал плечами Рун. – Мы же одетыми будем. Обниматься, кажется, не бесстыдство для нас. Не пойму, о чём ты, милая. И почему обниматься в воде так особенно романтично? Что аж с перебором. Просто объятья, как и всегда.
– Ну как этого можно не понимать? – искренне удивилась Лала. – Вот представь, Рун, выйду я когда-нибудь замуж. А у меня может даже и с мужем никогда не будет ничего такого. Чтобы мы вдвоём были там, где более вокруг на много вёрст никого-никого, только он и я, и мы вместе купались, а потом мокренькими, стоя прямо в водичке, обнимались бы. Это очень романтично. Очень-очень, Рун. У меня аж в животике холодеет, как представлю.
– Но ты бы этого хотела? Со мной? Коли не сомневалась бы, что нет бесстыдства?
– Конечно! – горячо подтвердила она. – Очень! Даже мечтаю об этом. Но мне страшно. Уж очень это романтично. Не знаю, подходит ли это для наших отношений.
– Ну, решать тебе так или иначе, – заметил Рун. – Я только могу сказать своё мнение. Бесстыдства я тут не вижу никакого. Мы будем одетыми, и мы будем обниматься. Как всегда. Ночью в обнимку спать не бесстыдство, а стоя в воде бесстыдство? Это странно, по правде говоря, так считать. Ты пойми, Лала, у нас такого тоже может и не будет впоследствии. Шанса на это. Кто знает. Раз тебе этого так хочется, вдруг позже жалеть будешь, что не насмелилась?
Лала призадумалась.
– Наверное ты прав, Рун, – вздохнула она. – Вспоминать с сожалением не хотелось бы потом всю жизнь. Обидно будет. Я в общем-то тоже совсем не уверена, что тут есть дурное. Может быть его вовсе и нет.
– Ты вот ещё что учти, любимая, – добавил Рун. – В жару проводить время в воде приятнее, чем на берегу. А мы станем сидеть и бояться в неё зайти только потому, что вдруг это чрезмерно романтично? Это будет грустно. А коли мы пойдём купаться, это же не одну минуту займёт. И не две. Вот захочется тебе в объятья, а ты примешься терпеть, пока выйдем мы, пока обсохнем? Много ли радости будет тогда вообще от этих трёх дней на озере? Их смысл как раз в объятьях, по-моему. В любой момент, как захочется тебе. Или мне. Сразу обниматься.
– Это правда, суженый мой, – дрогнувшим голоском согласилась Лала. – Я не выдержу, если придётся долго терпеть. Горевать начну. Значит решено. Будем купаться и обниматься мокренькими в водичке. О, как это будет!
Она разулыбалась счастливо с бесконечным облегчением.
– Сколь сложные жизненные вопросы тебя терзают, дорогая невеста, – развеселился Рун.
– Смейся, смейся, – озорно посмотрела на него Лала. – Ты просто не понимаешь, Рун, как это романтично. Вы, парни, такие… Чтоб ты знал, когда девушка в водичке и у неё мокрые волосы, это часто очень вдохновляет мужчин. Ну вот, как поза грациозная, или походка женственная. Так же. Увидишь меня мокренькую, запылаешь. А я возьму, и не обниму тебя. Раз смеёшься.
– Какая мстительная фея, – подивился Рун с юмором. – Да ты первая побежишь ко мне обниматься.
– А вот и не побегу, Рун.
– А вот и побежишь.
– А вот и нет.
– А вот и да.
– О, как это будет! – выдохнула Лала мечтательно. – Скорее бы туда попасть, Рун.
Они остановились. Дорогу им преградил очередной овраг. Причём прямо за ним начинался пригорок. Спуститься вниз не так уж сложно, а вот подъём на ту сторону обещал быть непростым. Если это вообще возможно. Разумней было бы попробовать найти обходной путь. Но овраг простирался далеко и вправо и влево, неизвестно сколько идти придётся.
– Немного не туда вышли, – посетовал Рун. – Давно тут не был. Слушай, Лала, ты просилась помогать. Вот, наверное сейчас, если можешь, помоги перебраться. Крайней необходимости в этом нет, но сэкономило бы нам время, а мне силы.
Лала ненадолго застыла, углубившись в раздумья.
– Ох, Рун, – промолвила она озабоченно. – Я не знаю, как тебе помочь. Не чувствую ничего. Мостик наколдовать я не смогу. Перенести тебя магией или наделить крыльями тоже. Сделать махоньким и отнести на ручках… Ну, может быть. Но я не сумею тебя с одеждой уменьшить. Ты голеньким станешь.
– Нет, становиться гномиком, да ещё и нагим, я как-то не готов, – улыбнулся Рун. – Это уже перебор. А бревно ты не можешь наколдовать? Мне бы бревна хватило вместо мостика.
– Нет, Рун, не чувствую этого сейчас, что могу.
– Жаль. А уронить дерево большое? С этой стороны туда.
– Нет, милый, и это мне не по силам, – виновато ответила Лала. – И ты подумай, деревце сотни лет росло. Губить его лишь чтобы перейти один разок? Это неправильно.
– Ну, значит идём искать обход, – пожал плечами Рун. – Эх, Лала, как жаль, что у меня верёвка коротка. Так бы ты могла перелететь, привязать с той стороны за дерево, и кинуть мне конец вниз. Вот было бы удобно, и магию не надо тратить совсем.
– Ой, Рун, я могу тебе верёвочку удлинить! – сообщила Лала обрадовано. – Я сейчас это могу.
– Магией можешь длиннее сделать?
– Да, славный мой, – кивнула она. – Дай мне свою верёвочку.
Рун достал из сумки верёвку, протянул ей. Лала положила ту наземь пред собой, замерла на чуть-чуть, сосредотачиваясь, взмахнула ручкой, озарившейся едва заметным синим сиянием. И вдруг верёвка увеличилась в занимаемом на земле объёме в несколько раз. Рун с изумлением взирал на это диво.
– Хватит? – осведомилась Лала довольно.
– Думаю, да, – проговорил он с уважением. – Ох, Лала, до чего ты полезное созданье. Сколько умеешь всего. И старушку сделать молодой, и верёвку длинной. Не представляю, каково это, когда всё тебе подвластно. Человек бы наверное с ума сошёл, обладай он такими возможностями. Или зло бы стал творить от чувства всесилия.
Лала подошла к нему вплотную, прижалась.
– Ну что ты, заинька, я вовсе не всесильна, – мягко сказала она. – И моя сила от тебя родится, не забывай об этом. Я, Рун, всегда могу разное, не так уж и много в каждую конкретную минутку. У меня нет специализации, как у большинства других фей. Поэтому могу вроде бы и всё, и ничего. Сама не знаю, что. Это немножко неудобно порой. Вот например фея исцеления хорошо лечит, она всегда хорошо лечит, а я есть вероятность, что исцелю, но гораздо более, что нет. И я во всём такая.
– Зато с тобой не скучно, – добродушно поведал Рун, обхватив её руками. – Никогда не знаешь, чего ожидать, какого чуда.
– Так без чудес тебе бы было скучно со мной, котик? – с лукавым удивлением поглядела она на него.
– Вообще-то я лев, – усмехнулся Рун. – С тобой, моя голубка, не выйдет заскучать никак, хоть с чудесами, хоть без них. К тому же ты прелестна как Венера. В присутствии столь распрекрасной девы скучать мужское сердце не способно.
– Смотри ты, как заговорил, – порадовалась Лала. – Спасибо, мой хороший, мне приятно. Надеюсь, ты на озерце найдёшь поболе тёплых слов для комплиментов. Особенно в водичке когда будем с тобою обниматься.
– Я постараюсь, – весело пообещал Рун.
Воспоминание об озере заставило Лалу отстраниться.
– Идти нам надо, мой львёнок, – вздохнула она с сожалением, сияя личиком. – Что мне делать с верёвочкой?
– Перелети на ту сторону, привяжи один конец к дереву, а другой брось вниз.
– Я поняла.
Рун поднял верёвку, собрал получше в моток, подал Лале. Она улыбнулась ему очаровательно.
– До встречи на той стороне, любовь моя. Я к тебе не буду спускаться, ну, чтобы ты случайно под юбочку не заглянул.
– Ага. До встречи, красавица, – разулыбался он в ответ.
Она рассмеялась негромко, и упорхнула, а Рун полез спускаться вниз. Спускался и улыбался. А в глазах всё она, всё она. Ну что за наваждение такое. Но наваждение приятное, заставляющее душу лучиться от счастья. И этот её тёплый прощальный смех. Тот самый. Так согревает внутри, что словно крылья отрастают за спиной, сил придавая и воодушевления. Вот только внимания не прибавляют. Замечтавшись, Рун поскользнулся на склоне и чуть не покатился вниз, в последний момент успев ухватиться за торчащий из земли корень. Однако это нисколько не испугало его и не выбило из хорошего настроения. Почти даже и не заметил. Не укатился ведь. Значит всё чудесно. Не может быть иначе, когда она с тобой.
Едва он оказался на дне оврага, как Лала уже и сбросила верёвку. Рун задрал голову, оценивая предстоящий путь. Склон был не обрывистый, но довольно крутой, в принципе и без верёвки есть шанс взобраться, только намучаешься неслабо, а успех не гарантирован, и притом ежели упадёшь, что вполне может быть, намнёшь себе бока изрядно. Ну а когда она есть, влезть вроде бы пара пустяков, даже сил-то особо не потребует, надо лишь правильно создать опору ногам, и тогда выйдет, словно идёшь, не придётся подтягивать весь свой вес. Он попробовал потянуть верёвку рукой, затем повис на ней, проверяя. Вроде надёжно. Взялся за неё повыше, чуть подпрыгнул, упёрся ступнями в землю, держа тело под углом к оной. И пошёл. Дело у него продвигалась споро, шаг, другой, третий, четвёртый. Никаких затруднений. Он уверенно продолжил подъём, настолько успокоившись, что снова замечтался о Лале. Разные мысли у него витали у него в уме. Разные картины стояли перед глазами. И как поднимется сейчас к ней, и озарит она его снова своей приветливостью, и как пойдут дальше, держась за руки, и как на озере в воде… Почему для неё это так важно, так значимо, объятия в воде? Вот загадка. Но это не имеет значения, почему. Главное, что важно. Значит, будет очень приятно подарить ей эти мгновения. И разделить с ней её невинное счастье от них.
Неожиданно опора у него в руках кончилась. Только что была, и ничего, пустота. Сжимая верёвку, он с очумелым выражением лица полетел вниз, кубарем покатился по откосу. Докатившись до дна оврага, какое-то время лежал, ошеломлённый.
– Рун! – услышал он сверху испуганный девичий голосок.
Он сел, потирая спину. Вроде бы ничего не сломал. Только под лопаткой саднит. Над головой раздался знакомый шелест крыльев. Рун машинально начал было поворачиваться на этот звук, но всё же сообразил, что нельзя. Вскоре рядом с ним опустилась Лала.
– Рун! – воскликнула она тоном, исполненным взволнованного расстроенного сочувствия. – Как ты, мой хороший?! Сильно ушибся?
– Терпимо, – вздохнул он. – Немного опрометчиво ты кинулась вниз, Лала. Едва не посмотрел.
– Рун, верёвочка оборвалась, – с грустью поведала Лала. – Я так испугалась, боже мой!
Она обняла его.
– Сразу полегче стало, – улыбнулся он. – Вот не повезло. Крепкая верёвка вроде была. Почему порвалась? Может волшебство худой её сделало?
– Нет, Рун, мои чары её не изменяли. Они её просто размножили, удлинили в несколько раз, но каждая новая её часть в точности такая, как та, что была у тебя изначально, – объяснила Лала.
– Ладно, хоть не убился, – мрачновато порадовался Рун, снова потёр спину и поморщился. – О-хо-хо.
Так они сидели какое-то время, Лала гладила его по волосам, жалея. Он в конце концов повеселел, глядя на неё с юмором:
– Ну хоть что-то полезное извлёк из своей беды. Приятно, как ты меня утешаешь. Спасибо. Давай выбираться отсюда, милая.
– Давай, – Лала отстранилась с ласковой улыбкой. – Что теперь, котик?
– Пойдём в обход, что тут сделаешь, – развёл Рун руками. – Подожди немного, я сейчас.
Он принялся сматывать верёвку, и когда закончил, дойдя до дальнего её конца, его лицо приобрело озадаченное выражение.
– Солнышко моё, – молвил он аккуратно. – Она не порвалась. Она развязалась. Ты крепко её привязывала?
– Очень крепко! – горячо заверила Лала.
– А как ты её привязывала? Каким узлом? – поинтересовался он, терзаемый смутными подозрениями.
– Как обычно. На бантик.
– На бантик?! – оторопел Рун. – Да кто ж привязывает на бантик верёвку для подъёма?
– Откуда же мне было знать?! – с растерянным огорчением стала защищаться Лала. – Ты мне не сказал, Рун, что нельзя на бантик.
– Ну да, не сказал, – задумчиво признал он. – Действительно.
– Вот видишь!
Рун обернулся, осматривая склон позади. Потом поглядел вверх, размышляя, что делать. Раз с верёвкой всё в порядке, вроде нет смыла возвращаться и искать обход. Проще снова попробовать подняться. Теперь-то проблем не должно возникнуть.
– Привяжешь ещё раз, любимая? – мягко обратился он к Лале. – Только на другой узел. Давай я тебя научу.
– Ладно, – оживилась она.
Он стал складывать узел:
– Тут ничего сложного. Продеваешь вот так и вот так, затем сюда, и всё. Выйдет очень надёжно. Не просто не развяжется, но и наоборот, будет сильнее затягиваться под весом. Поняла?
– Всё поняла, – радостно кивнула Лала.
– Ну, лети тогда, голубка моя. Я не буду смотреть вверх. Крикнешь, как завяжешь.
– Хорошо, дорогой, – Лала совсем повеселела.
Он подал ей конец верёвки и отвернулся, слушая удаляющийся шелест крыльев. Вскоре верёвка остановилась, перестав уходить вверх. Далее довольно долго ничего не происходило. Но вот наконец до него донёсся девичий голосок:
– Готово, Рун! Можешь подниматься.
Ну такой у неё приятный голос. Заслушаешься. Точно дивная музыка какая-то. Рун разулыбался, взялся за верёвку, начал подъём. Дело у него продвигалось быстро. Скорее к ней хотелось. И обнять наверху. И к озеру. И там их ждут три дивных дня. Самых счастливых, самых волшебных из всех в его жизни. Пребывая в своих грёзах, он уже добрался было до середины пути, как вдруг опора в руках у него закончилась. С удивлёнными глазами он полетел вниз и кубарем покатился по склону.
Когда Лала, взволнованная и испуганная, спустилась к нему, он сидел на дне оврага, и охал, потирая правый бок:
– О-хо-хо хо-хо.
– Очень тебе больно, Рун? – огорчённо спросила она. Её личико было исполнено глубоким сочувствием и жалостью.
– Терпимо, – вздохнул он.
– Веревочка всё же оборвалась, Рун, – с грустным сожалением поведала Лала.
– Ты уверена? – осторожно поинтересовался он.
– Да, – она обняла его. – Бедненький мой.
Он лишь улыбнулся на это чуть иронично. Она одарила его ответной доброй участливой улыбкой. Так они сидели, согревая друг друга, пока Рун приходил в себя. По синему небу над ними плыли облака, кукушка куковала где-то вдалеке, тихонько шумели листвой деревья. В овраге стояла приятная прохлада. В вышине пролетела, паря, какая-то крупная хищная птица.
– Хорошо всё же с тобой, Лала, – расслабленно молвил Рун. – Всю жизнь бы так хотелось. Ну, что, будем выбираться?
– Ладно, – Лала аккуратно отстранилась с несколько разомлевшим видом.
Рун снова стал сматывать верёвку, и дойдя до её конца так и оторопел.
– Милая, она не порвалась. Она развязалась, – сообщил он озадаченно.
– Не может быть! – Лала посмотрела на него с растерянной недоверчивостью.
– Конец совершенно ровный. При обрыве так не бывает. Ты завязывала, как я тебе показывал?
– Конечно, Рун! – чистосердечно воскликнула она.
– А покажи, как ты завязывала.
Лала с готовностью начала складывать узел. Рун взирал на её действия с изумлением.
– Ну, это совсем не то, – мягко проговорил он.
– Как это не то? – побуравила его удивлёнными глазками Лала.
– Не то. Ты неправильно запомнила, – с ласковым сожалением сказал он.
– Значит это ты виноват! Ты меня плохо научил, – стала оправдываться Лала расстроено.
– Пожалуй верно, – кивнул Рун после небольшого раздумья. – Раз у тебя не получилось, значит… плохо научил. Не проверил. Ты же старалась, когда завязывала?
– Очень старалась! – немного обижено подтвердила она с чувством.
– Ну прости, лебёдушка моя, – улыбнулся он. – Мне редко приходится кого-то учить, не подумал. Не сердись, ладно?
Лала лишь вздохнула в ответ. Но кажется подуспокоилась. Рун бросил тоскливый взгляд на склон позади, откуда они пришли. Нет, никак нельзя возвращаться и идти в обход, раз они разобрались во всём. Неразумно это.
– Лала, давай мы не будем мудрить, – предложил он спокойным тоном. – Никаких сложных узлов, навяжи обычный узел, но на десять раз. Тогда точно не развяжется. И оставь конец за узлом подлиннее, а когда я начну взбираться, следи за ним. Ежели станет уменьшаться, так что укоротится раза в два, сразу кричи, я тут же спущусь назад.
– Лала неуверенно посмотрела на него.
– Вот, гляди, – он принялся складывать узел. – Просто завязываешь и завязываешь. И так на десять раз. Надёжно будет. А то время много уж потеряли. Коли ещё и в обход идти, боюсь, не успеем выйти к озеру до вечера.
Аргумент про озеро произвёл на Лалу должный эффект.
– Хорошо, Рун, – тотчас отозвалась она.
– Тогда лети, малышка. Не торопись, завязывай получше, как завяжешь, кричи и следи, – подбадривающе напутствовал он её.
– Я поняла, – она взяла верёвку, улыбнулась приветливо на прощанье и воспарила.
В этот раз пришлось ждать долго. Но Рун не переживал насчёт времени, главное чтоб надёжно. Заодно, если всё выйдет, Лала порадуется, что помогла. Ей приятно будет, а ему будет приятно, что ей приятно. На душе ему сделалось светло от этих мыслей. Тут и Лала крикнула. Он не стал спешить, для начала потянул верёвку, затем повис на ней, подождал. Всё в порядке. Он принялся взбираться. Поначалу был очень осторожен, постоянно пребывая в готовности сгруппировать тело в случае падения, прислушивался, не подаёт ли сигнал Лала. Но к средине пути наконец успокоился, уверовав в неизбежность успеха. Пошёл было быстрее, сделал несколько шагов. Тут опора в его руках исчезла вместе с верёвкой, он, хватаясь за воздух, полетел вниз и покатился по склону.
Когда Лала спустилась, он сидел на дне оврага и охал, потирая ушибленный зад:
– О-хо-хо хо-хо.
– Очень тебе больно, Рун? – упавшим голоском участливо спросила она.
– Да ничего, – вздохнул он. – Кости целы как будто.
– Я сейчас не могу тебя полечить, Рун, прости, может позже выйдет, – извинилась Лала расстроено.
– Лала, что случилось? Почему верёвка исчезла? – мирно поинтересовался он с недоумением.
– Волшебство закончилась, – объяснила она грустно. – Я же не думала, что это столько времени займёт. И не заметила, что его столько прошло. И кажется чуточку неправильно его рассчитала. Вот. Старалась на недолго верёвочку наколдовать, чтобы не получилось, как с одеяльцем, чтоб не тащить её тебе потом пол дня. Прости, любимый.
Рун посмотрел на неё беззлобно. И вдруг затрясся от смеха. Не скоро смог остановиться, хоть эти сотрясания и вызывали у него болезные ощущения в ушибленных местах. Лала, глядя на него, тоже рассмеялась, чуть смущённая.
– Да уж! – покачал он головой весело. – Ничего, Лала. Всякое бывает. Спасибо, что пыталась помочь. А теперь пойдём всё же в обход, родная. Пока я шею себе не сломал. Хватит судьбу испытывать.
После неудачи с помощью Лала поначалу слегка печалилась, но Рун точно знал, как это исправить. Достаточно было устроить обнимательный привал наподольше, и его солнышко счастья снова лучезарно засияло, озаряя всё вокруг. Причём в безоблачном расположении духа она тут же смогла исцелить его от ушибов, что ввергло её в приподнятость настроения ещё сильнее. Их путешествие опять обрело черты приятной романтической прогулки. Излишне серьёзных препятствий на пути им более не попалось, а при преодолении тех из средней серьёзности, что всё же встречались, Рун уже не позволял себе авантюр, стараясь поступать максимально рационально и обдуманно, и потому, пусть и затрачивал на них какое-то время, но не терял его слишком много и зря, ну и заодно не получал новых синяков и шишек. И всё же в какой-то момент он понял, что в этот день до озера они не дойдут. И из-за того оврага, отнявшего лишний час, и из-за жары, замедляющей и заставляющей чаще отдыхать. И из-за Лалиного настроения, чрезмерно преисполненного ожиданиями озёрной романтики, вследствие чего она уже и сейчас испытывала заметно большую потребность периодически прижаться, когда на минутку-другую, когда и на дольше. Да и притомились они оба – зной так или иначе отнимает силы. А ещё были зверюшки, мимо которых Лала конечно же не могла пройти просто так, всякую и приласкает, и одарит приветливыми словами. Сегодня подобных встреч почему-то происходило особенно много. То зайчик, то белка, то сурок, то птичка какая-нибудь, то олень. То ёжик. И даже мышка. А под конец они наткнулись на медведя. Здорового, если не сказать здоровенного. Лала обрадовалась, сразу и обняла его, к его удовольствию, и погладила. А Рун заробел, сначала стоял в нерешительности чуть в стороне. Подошёл тоже погладить лишь когда Лала стала его настойчиво и весело убеждать. Но подошёл, и все страхи тут же развеялись, очень благосклонно отнёсся к нему косолапый. Дружески. Сильное впечатление производит быть рядом со столь внушительным животным, у которого когти с твою ладонь. Волнительно. И волнительно осознавать, что вы с ним в договоре, что он тебе вроде как и не чужой. Странное ощущение, но приятное. Согревающее душу. Когда медведь, отвесив поклон Лале, оставил их, отправившись по своим делам, Рун чувствовал себя слегка ошеломлённым.
– Милый, давай передохнём, – ласково обратилась к нему Лала, сияя глазками от пережитой встречи. – Устала.
– Давай уж на ночь располагаться, – ответил он. – Тоже устал что-то.
– Я думала, мы на озерце будем ночевать, Рун, – немного разочаровано молвила Лала.
– К темну бы наверное дошли, – кивнул он. – Только стоит ли это того? Зачем из сил выбиваться? Завтра с утра уж там будем. Мы близко совсем. Тут тоже неплохо, когда ты рядом. Считай, что наше свидание уже началось.
– Хотелось там, – улыбнулась Лала. – Ну ладно.
– Ну или давай медведя попросим, чтобы он на спине тебя отвёз, – предложил Рун. – Может он такое? Я уж сам дойду.
– Мочь то он может, мой котик, только это будет неправильно, обременять его, – поведала Лала. – Животные, Рун, тоже своими важными делами заняты. Ищут пропитание, заботятся о детках, прячутся от врагов. Мишки нагуливают жирок к зиме. Это очень важно для них. Ежели я была бы в беде или нужде, я бы не раздумывая попросила помощи у зверюшек, и любая с радостью помогла бы. А просить без нужды, это эгоизм. Нельзя так. Он был бы счастлив помочь, я знаю. Но всё равно так нельзя. Феи так не поступают. У нас же нет необходимости именно сегодня дойти до озерца. Просто хотелось бы.
– По мне так пожалуй даже хорошо, что не дойдём, – пожал плечами Рун. – Представь, или утром прийти, когда светло, красиво кругом, и мы бодрые. Или в потёмках уставшими добраться.
– Может ты и прав, суженый мой, – признала Лала добродушно. – Хоть помечтаю ещё вечерком, как там будет всё. Мечтать тоже сладко.
– Я думал, ты мечтаешь домой отправиться, – усмехнулся Рун.
– Наивный какой, – подивилась Лала весело. – Дом, это просто дом, заинька. Место, где всё родное, где душе легко и спокойно. Туда хотят, и даже стремятся. Но мечтают девицы совсем-совсем о другом.
– О другом, это о парнях видимо, – с юмором проронил Рун.
– Всё может быть, – рассмеялась Лала.
Рун быстро соорудил лежанку для отдыха – выбрал пятачок земли поровнее, чуть подрасчистил от травы, расстелил свою куртку. Достал из сумки серую материю, тоже постелил.
– Садись, милая невеста. Я тебе пойду пока ягоды соберу. Смотри, какие заросли малины справа. Мишка-то не зря тут ошивался.
– Спасибо, жених мой дорогой, – Лала устало, но не без грации, опустилась наземь.
– Насытишься малиной? – спросил он. – Или похлёбки хочешь?
– Накушаюсь, мой львёнок. Я люблю малинку.
– Ну, отлично. В жару самое оно – сочно, сладко, ароматно, освежает. И костра не надо. Я тоже малиной обойдусь. Вон её сколько. Красным красно. Только тебе потерпеть придётся, пока я по кустам лазаю. Потерпишь?
– Потерплю, мой хороший, – тепло и благодарно улыбнулась Лала.
Он взял котелок, сначала собрал малины для Лалы, много ли ей надо, принёс, отдал, затем забрался в кусты уже для себя. Это заняло больше времени. Ягода – не самая сытная еда. Но её было полным-полно, кусты усеяны, спелая, довольно крупная. Крестьянам не привыкать довольствоваться малым. Порой он оглядывался на Лалу. Она сидела с довольным личиком, тоже поглядывая на него, кушала неторопливо по ягодке из котелка. Наслаждалась отдыхом, кажется совсем не печалясь из-за их маленькой разлуки, из-за того, что он сейчас не с ней. Это его успокаивало. Он улыбался ей, и своему счастью, и удивлялся ему. И ей. Что она с ним. Собирал ягоды, и не замечал этого. Потому что в мыслях, и в сердце, и в мечтах была всё она и она. Только она.
Небо понемногу начинало тускнеть, готовясь к закату. Воздух стал чуть менее знойным. Приближался вечер. Рун вернулся к Лале, уселся рядышком. Она вздохнула с доброй улыбкой, ничего не говоря, прижалась к нему.
– Счастье моё большеглазое, – ласково произнёс он, обняв её.
– А ты моё счастье, – с тихой нежностью промолвила она.
Неподалёку от них на дерево села птичка, необычная, пёстрая с красной грудкой, Рун таких и не встречал никогда. Села, покосилась на них с любопытством, отряхнула пёрышки, и давай выводить трели. И пела, и пела.
– Красиво, – порадовалась Лала расслабленно.
– Ага, – кивнул Рун. – Лала, а почему к тебе животные иногда идут, а иногда нет? Вот порой птичка вроде и не очень далеко, как сейчас, а к тебе не слетает, а бывает, издалече сразу к тебе летит. Почему так?
– Ну, милый, зверюшки с уважением относятся к феям, – поведала Лала. – У них свои дела, у меня свои, и им сие ведомо. Ежели бы за мной со всей округи лесные созданья начали скопом бегать, вот был бы ужас. Это как толпа людей, что не даёт проходу. Примерно то же. Они оберегают мой покой, Рун. Но бывает, какой-то уж сильно невтерпёж, или настроение слишком хорошее, что не удержаться, или простодушная чересчур. Или волей случая совсем близко окажется. Тут и подбежит сама. А в основном, если позовёшь, тогда с удовольствием придут, а без этого не станут тревожить. Звери многое понимают, Рун. Больше, чем вы, люди, полагаете. Вот сидит эта птичка, и видит, что мы вместе, что нам нравится быть вдвоём, и не хочет мешать, отвлекать, но поёт она сейчас для нас. Именно для нас. Желает приятное нам сделать. И она знает, что я это знаю, и что благодарна ей. И ей этого достаточно. Согревает ей сердечко. Иногда достаточно просто быть рядом, это тоже приятно. Всё равно она с нами как будто, а мы с ней. Ей будет памятен этот день, что встретила нас и пела для нас. Хочешь, позову её, она прилетит. Но я уставшая чуточку, и мне на тебя хочется сейчас ласку тратить. Соскучилась, пока ты малинку собирал.
– Лучше уж на меня, чем на неё, – буркнул Рун с довольной физиономией.
– Не знаю, заинька мой, как быть завтра, – промолвила Лала немного озабоченно. – Думаю всё, думаю об этом. Вот придём мы на озерцо. И что, сразу кинемся в водичку? Суетно как-то выйдет. А суетно, значит не романтично. Хочется, чтобы идеально всё было. Наверное, надо сначала на бережку много-много обниматься. Пол денёчка хотя бы. И как совсем-совсем станет счастливо, тут и идти в водичку купаться. Сначала искупаться, освежиться, а потом уж… мокренькими в водичке… О, опять в животике холодеет. Но пол денёчка ждать очень долго. Не знаю, как поступить.
– Ох, Лала, – покачал головой Рун с добродушной улыбкой. – Так уж много ты об этом размышляешь.
– Потому что это очень важно, мой котёнок, – тоже улыбнулась Лала. – Такое романтичное мало с кем бывает. Раз уж нам суждено, чтобы это с нами произошло, надо чтобы всё было идеально. Сердечко трепетно желает этого.
– Давай вместе распланируем, что как делать, – предложил он. – Тогда легче сориентироваться будет, как лучше.
– Давай, – с готовностью откликнулась Лала.
– Придём мы не слишком рано, но утром, – принялся рассуждать Рун. – С утра в воду странно лезть, правда ведь? Само собой надо подождать до зноя.
– Действительно, – согласилась Лала. – Значит до зноя погреешь меня на бережку. А там и в водичку.
– Я бы рад погреть, но у нас дел будет много, – заметил Рун.
– Каких дел?
– Ну мы же на целых три дня остановимся. Нужно будет обустроить лагерь. Тут уже не бросишь просто куртку. Когда мы придём, сперва необходимо выбрать место. Чтобы красиво и удобно. В этом я на тебя надеюсь. Чуть отлетишь вверх и высмотришь, где тебе больше нравится. Затем нужно будет мне туда дойти. Затем насобирать дров поболе, дабы потом на это не слишком отвлекаться. Сделать лежанку поудобнее и шалаш. Мало ли, вдруг непогода случится. Шалаш нужен. Найти съестного, сколько возможно. Так чтобы с запасом хотя бы на день вышло. Сготовить. И вот тогда наступит время для отдыха.
– Сколько всего нужно сделать, – подивилась Лала растерянно. – А когда же обниматься?
– До полудня управимся поди, – пожал он плечами. – Много времени ещё останется. Дела всегда какие-то есть. Так жизнь устроена. Не забывай, тебе ещё платье менять надо будет. Ты хотела. Тоже не один час у нас отнимется.
– Любовь моя, раз столько дел, может тогда четыре денька? – просяще произнесла Лала. – А то так нечестно, обещал три, и…
– Ох, Лала, – рассмеялся Рун. – Может уж всю жизнь в таком случае? Я не против, если что.
– Рун, ты обещал. Три денька объятий, – омрачилась Лала.
– Ну, милая, это они и будут. Ты просто смотришь на это не под тем углом, – мягко сказал Рун. – Если всё делать вместе, дела тоже станут романтикой. Вот представь, мы пошли собирать ветки для костра. Идём, и раз, ты соскучилась, тут я тебя и обниму. А потом пойдём дальше. И снова чувствуешь, что всё, невмоготу без этого. И я снова обниму. И каждый миг, как тебе захочется, или мне. Торопиться-то некуда, мы вместе, я буду весь твой, чем бы мы не занимались. Не кажется тебе, что это то же самое, как обниматься в воде? Превращает объятья в нечто особенное, чего ещё не было? Вот сравни: или просто лежать-сидеть, как на привале, и обниматься, как было у нас уже много-много раз. Или собирать ветви и обниматься, делать шалаш и обниматься, готовить еду и обниматься. Каждое дело превратится в незабываемое волшебство, которое будешь вспоминать потом, как нечто очень дорогое. Это же всё будет часть одного – нашего свидания. Основная романтика-то не в объятьях, Лала, по-моему, не в них самих. А в том, что нас тянет друг к дружке. Делаем что-то, глядим друг на друга, и вдруг ты осознаешь, что всё, нестерпимо боле, чувствуешь повеление сердца обнять, и откладываешь ненадолго дело в сторону. Вот что запомнится и станет особенно дорогим. Эти внезапные побуждения, и как тот, к кому они, с радостью откликается на них, чувствуя к тебе то же самое, позволяя утолить острую жажду побыть вместе. Ну вот что-то такое.
– Смотри ты, какой красноречивый, – с веселой приязнью поиронизировала Лала, воодушевлённо засияв личиком. – Ты, заинька мой, не совсем понимаешь природу фей объятий. Объятья дарят нам счастье. Поэтому они прекрасны сами по себе. А в остальном… Ты наверное прав. Мне теперь очень хочется делать это всё с тобой. Собирать веточки для костра. Строить шалашик. И много-много обниматься при этом. Действительно почти как в водичке. Ой, как я всего этого хочу!
– Ну, вот видишь, – усмехнулся Рун.
– Надо же! – разулыбалась Лала. – Только что немножко горевала, что придётся время терять, а теперь прямо мечтаю уже делать разные дела с тобой, Рун. Ты хитренький.
– Ага, – похвалился он довольно. – Двойная выгода. И одному возиться ни с чем не придётся, и тебя прижать к себе можно будет в любой момент. Между прочим, когда настанет пора купаться, я бы мог тебя в воду на руках отнести, если хочешь. Это же будет романтично?
– Ой-ёй-ёй! – восторженно округлила глазки Лала. – Это будет очень романтично, Рун! Очень! Только у меня опять в животике холодеет, как представлю себе. Может быть это с перебором романтично. Я не знаю.
– Ну, у тебя есть время подумать, с перебором это или нет. Я бы хотел пережить этот момент с тобой, солнышко моё, но решать тебе, – поведал Рун с теплотой.
– Ой, Рун, скорей бы уже туда, скорей бы, – в мечтательном нетерпении прошептала Лала.
До озера они добрались в разгар утра. Солнце ещё не высоко, но уже и не низко, ещё не палит, но уже припекает, светит жизнерадостно, отражаясь лучиками в воде, порождая весёлые блики, летают высоко чайки, вдали плавает стайка уток, виднеются несколько островков, а далеко-далеко, чуть ли не у горизонта, поднимается холмами противоположный берег.
– Какое огромное! – в удивлённом восхищении выдохнула Лала, застыв на месте, едва они вышли из леса на покрытый травкой и многочисленными мелкими цветами прибрежный лужок, за которым начинался небольшой плавный спуск собственно к берегу. – Я таких озёр ещё не видала.
– Здоровое, – кивнул Рун. – Говорят, это самое большое озеро из всех не только в нашем королевстве, но и в соседних.
Он повёл её дальше, они спустились вниз, где Лалу ждал ещё один приятный сюрприз. Перед ними предстали песчаный пляж и кристально чистая вода. Никакого ила, никакой ряски или камышей, словно это и не озеро вовсе, а тихая морская лагуна, видно дно с множеством гладких зеленоватых камушков. Лала обернулась, с блестящими от восторга глазками, к Руну, и он тут же притянул её к себе.
– Очень красиво, – промолвила она тихо, сияя личиком.
– Ты тоже очень красивая, – искренне произнёс он, любуясь на неё.
Лала засияла ещё ярче, бесконечно счастливая:
– Спасибо, мой хороший. Ты прямо такой романтичный сегодня.
– Ну дак. Стараюсь, раз у нас свидание, – добродушно отозвался Рун. – Когда ты столь нежна, легко быть романтичным. Предлагаю тут и остановиться, только выше, на лужку. У берега не стоит, а то волны иногда бывают большие. Я сюда и хотел тебя вывести, но не уверен был, что получится, что точно дорогу найду, давно не приходил на это озеро, вообще сюда. После дедушкиной смерти ни разу. Тут песок, купаться удобно будет, и берег вон какой, тоже удобный, в других местах всё каменистое в основном, есть обрывисто слегка, трудно спускаться, тебе-то нет, конечно, а мне лазать пришлось бы. Здесь лучше всего.
– Тут замечательно, Рун! – согласилась Лала. – Мне очень нравится. Очень!
– Ну, отлично. Одно дело сделано. Теперь надо решить, что далее. У нас ещё три дела: шалаш, дрова, еда. Займёмся ими, или сперва объятий хочешь?
– Немножко пообнимаемся, потом делами.
– Стоя, или сидя? Или может лёжа?
– Сначала стоя, потом сидя. Потом можно и прилечь, – заявила Лала.
– Это называется немножко? – рассмеялся Рун.
– Немножко, – улыбнулась Лала. – Тут у водички так красиво. Тут романтично обниматься. Потом присядем, чтоб передохнуть и любоваться на пейзажи. Потом приляжем, чтобы ещё лучше передохнуть. Чуточку силы восстановить после дороги. Вот. А потом я стану счастливая-счастливая, тут и пойдём собирать веточки и обниматься.
– Понято, – тоже разулыбался Рун. – А мы ляжем просто лежать? Или подремать? А то кое-кто подняла ни свет ни заря, всё ей невтерпёж было.
– Тебе хочется спать, котик? – ласково осведомилась Лала.
– Сейчас нет, но если приляжем, наверняка задремлем, – пожал плечами Рун. – Лучше бы шалаш тогда сперва. Чтобы на открытом солнце не спать. Хотя можно и под деревья в тенёк уйти.
– На свидании в шалашике приятней будет спать. Романтичнее, – поведала Лала.
– Ох, Лала, – покачал головой Рун весело. – Прям каждая мелочь должна быть романтичной?
– Конечно, Рун, – горячо подтвердила она. – Хочу, чтобы всё идеально было. Такое волшебное свидание. У меня ещё не было свиданий. А тут сразу такое. Три денёчка у чудесного озерца, вдвоём.
– Не ходила ни с кем на свидания? – полюбопытствовал Рун.
– Меня ещё не сосватали, любимый. С кем же я должна была ходить? – с очаровательным недоумением посмотрела на него Лала.
– У нас бывает, встречаются и без помолвки, чтобы получше узнать друг дружку. И если поймут, что нравятся, просят родителей о сватовстве.
– Ах, мой хороший, я слишком красивая, и слишком особенная фея, – мягко проговорила Лала. – Мне мама с папой будут искать особенного жениха. И мнением моим не поинтересуются.
– Богатого будут искать?
– Достойного. Такого, чтобы был мне подстать.
– Понято, – вздохнул Рун. – А человек им не подойдёт случайно?
– И какой же? – лукаво изобразила полное неведенье Лала.
– Потомственный крестьянин, – с комичной горделивостью сказал Рун, словно вести род от крестьян чрезвычайно почётно. – Очень особенный. Все в его деревне страх как по-особенному к нему относятся.
– Я как вернусь в свой мир, немедля брошусь к папе, и сообщу, что столь достойный кавалер согласен удостоить дом наш честью взять милостью своей меня в супруги. Вот он обрадуется, – по-доброму поиронизировала Лала.
– Ну, прекрасно, – улыбнулся Рун. – Солнышко моё, ну как же ты сияешь!
Его голос был полон любви.
– Спасибо, зайчик мой, – с тёплой приязнью ответила Лала. – Рун, ты сегодня другой. Ты никогда не был столь ласков со мной. Ласковый-ласковый. Мне приятно. Давай присядем, а то в ножках слабость появилась.
– Куртку надо снять, чтоб постелить. Ты удержишься, пока снимаю? – спросил Рун заботливо.
– Я за тебя придержусь, милый.
Вскоре они оба уж сидели рядышком у воды.
– Лала, мне кажется, я другой, потому что ты другая, – промолвил Рун тихо. – Не знаю, замечаешь ли ты за собой. Но ты сегодня сама нежность. Словно это для тебя… действительно свидание. Настоящее.
– Оно самое настоящее, Рун, – заверила Лала чистосердечно. – Неужто ты полагаешь, что я притворяюсь или шучу?
– Я не о том, родная, – он призадумался, подбирая слова. – Мы обычно друзья. Я для тебя друг. Сейчас ты ведёшь себя иначе. С самого утра такая. Может и не первый день, как это началось в тебе. Будто я возлюбленный. Словно это и правда свидание. Настоящее, с возлюбленным, не с другом. Мне это очень нравится, чтоб ты понимала. Слегка озадачивает, но нравится. Я ласковее, потому что чувствую, что это можно, что сегодня мы немного больше, чем друзья. Что это тебе надо от меня. Ты сегодня такая, что с тобой просто не получается иначе, веди я себя иначе, вышло бы, будто груб. Я откликаюсь на твою ласку, только и всего.
Лала вздохнула, умиротворённо.
– Природа феи объятий трудно постижима даже для меня самой, заинька, – поведала она с приветливой доверительностью. – Но в ней нет фальши. Потому что феям это не свойственно. Она хочет твоей любви. По-настоящему, искренне. А то есть, и я хочу. Всем своим существом. Ну как может быть иначе? Ты хоть понимаешь, что значит для феи объятий три денёчка объятий, Рун? Это упоительное счастье. От которого кружится голова. Даже от его ожидания. Поэтому я такая, наверное. Или может я просто всегда хотела чего-то столь романтичного. Я не знаю, Рун. Давай наслаждаться этим, нашими тремя денёчками. Нам хорошо вдвоём, мы счастливы, я счастлива-счастлива, особенно с тех пор, как ты снова стал моим все ночечки. Может я просто очень счастлива, поэтому такая? Наше свидание, это самое восхитительное свидание, какое только может быть у девушки. Так нужно ли девушке разбирать, зачем оно и почему? И что она будет чувствовать к тому, кто ей сие дарует, как ты считаешь? Это дар того, кому ты очень дорога. Очень. А это пробуждает в сердечке много всего к нему в ответ. Поэтому нежнее становишься. Хочешь ты сама того или нет. Ощущаешь бесконечность любви к нему. И тебе уже не важно, дружеская это любовь или романтическая. Я хочу этого свидания всем сердечком, Рун. И хочу его именно с тобой. Потому что люблю тебя. Потому что ты мой кавалер. Настоящий, не понарошку. А я твоя фея объятий.
– Слегка запутано, но суть я уловил, по-моему, – проронил Рун беззлобно.
– Ты, мой милый-милый львёнок, не строй пожалуйста иллюзий, что я влюблюсь в тебя когда-нибудь. Иначе тебе будет больно от ожиданий, от несбывшихся надежд, – с простодушной прямотой добавила Лала. – Но я тебя люблю. Очень. Очень-очень. Не так, как любят друга. Как-то по-иному. Как фея объятий может любить юношу, с которым очень счастлива. От которого хочет романтики, и нежных слов, и ласковых прикосновений, и много-много что ещё. Что девушка обычно хочет от возлюбленного. Знай это, мой хороший.
Может Рун бы и расстроился подобным откровениям, говорись они как-нибудь иначе – с сожалением, или с сочувствием, или с капелькой отчуждённости, устанавливающей границы, обозначающей дистанцию, которую нельзя преодолевать. Но в этих словах было много приязни, и теплоты, и искренности, и нежности, и радости от близости. И никакой дистанции. Совсем. Поэтому они лишь согрели ему сердце, и всё. Она была счастлива, он был счастлив, она наслаждалась этим свиданием, он наслаждался. Она любовалась на окружающие пейзажи, он любовался – на неё и на пейзажи, что обрамляли её неземную красоту своей земной. Чайка вдруг спустилась с неба, приземлившись на песок в нескольких шагах от них, неторопливо подошла, Лала тут же её погладила, обрадованная.
– Здравствуй, славная моя! Какая ты белоснежная. Прямо невеста.
Птица замерла, явно получая удовольствие от внимания феи.
– Вы высоко летаете, – продолжила Лала дружелюбно. – Пожалуйста, если ты или твои подружки заметите тут поблизости других людей, предупредите нас, хорошо?
Чайка важно закивала.
– Навряд ли здесь кто-то есть, Лала, не беспокойся, – поделился своим мнением Рун. – Поселений на озере нет, рыбаков нет. Охотники тоже почти не хаживают. Мы с дедушкой на этом месте не раз бывали. И за всё время даже следа чужого не встретили. Дым вроде бы видели однажды очень вдалеке, и всё. Хотя подстраховка конечно не помешает.
Он попытался тоже погладить чайку, но та клюнула его несильно в палец и улетела.
– Ну вот, – деланно огорчился он. – Я думал, меня звери любят теперь.
– Она тебя ласково клюнула, любя, почти поцеловала, – развеселилась Лала.
– Вот, даже птицы целуют, и только невеста не удосужится никак, – посетовал Рун с притворной грустью.
– Когда-нибудь и я поцелую, котик, – благодушно напомнила она.
Время шло, они сидели, Лала сияла и сияла, совсем разомлев, и всё больше становилась сонной. Рун уже решил было звать её подремать, не выспались оба, никуда не денешься. Но неожиданно вода неподалёку от них пошла кругами и из озера вынырнула человеческая голова. Белокурая девушка, высунувшись по шею, взирала на них с озорным любопытством. «Вот тебе и нет людей» подумал Рун оторопело.
– Ой, русалочка! – воскликнула Лала исполненным невинной радости голоском, сразу утратив сонливость. – Здравствуй, милая!
– Доброе утро, – приветливо ответила девица.
– Это русалка? – спросил Рун с недоверием.
– Конечно, заинька, разве тут можно перепутать, – подтвердила Лала. – Как тебя величают, хорошая моя?
– Мияна, – представилась гостья.
– А я Лала. А это Рун. Приятно познакомиться.
– И мне приятно, – улыбнулась русалка. – А что вы тут делаете? В нашей глуши.
– У нас свидание. На целых три денёчка, – похвалилась Лала с сияющим личиком. – Будем здесь в объятьях их проводить.
– Обязательно надо доложить всё первому встречному, – смущённо буркнул Рун.
– Это не первый встречный, – рассмеялась Лала. – Это русалочка, мой котик. Русалочки милые и славные.
Русалка разулыбалась.
– Довольно странно, – сказала она. – Свидание у феи с человеком. Причём вдали от всех, в лесу дремучем.
– Вовсе не странно, Мияна, – возразила Лала с юмором, излучая глубокую приязнь. – Я фея объятий, он мой кавалер. Чего не сделаешь, чтобы влюбить в себя. И получить много-много счастья.
Русалка вздохнула добродушно, дивясь с умилением на Лалино сияние. Подплыла чуть поближе, чуть сильнее высунувшись.
– Можно я на вас посмотрю ещё немного? – попросила она. – Столь чудная и необычная встреча. Вот уж не ожидала. Или вы хотите вдвоём побыть?
– Конечно посмотри, Мияна, – кивнула Лала. – У нас три денёчка впереди. Ты нам вовсе не мешаешь.
Русалка подплыла ещё чуть ближе. Ей стало так мелко у берега, что уж и спина показалась. Глядела на них любознательными глазками, как будто слегка с грустью светлой.
– Да, удивительно, – промолвила она наконец. – Никогда не видала человеческого юношу столь вблизи.
У Лалы челюсть так и отвисла. На её личике проступило бесконечное изумление. Рун тоже был несколько озадачен. Русалка улыбнулась, наблюдая их реакцию.
– Ну вот, – мрачновато проговорила Лала. – Тут фея, а она лишь парня замечает. А фею ты видала раньше, Мияна?
– Нет, – призналась русалка с весёлым миролюбием. – Ты тоже очень удивительная, Лала. Чудесная.
Лала погрозила ей пальчиком, как будто в шутку:
– Не заглядывайся на моего кавалера, Мияна. И прошу тебя, не высовывайся пожалуйста слишком из воды при нём. Наверное ты не знаешь, но и у фей, и у людей считается ужасно неприличным, чтобы девушка не скрывала тело от глаз мужчин, коли она без одежд.
– Откуда же русалкам взять наряды? – лукаво поинтересовалась Мияна. – И сейчас вы у нас в гостях, а не мы у вас. Это вы должны по нашим правилам вести себя, а не мы по вашим.
– Быть может ты и права в чём-то, – в растерянной опечаленности посмотрела на неё Лала. – Но пожалуйста! Я очень прошу.
– Да я же не в серьёз, Лала, – мягко повинилась Мияна. – Не бойся. Я понимаю ваши правила приличий. И не нарушу их из уваженья к вам. И всех своих подружек предупрежу. Мы не станем вас огорчать. Мы очень рады вам. Добро пожаловать на наше озеро. Захотите вместе поплавать, или может поболтать о чём, кричите меня. Мне будет честь составить вам компанию. Пока не позовёте, никто из нас боле вас не побеспокоит. Приятного свидания.
Она резко развернулась и скрылась под водой, плеснув вуалистым хвостом. Какое-то время Лала и Рун сидели молча. Он приходил в себя, всё же не каждый день встретишь подобных созданий. Она переваривала произошедшее.
– Ничего себе, – первым нарушил тишину Рун. – И тут русалки. А у нас и не знает никто, что они в наших краях есть. Так бы боялись.
– Они хорошие, любимый, – поведала Лала. – Ещё бы на тебя не заглядывались. Порой могут причинить и зло. Особенно, если защищают себя или свой дом. Но ты их можешь не бояться боле. Раз ты мне дорог, они тебе ни за что ничего не сделают. Наоборот, помогут в беде. Если тонуть будешь, например. Ты теперь всегда можешь просить у них помощи. Даже когда я ворочусь в свой мир.
– Какая-то она другая, – поделился Рун своим наблюдением. – Там, в древнем лесу на озере, в чешуе почти полностью была. И волосы зелёные. И хвост не такой совсем, насколько я помню.
– Русалочки разными бывают, – сообщила Лала. И улыбнулась. – Они милые. Нужно будет нам, Рун, ягодки набрать и угостить их. Они очень любят ягодку. Но сами достать не могут, редко удаётся полакомиться. Вот будут рады.
– Значит будем собирать и обниматься, – усмехнулся Рун. – Нам всё равно съестное искать придётся. Поищем и для них. Ну что, пойдём веточки собирать? Или может ягоду? Или всё же полежим чуток сперва?
– Сначала немножко полежим, потом за веточками, – ответствовала Лала. На её личико вернулось безудержное сияние. – Ягодку попозже наберём. Ежели мы слишком скоро позовём Мияну, она неправильно нас поймёт. Будет думать, что мы нуждаемся в компании. И по доброте с нами останется надолго. А ты такой стеснительный у меня. К тому же она на тебя заглядывалась, нехорошая. Русалки очень боятся людей, Рун, оплывают далеко стороной, ты ей тоже в диковинку. Может поэтому заглядывалась. Но всё равно нехорошая.
– Чтож, лежать так лежать, – благодушно кивнул Рун, чувствуя себя очень счастливым.
Собирать веточки оказалось не самой простой задачей. Потому что Лале всё время хотелось объятий. Минутка пройдёт, и всё, один прутик найдут, и снова ей уж хочется, и прижимается, безмерно радостная, сияя так, что казалось, озаряет весь лес, и небо, и мир. И просит держать покрепче из-за подкашивающихся ножек. Вся была растворена в этом – в счастье, в романтике, в свидании. А сама ласковая-ласковая. Ну такая милая, такая лапочка. На сердце сладость бесконечная – вот что Рун ощущал от этого всего. Счастлив был. Голова как будто кружилась от происходящего.
– Лала, ты сходишь с ума, – рассмеялся он, когда она в очередной раз прижалась к нему, лучась улыбкой.
– Вовсе нет, котик, – тихо произнесла она с довольным личиком.
– Ну, значит, меня хочешь свести.
– Уже свела, – порадовалась она. – Видел бы ты себя. Не отпусти меня только, Рун.
– Да не отпущу, не отпущу, красавица моя. Боюсь, мы так все три дня хворост и прособираем. Столько ходим, и нечего не собрали почти.
– Ну и пусть, Рун. Мне понравилось. Теперь всегда буду собирать его с тобой.
– Дак я тогда с голоду помру, – с юмором посетовал Рун. – Дрова-то нужны, чтобы готовить, а не обниматься.
– Кому как. Мне чтобы обниматься, – весело возразила Лала. – Не переживай, мой дорогой, станешь умирать от голода, я тебе кушаний наколдую. Ведь тогда это будет необходимость. Крайняя.
– Да уж, – подивился он, не найдя слов. А затем покачал головой чуть задумчиво. – Ох, Лала. Боюсь, объятья не доводят до добра тех, кто не суженый по правде. Смотри что происходит. Ежели так дальше пойдёт, как бы не вышло, что ты сама начнёшь мне жертвовать.
– Нет, милый, так не будет, – счастливо вздохнув, сказала Лала по-доброму. – Это свидание, и мы наслаждаемся им, вот и всё. Наверное так и должно быть, как сейчас у нас, когда у феи объятий свидание с её человеком.
– А для фей объятий это нормально? Свидание с человеком, – полюбопытствовал Рун. – Вы все так делаете?
– Не знаю, мой хороший. Навряд ли. Возможно ты первый, с кем подобное происходит, – улыбаясь, с нежностью поведала Лала. – У нас нетипичные отношения. Обычно феи служат, а не дружат. Ведь их не отпускают. А если отпускают, возвращаются домой. Тебе очень-очень повезло, любовь моя.
– Да, очень, – признал он с теплотой. – Солнышко моё синеглазое.
Лала снова вздохнула от переполняющих её чувств.
– Не отпусти меня только, Рун, – прошептала она.
Время шло, утро сменилось днём, стало знойно. Лала всё так же сияла безудержно. Кажется, она немного утолила свою жажду объятий, но лишь немого, это всего-навсего означало, что она теперь сама держалась на ножках, обрела более игривое умиротворённое расположение духа, ну и подходила прижаться чуть реже. Не через каждую веточку, а через две-три. Дело с хворостом у них продвигалось медленно. Всё что они собрали – это жиденькую охапочку прутиков эдак в три десятка. Но Рун не переживал по сему поводу, ну как можно переживать из-за подобной ерунды, когда рядом любимая девушка, и не просто рядом, а как будто упивается твоим обществом, неудержимо радуясь жизни. В какой-то момент он заметил, что Лала несколько изменилась в настроении, стала поглядывать на него загадочно. Приязненно и загадочно. Это привносило некую новую дополнительную краску в её очарование, пробуждая в нём лёгкое весёлое недоумение.
– Что ты так на меня смотришь? – улыбнулся он, не выдержав в конце концов.
– Пойдём на бережок, Рун, – ответила она многозначительно.
– Устала? – с участием осведомился он.
Лала коротко кивнула. Он взял её за руку. Вскоре они вышли обратно на прибрежный лужок, где лежали куртка и сумка. Рун бросил ветки рядом.
– Хочешь прилечь? – обернулся он к Лале.
Она отрицательно покачала головой, буравя его глазками с ожиданием.
– Стоя или сидя? – усмехнулся он.
Она снова отрицательно покачала головой, подлетев к нему вплотную. Личико её сияло. Уставилась на него своими огромными глазищами и глядела мило и очаровательно, всё с той же загадочностью.
– А что тогда? – слегка растерялся Рун, осенённый тайной надеждой, что раз дело не в объятьях, может решила поцеловать? Ну ведь ведёт же почему-то себя так необычно. Словно что-то важное должно сейчас произойти.
– Вот, Рун, настало время, – мягко и серьёзно проговорила Лала.
– Для чего? – осторожно задал вопрос он.
– Для самого романтичного. Теперь возьми меня на ручки и неси в водичку.
– А! – он разулыбался. – Вот оно что.
– Оно самое, заинька, – голосок Лалы был переполнен ласковыми нотками.
– Понято, – Рун призадумался на секунду. – Наверное разуться надо.
– Ох, правда.
Лала тут же скинула туфельки. Он снял башмаки. Она снова подошла к нему вплотную, полностью опустила крылышки. Замерла, ожидая. Они смотрели друг другу в глаза. И было в её взгляде столько чувств. Доверчивых, и трогательных, и приязненных, и светлыми надеждами исполненных.
– Что-то я разволновался, – признался Рун простодушно. – А как это правильно делать? Я ещё не носил девиц на руках.
– Одной рукой под спинку, другой под ножки чуть выше коленочек. А я буду держаться за тебя, – Лала обхватила его за шею.
Он поднял её осторожно, следя, чтобы её волосы тоже были все под руками, чтобы ни одна прядь не упала вниз. И на его лице отобразилось изумление:
– Да ты вообще ничего не весишь!
– Я лёгкой сделала себя, какой бываю, когда парю, Рун, – объяснила Лала, продолжая взирать на него неотрывно с трепетным ожиданием и нежностью.
– Я бы тебя мог на руках носить, когда устаёшь. Это даже не трудно будет. Сумка моя тяжелее, чем ты, – поведал он.
– Неси меня в водичку, Рун, – мягко попросила Лала. – Да смотри не брось меня в неё только, например, в шутку. Это должно быть романтично. Это очень важно.
– Я не испорчу тебе этот момент, Лала, – со всей ответственностью заверил Рун. – Буду рыцарем.
– Спасибо, любимый, – благодарно отозвалась она.
Рун направился к воде. Аккуратно спустился по склону. Лала глядела ему в глаза, серьёзно, и приветливо, и добродушно, и взволнованно. Но вдруг разулыбалась:
– Ой, как в животике холодеет. Но я счастлива. Очень.
– А что мы будем делать, как войдём? – решил уточнить Рун, тоже улыбнувшись. – Сразу обниматься?
– Сначала окунёмся в водичку, потом ты полюбуешься на меня мокренькую, потом обнимемся наподольше, потом будем купаться и много-много часто обниматься, – поделилась своими планами Лала.
– Годится, – весело проронил Рун.
Он пересёк черту между сушей и водной гладью. Пошёл от берега, чувствуя теплоту воды и чуть проваливающийся песок под ступнями. Глубина медленно увеличивалась. Когда она стала почти по пояс, Рун остановился. Лала всё продолжала буравить его глазками. Глядела с нежной улыбкой, и молчала.
– Ну вот, пожалуй, здесь, – промолвил он чуть озабоченно, ожидая её одобрения. – Готова?
Она кивнула.
Рун отпустил руку из-под её ножек, и, придерживая другой рукой за плечо, помог встать.
– Ой, какая тёпленькая водичка! – восхитилась Лала.
– Ага, – согласился он. – В озере хорошо прогревается, тут всегда теплее, чем в реках.
Лала поглядела на него озорно. Присела, так что погрузилась по шею. Попробовала проплыть немного.
– Как необычно быть в мокром платьице, – радостно заметила она. – Ты тоже окупись, Рун. Ты тоже должен быть мокреньким весь.
– Ладно.
Он плюхнулся в воду, сразу нырнув с головой. Поднялся, отирая лицо. Лала с удовольствием плескалась неподалёку, поглядывая на него. Нырнула, какое-то время её не было. Вынырнула, с довольным личиком. Поплескалась ещё чуть-чуть, и медленно, не без грации, поднялась, поправляя волосы. А сама так и смотрит на него, не отрывая взгляд, доверчиво, и ласково, и чувствами тёплыми исполнено, и с ожиданием чего-то, и… словно пытаясь запечатлеть всё происходящее навеки в сердце. Вот как-то так. Рун разулыбался, любуясь на неё. Но это длилось буквально несколько мгновений. А затем улыбка медленно сошла с его уст, и он отвернулся, встав к Лале спиной.
– Что такое, любовь моя? – с обеспокоенным непониманием произнесла она.
Рун вздохнул тяжело. Задумался ненадолго, подбирая слова.
– К сожалению, Лала, так не выйдет, – поведал он мягким разочарованным тоном.
– Что не выйдет? – непонимающе спросила Лала.
– Ну, купаться вместе.
– Почему, Рун? – в её словах слышалась растерянность.
Рун вздохнул ещё раз.
– У тебя платье, когда мокрое, сильно просвечивает, – сообщил он аккуратно.
У него за спиной наступила продолжительная тишина. Сверху, словно подчёркивая её, доносились крики чаек. В воде, отражаясь, сияло беззаботно солнце.
– И много ты успел увидеть, Рун? – с тихой печалью поинтересовалась Лала наконец.
– Не очень, – пожал он плечами сдержанно. – Я сразу отвернулся, как понял, что просвечивает.
– А если бы ты видел много, то признался бы?
– Ну… – Рун призадумался. – Передо мной стоял бы сложный выбор. Быть правдивым, чтобы ты всегда могла мне верить. Или соврать, чтобы ты меньше переживала. Я не знаю, что выбрал бы. Благо, мне этого и не надо, не видел я ничего. Почти. Не беспокойся, Лала, на этот счёт. Честно.
Снова надолго наступило молчание. Рун прямо спиной чувствовал, как Лала расстроена, да и сам был огорчён. Он ждал, что она скажет, не имея ни малейшего представления, как быть и чем её утешить. Их счастье куда-то исчезло, словно ветром унесло.
– Ладно, Рун, – упавшим голоском проговорила Лала вскоре. – Иди на бережок. Сядь на лужку лицом к лесу, и не оборачивайся.
Он побрёл из воды. Поднялся наверх, к своим вещам, разложенным на траве. Опустился рядом так, чтобы куртка была за спиной, с мыслью дать Лале возможность сидеть на чистом. Через пару минут пришла и она. Слышалась, что она что-то делает.
– Лала, ты не переживай, я правда почти ничего не разглядел, – ласково промолвил Рун. – Или ты печалишься из-за того, что в воде обняться не удалось? Прости. Я не предполагал, что так выйдет. Вроде нам и без этого было хорошо. Вода всего лишь вода, пустяк в общем-то. Что-нибудь ещё придумаем романтическое. Обязательно.
Она не ответила.
– Лала, – позвал он просяще.
– Вот, Рун, – откликнулась она тоном, в котором звучало немного строгости, немого укоризны. – Я на курточке положила своё платьице, сторожи его тут, а я пойду с русалочками купаться, пока оно сохнет. Я теперь всё равно не смогу наколдовать себе новое платьице, когда огорчена. Только сушить его.
– Я посторожу, – растерянно кивнул Рун.
Человеческая душа – странная штука. Почему она начинает болеть? Почему вдруг становится невыносимо обидно и тяжело. Как будто из-за мелочи. Но когда болит, это не кажется мелочью. Это кажется трагедией, ужасной по своему масштабу. Особенно если обидел тот, кто дорог. Время шло, Рун сидел, мрачный и потерянный. До него доносился издали еле слышный девичий смех. Он понимал, что ей вроде бы хорошо. И рад был за неё как будто. Но и печалился. Вот так свидание. Стала неприветлива, променяла на русалок. Изгою не привыкать к тому, что с ним не хотят быть. Это нормально. В порядке вещей. Но обычно это не больно. Вообще не трогает струны души никак. Потому что сердце равнодушно к чужим людям, которые воротят нос. Подумаешь, беда какая. А Лала-то не чужая. Для сердца давно уже нет. Поэтому тяжело. Тоскливо. Снова вроде как один. Кто не был годами одинок, не поймёт. Ощущаешь, что всё так и должно быть. Словно назначено судьбой всегда оставаться одному. Но это ничего, терпимо, так как привычно – назначено и назначено, что уж тут сделаешь. Многие и большее переживают, куда как большее. Гибель близких, лишения, болезни, несправедливость, пытки, насилие, жестокую казнь. Несопоставимо. Вот бы они посмеялись над его причинами страданий. И ведь понятно, что не навсегда Лала с ним. Речь тут даже не о её возвращении в свой мир, ей нужен настоящий защитник – рыцарь или лорд. А никак не бесполезный крестьянин. Расставание неизбежно, причём, вероятно, довольно скоро. Так, кажется, зачем и горевать? А всё ж таки грустно. Очень.
Солнце припекало, Рун набросил на шею кусок серой материи, чтобы защититься от палящих лучей. Одежда на нём давно высохла. Он сидел, погруженный в свои невесёлые мысли, даже не услышал, как Лала вернулась. Обратил внимание на шелест её крыльев, только когда она буквально в двух шагах уже была.
– А вот и я, – сообщила она бодро. – Подожди, Рун, сейчас платьице надену.
Она прикоснулась ладошкой к его плечу.
– Ладно, – кивнул он.
– Ого! – вдруг произнесла Лала с удивлением, продолжая держать ручку на его плече. – А магии-то и нет. Ты что, обиделся на меня, Рун?
– Нет, – спокойно ответил он.
– Ты врёшь, – в её голоске зазвучали расстроенные нотки. Она убрала ручку. – Чем же я тебя так страшно обидела, Рун?
– Ничем, Лала.
– Если б ничем, была бы магия, Рун. А её нет. Скажи уж, мне хочется знать.
Стало слышно шуршание её платья.
– Ну… бросила меня. Ушла к русалкам. Немного-то было обидно, – вздохнул Рун.
– Это непохоже на «немного», – возразила Лала обвиняюще. – Мне надо было платьице высушить, тебе всё равно пришлось бы сидеть спиной и не смотреть, Рун. И я не стала бы тебя обнимать без ничего, уж прости. У меня достаточно магии, чтобы не нужно было совершать такое постыдное. И новое платьице мне сложно было бы наколдовать, когда я опечалена. Не вышло бы. Только сушить. Решила, раз так, пока с русалочками искупаюсь, жарко ведь, вдвоём мы не сможем купаться. И чтобы им приятное сделать. Ты хотел, чтобы я в жару сидела подле тебя?
– В принципе, платье и на тебе могло высохнуть, – грустно поделился Рун своим соображением. – Тебе не обязательно было быть без ничего.
– Довольно странно и не галантно заставлять девушку сушить одежду на себе, – заметила Лала с упрёком. – И оно просвечивало, Рун. Очень. Как тебе известно. Я всё равно не стала бы в таком виде обниматься с тобой. Это бесстыдство было бы.
– Ну, может быть, – тихо промолвил он. – Ну, хоть могла бы поласковее попросить сторожить платье. А то распоряженье отдала. «Сиди и карауль». Будто я твой слуга.
– И здесь я нехорошая? – покачала головой Лала с осуждением. – Это же шутка была, Рун. Порадовалась, что ты у меня рыцарь такой. Будешь сторожить стоически. Ты ведь всё равно согласился бы сторожить. Поэтому как будто приказала. Мне было приятно, что ты такой у меня.
– Лала, если бы я был аристократ какой-нибудь, может мне было бы и смешно, – отозвался Рун. – Но я простолюдин. Холоп. Когда ты так шутишь, ты просто указываешь мне… моё место. Если ты просишь, мне всегда в радость помочь. В чём угодно. Если станешь приказывать… Лала, я ведь не слуга тебе, и служить не собираюсь. Пока я тебе нужен как друг, я буду с тобой. Коли стану нужен лишь как слуга… я тебя всё равно не брошу. Доколе не нейдёшь себе друга. Пропадёшь ты одна. Но быть рядом мне станет в тягость.
– Рун, ну почему ты делаешь из мухи слона?! – окончательно расстроилась Лала. – Неужели ты не знаешь, как я к тебе отношусь? Я что, прошу прислуживать? Мне просто было приятно, что ты у меня такой рыцарь. Стойко терпишь мои маленькие капризы, потому что я тебе дорога. Но вот, выходит, нет, я ошибалась. Ты не такой. Не рыцарь, и не терпишь даже в мелочах. Эх, ты! Можешь глядеть на меня, я оделась.
– Ты всё время принимаешь меня за кого-то ещё, – вздохнул Рун, неторопливо развернувшись к ней. – Не рыцарь я. Крестьянин. Рун.
– Это ты, Рун, всё время принимаешь меня не за ту, – заявила Лала огорчено. – За девушку свою. Над которой можешь строжиться. Но я не девушка, и не твоя. Я фея, и я лишь друг тебе. Была им… ещё с утра.
– Знаешь, Лала, что в этой ситуации самое обидное? Что через пол часа ты придёшь мириться, потому что захочешь объятий. Они твой друг, не я, – мрачно посетовал Рун.
Лала расплакалась. У Руна сразу сердце сжалось. Тут же забыл про все свои уязвлённые чувства. Встал, подошёл к ней, попытавшись обнять:
– Лала, прости. Ты же…
Но она не далась, оттолкнув его:
– Не прикасайся ко мне! Уйди! Видеть тебя не хочу!
Рун отступил, с потерянным выражением лица. А затем вдруг стал отрешённым.
– Пойду поищу хворост ещё, да съестного, – бесцветным голосом поставил он её в известность. – Отдыхай пока, Лала.
Она не ответила, и даже не посмотрела в его сторону, продолжая тихо лить слёзы. Рун развернулся и быстро зашагал к лесу.
Раньше или позже, но Рун вернулся. Поход его прошёл удачно – и охапку хвороста большую притащил, и грибов нашёл, и кореньев лесных разных, и немного орехов. Одному даже в горестном расположении духа значительно сподручнее, опыт есть опыт, вроде и мысли заняты, и не видишь как будто ничего, погружённый в терзания сердца. А глаза сами всё примечают, а руки сами всё делают. Пока он бродил по лесу, более-менее успокоился. Грустно и тоскливо всё равно было, но гораздо менее остро, чем прежде. Лала тоже уже не плакала, сидела на лужку, задумчивая, с печальным личиком. Бросила на него короткий взгляд, и отвернулась. Он занялся костром, вскоре в воздухе аппетитно запахло похлёбкой. Лишь тогда Рун решился подойти к Лале. Сел рядом.
– Поешь, – сказал он спокойным тоном.
– Не хочется, – безучастно проронила она.
– Всё равно поешь. Силы нужны будут. Наверное нет смысла теперь три дня тут торчать. Надо идти. Предлагаю через часок и отправляться. Согласна?
– Да, – вздохнула Лала.
– Поешь.
– Потом.
– Ну хорошо.
Они оба замолчали. Издали донеслось еле слышное утиное кряканье. Большой жук тяжело пролетел над лужком с натужным жужжанием и брякнулся куда-то в траву. Меж цветочками порхал оранжевый мотылёк.
– Рун, прости меня, – промолвила Лала тихо. – Может я и правда перегнула палку. Когда велела одежду сторожить. Я не хотела ничего плохого. Немножко пошутить, и всё. Не думала, что для тебя это так обидно.
– И ты меня прости, Лала. За всё. Что обижаюсь по пустякам. И тебя обижаю.
– Рун, знаешь, – Лала подняла на него опечаленные глазки. – Мы раньше всегда мирились… в объятьях. С помощью объятий. А теперь… Ты кажется не хочешь больше так мириться. Укорял, что мне объятья дороже тебя. И как тут быть?
– Я вообще-то попытался помириться. Именно так. Да ты не захотела, – с сожалением напомнил Рун.
– Разве? Ах, да. Пожалуй. А сейчас нельзя?
– Сейчас кажется уже не выйдет.
– Опять я виновата.
– Вовсе нет. Бессмысленно всё это, Лала.
– Что? Наша дружба?
– Ты, Лала, не понимаешь, что это дружба лишь для тебя, – мягко заметил Рун. – Проблема в том, что я и правда часто принимаю тебя за свою… девушку. Иное сложно, когда всё время обнимаемся с тобой, и ты мила и ласкова. Обман. Не твой, твоей природы. Нам всё же надо как-то расстаться. Не сейчас. Когда найдём кого-то, кто тоже магию тебе сможет давать, и стать тебе защитою надёжной. Иначе это не закончится никогда. Неизбежно снова будем ссориться и обижать, ты меня, а я тебя. Не первый же раз это происходит. Потому что мы оба принимаем друг друга за кого-то ещё. Не того, кто мы есть. Ты меня просто за друга. А я тебя за свою девушку.
– Не ценишь ты, Рун, своего счастья, – с грустью посетовала Лала. – Потом жалеть станешь. Когда разлучимся. Да поздно будет.
– Ты всё равно когда-нибудь уйдёшь. Чем раньше, тем менее больно будет расставаться.
– Так может мне сейчас уйти? – расстроено поинтересовалась Лала.
– Ну, Лала! Не надо так говорить.
Рун поднялся, протянув к ней руки.
– Иди ко мне, малышка, – позвал он по-доброму, отбросив все свои ненастные чувства.
– Нет! Не хочу, – обижено отвернулась она.
Его лицо стало непроницаемым.
– Только не уходи, Лала, – сказал он спокойно. – Пока мы не дойдём до людей. Пропадёшь ты одна. Не стою я того, чтобы из-за меня пропадать. Я постараюсь тебя излишне не беспокоить.
Она не ответила. Рун вернулся к костру, стал неторопливо есть, глядя на воду. Было очень знойно, с озера дул лёгкий ветерок, принося едва различимый запах водорослей, всё так же кружили чайки, занятые своими птичьими заботами, голубела безбрежная бесконечность неба, отражаясь в простирающейся на много вёрст одёрнутой небольшим волнением водной поверхности. Вдали вздымались окутанные туманной дымкой холмы. Весь окружающий огромный мир жил своей размеренной безмятежной жизнью, и эта безмятежность немножко радовала глаз, немного отзывалась внутри тоской, оттеняя печаль на сердце.
– Рун, – произнесла Лала негромко.
– Что, Лала?
– Давай всё же не пойдём сегодня, – попросила она. – Не хочется лететь. Нет сил. Ты обещал три дня. Тут красиво. И есть подружка. Хочу тут ещё побыть. Может быть завтра.
– Как пожелаешь, – пожал он плечами.
– Тогда полечу к ней. К Мияне. Не жди меня до вечера, ладно?
– Мне бы не хотелось отпускать тебя одну. Куда-то далеко. Мало ли что, – осторожно поведал Рун.
– У меня много магии. Не беспокойся за меня. И я всё равно полечу, – мягким но категоричным тоном заявила Лала.
– Хоть поешь сперва.
– Не хочется, Рун. Вечером покушаю.
Она поднялась, воспарив, неторопливо пролетела к берегу и направилась куда-то вдаль, почти касаясь воды ножками. Рун ещё долго наблюдал, как она удалятся в сторону островков, становясь всё меньше и меньше, превращаясь в едва различимое светлое пятнышко.
Лала сидела, грустная, у воды на низенькой травке небольшого каменистого островка, когда к берегу подплыла Мияна.
– Лала, на тебе лица нет, – с обеспокоенным удивлением вымолвила она. – Что-то случилось?
– Случилось, – вздохнула Лала. – Прости, Мияна, что снова позвала, отрывают тебя от твоих дел. Не хотелось быть одной. Ты можешь со мной побыть?
– Конечно, – Мияна выбралась наполовину на сушу, так что в воде остался лишь хвост. – Хочешь поговорить? Вы что, поссорились?
– Поссорились, – печальным голоском подтвердила Лала. – А как ты догадалась?
– Что тут догадываться, Лала, если ты такая расстроенная, и ищешь моей компании, когда у тебя свидание и есть кавалер. Даже и сомневаться не приходится. Расскажешь, что произошло?
– Мы ужасно поссорились. Просто ужасно-ужасно! Кажется, теперь не помириться, – упавшим голоском сообщила Лала.
– Как жаль, – искренне посочувствовала Мияна. – Он тебя обидел?
– Обиделся. И уж потом меня обидел.
– А что было?
– Это довольно длинная история, Мияна.
– Я никуда не тороплюсь, Лала, – по-доброму отозвалась русалка.
– Мияна, может ты на бережку со мной посидишь? – предложила Лала.
– Знойно, – с сожалением посмотрела на неё русалка. – Чешуя будет сильно сохнуть. Я тут тебя прекрасно слышу, подруженька.
– А хочешь, я тебя в человека превращу? На время. А то так всё же неудобно разговаривать.
– Ты правда это можешь, Лала? – восхитилась Мияна.
– Сейчас могу, моя хорошая.
Мияна с трудом выбралась на берег полностью. Лала немедля взмахнула рукой, с её кисти отделился синий свет, перешёл на русалку, и хвост у той превратился в ноги. Мияна с изумлением и любопытством уставилась на них, стала разглядывать, попробовала пошевелить, подвигать ступнями, пальчиками, согнула в коленках, провела по коже рукой. И потом рассмеялась, блестя глазками от восторга:
– Как странно и чудно! Такие тоненькие! И гнутся совсем иначе.
– Они красивые, – Лала разулыбалась, согретая невинной радостью подружки. – Ты теперь человек, Мияна. Ровно до полуночи. Но ежели захочешь раньше снова стать русалочкой, лишь погрузись с водичку с головой, и в тот же миг чары рассеются.
Мияна продолжала экспериментировать с ножками, рассматривая их с глубоким интересом.
– Мне кажется, нашим мужчинам не понравится, – подумала она вслух. – Тоненькие по сравнению с хвостом. И коленочки так выступают. А вашим мужчинам это нравится?
– Да, – кивнула Лала с улыбкой. – Любой бы загляделся. Они стройненькие и изящные. Очень красивые.
Мияна рассмеялась весело.
– А как на них ходить? – спросила она.
Лала подошла к ней, протянула ладошку:
– Держись за меня и попробуй встать.
Мияна взялась за её ручку, осторожно поднялась на ноги, постояла чуть-чуть, неловко сделал шаг, другой, едва не упала. Но личико её сияло.
– Дрожь сильная в них, – поведала она воодушевлённо. – И слабость как будто. Тяжело даже стоять. Не знаю, как вы ходите. Но это очень чудно. И так высоко от земли себя вижу. Аж страшно. Спасибо, Лала!
– Чтоб ходить на ножках, надо привыкнуть, Мияна, тогда даже и бегать сможешь, – объяснила Лала довольно. – Пойдём присядем под деревце, в тенёк. А как подсохнешь, я тебе и платьице наколдую. Если хочешь. Только тоже временное. До полуночи. Хочешь платьице?
– Очень хочу, Лала! – воскликнула Мияна, засияв ещё ярче. – Мы, русалки, немножко завидуем вам, девушкам суши, что вы в такое красивое наряжаетесь. Хотелось бы хоть разочек тоже нарядиться.
– Подсохнешь, тут я тебя и наряжу, – лучась энтузиазмом, пообещала Лала. – Пойдём, моя славная, присядем.
Одинокое дерево росло буквально в десяти шагах от них. Девушки направились к нему, Лала придерживала пошатывающуюся Мияну, помогла ей сесть, уселась сама.
– Спасибо, Лала, за такой подарок, – с искренней глубокой благодарностью произнесла Мияна. – А теперь расскажи мне, что произошло. Почему Рун обиделся, и чем тебя обидел?
Личико Лалы немедленно погрустнело.
– Ох, Мияна, я даже и не знаю, как начать, чтоб было всё понятно, – вздохнула она жалостливо. – Тут множество деталей важных. Сначала всё же он, наверное, меня обидел. Чуть-чуть. Потом я его, сильнее, а потом он меня, очень сильно. С утра у нас было всё замечательно. Он был милый и ласковый. Как никогда. Мы счастливы были, обнимались много. А потом. Он предложил вместе купаться и обниматься прямо в водичке. Придумал купаться одетыми, чтобы не нарушать приличий. А я, глупенькая, и согласилась. Даже обрадовалась. Обниматься в водичке, это очень романтично. Тебе, Мияна, наверное трудно всё это понять, про одежду, вы дети природы, живёте подобно зверюшкам, не зная стыда наготы. Но для тех, кто на суше, всё иначе, одежды – это очень важно для нас. Очень-очень. Для девицы добровольно обнажиться пред мужчиной, с кем она не обвенчана, – это не просто стыд, не просто позор, это полная утрата чести. Поэтому и купаться вместе нельзя. А тут он придумал одетыми. Ну вот, я обрадовалась, зашли мы в водичку, окунулись. И вдруг у него делается странным лицо, он отворачивается, и говорит, что у меня просвечивает платье. Я смотрю на себя и вижу… о боже! Оно прозрачное практически! Там, где прилипло мокрым к коже, словно и не надето ничего. А прилипло сверху оно практически везде. Плотно облегло. Мне со стыда сгореть хотелось. Он хоть и заверяет, что почти ничего не успел увидеть. Но мне не верится. Ну как там можно не увидеть, когда насквозь прозрачно? Ужас какой-то! Так стыдно. Вот я глупая, как не подумала, что столь тонкий шёлк прозрачным станет при промокании? Фей дождик не мочит, Мияна, наши платьица не намокают никогда. Я не носила ничего мокрого прежде. Но догадаться-то могла бы. Немного ошалела от всего – от счастья, от объятий, от того что романтично так. Что Рун столь ласков. Вот и не подумала. Я расстроилась сильно, когда всё это произошло. И немножко обижена была на него, что он такое мне сделал. Сказала ему идти на бережок и ждать, не оборачиваясь на меня.
– Лала, а ты думаешь, Рун нарочно это сделал? – осторожно осведомилась Мияна. – Думаешь, он знал, что станет прозрачно?
– Ах, Мияна, я ни в чём не уверена, – растерянно призналась Лала. – Вряд ли прям знал, но вдруг предполагал? Человеческие-то девушки промокают, может он уже видел подобное. Мужчина есть мужчина, как тут угадаешь, может даже убедил себя, что не будет прозрачно, а сам надеялся в глубине души. И даже если нет. Всё равно это его вина. Он это придумал. Купаться одетыми. И ещё и видел меня. Я имела право чуточку сердиться на него. Ну вот, вышел он на бережок, сел, а я… подумала, мы же не сможем ничего сейчас делать вместе, пока я платьице сняла посушить и ему смотреть на меня нельзя. И ещё стыдно было, не знала куда деться. Вот и повелела ему: «сиди и сторожи моё платьице, а я пойду с русалочками купаться». И ушла к вам. А потом оказалось, он на это обиделся страшно. И на то, что ушла. И на то, что велела сторожить платьице. Что не попросила, а повелела. А я же в шутку более, немножко на него сердилась, и знала, что всё равно не откажет посторожить, что он мой рыцарь, поэтому и приказала «сиди и сторожи», как бы журя его. Больше в шутку, чем взаправду.
– И он на это разобиделся? – удивилась Мияна.
– Страшно разобиделся. Я когда вернулась от вас, он мне такого наговорил. Разного. Дурного.
– И что он говорил?
– Опять стал упрекать, что мне нужны лишь его объятья. И потом заявил, что хотел бы поскорей со мной расстаться. Но не бросит, пока я не найду другого друга.
– Ничего себе! – только и смогла вымолвить Мияна. – Из-за такого пустяка так рассердился?
– Да, Мияна. Я уж и не знаю. Не то он чувствительный такой, что прикоснешься чуть грубей, без ласки, и всё, и ему больно. Нестерпимо. Или он просто ищет повод отделаться от меня.
– Отделаться от феи? Лала, так бывает?
– Не знаю, Мияна. Я ничего не знаю, – посетовала Лала удручённо. – Это ещё не всё. Потом он хотел мириться, звал в объятья. Я не пошла. Дважды. Теперь уж не позовёт, я думаю. Мне кажется, всё кончено меж нами.
– Как ужасно, – огорчённо посочувствовала Мияна.
Девушки замолчали, обе глядя в грустной задумчивости на водную гладь.
– Лала, расскажи мне про Руна. Какой он? – тихо поинтересовалась Мияна.
– Рун? Хороший, – разулыбалась Лала. – Простодушный. Добрый очень. Порой мне кажется, что сердце у него добрее, чем у фей. Зла нет совсем. Ко мне, по крайней мере. Не видала. Не замечала. Даже коли в ссоре мы с ним, не хочет мне дурного. Заботливый. Старается всегда не причинять мне никаких обид. В его объятиях уютно и тепло. Ещё бы сам был менее обидчив. Но это прям какая-то беда. Его, Мияна, обижали люди. Несправедливо из его деревни. Он потому привык всех сторониться. Не верит никому. Мне вроде верит. Но чуть неосторожно прикоснёшься к его душе, посмотришь на него не слишком ласково. И всё. И ему больно. И меня тоже сторониться начинает. Потом всегда оттаивал обычно. Однако ныне всё серьёзнее как будто. К тому же он меня обидел очень. Боюсь, мы не помиримся уже. Не вижу, как здесь можно помириться.
Её голосок дрогнул. Мияна улыбнулась этой тираде:
– Сильно его любишь?
– Да, – вздохнула Лала. – Он мой самый-самый… милый сердечку друг. Проблема в том, Мияна, что кажется ему мало моей дружбы. Он хочет моей любви. Хоть и знает, что фея не может влюбиться в человека.
– Он требует твоей любви?
– Нет. Даже и намёка себе не позволяет на что-то подобное. Ведёт себя как друг. Просто ранимый очень из-за этого. Когда я осторожна, всё чудесно. Ведь всё было великолепно… до этого злополучного купанья. И если бы я не пошла к вам, или хотя бы ласковой была, когда его попросила сторожить одежду, то мы бы прообнимались эти три дня, и были бы очень счастливы, и он, и я.
– Так он счастлив с тобой, Лала?
– Да, очень, Мияна. Тут и сомнений нету никаких.
– Лала, послушай, – мягко сказала Мияна. – Вот у меня есть друг. Рак. Мы с ним играем часто. Он мне рад. Усами шевелит всегда довольно, как подплываю. Сам идёт ко мне. Однако как-то ножку повредил, а я и не заметила. Взяла его к себе на ручки как обычно, ему случайно этим сделав больно. И он меня клешнёю ущипнул. Когда у друга твоего есть рана. Не важно, в теле или на душе. Надо быть очень-очень осторожной. И аккуратной, чтоб не сделать больно. Иначе причинишь ему страданья. И он захочет от тебя уйти. Ведь он не виноват в том, что он ранен. Раз ему больно, понежнее прикасайся.
– Так я плохая? – омрачилась Лала.
– Нет. Просто… ты не ценишь… того что есть. Наверное хорошо быть феей. Столько кавалеров. Русалки очень одиноки, Лала. Мужчин-русалок всегда мало рождается. Почему-то. И они знают, что их мало и… не жалуют нас вниманием. Лишь ждут, что мы за ними будем плавать в стремлении снискать расположенье. Разборчивы при выборе подруги, придирчивы, всё им в тебе не так. А если выберут, то ты должна вокруг услужливо вертеться постоянно. Иначе бросит и найдёт себе другую. Когда бы, Лала, у меня был парень. Кто бы ценил, кто счастлив был обнять. Был добр со мной. Да я б за ним хоть в ад.
– Как мне жаль, Мияна, – с участием посмотрела на неё Лала.
– Ничего, – беззлобно улыбнулась русалка, не без капельки затаённой печали в глазах. – Судьбу не выбирают.
– У фей, Мияна, тоже свои беды. Меня вот выдадут родители за того, кого я даже не знаю. В кого не влюблена.
– Но это лучше, Лала, чем ни за кого. Ведь может он окажется хорошим. И может ты полюбишь.
– Да, возможно, – согласилась Лала. – А может будет холоден и строг. И примешься мечтать, чтоб быть одной.
– Трудна девичья доля, – с кротостью промолвила Мияна. – Иди мирись, Лала. Вы поссорились из-за такой ерунды. Что мне аж обидно за вас. Если вы дороги друг другу, если он настолько замечательный, как ты описывала, если преданный и надёжный, разве можно просто взять и расстаться? Это глупо. Или у тебя так много настоящих друзей, что одного не жалко потерять?
– Не примет меня, я знаю, – поведала Лала грустно.
– Но хоть попытайся. Ну, или не пытайся. Тебе решать.
– Нет, не смогу, – расстроено покачала Лала головой. – Быть искренней. Прося прощенья. Мне всё равно обидно. Что он так легко отказывается от меня.
– А ты от него нет?
– Не мучай меня, Мияна.
– А хочешь, я с ним поговорю про тебя, Лала? Иногда посреднику легче открыть душу. Вдруг он мне скажет то, что тебе не может. И ему передам от тебя то, что ты не можешь сказать сама. Ну вот, что обижает тебя это, когда он легко от тебя отказывается. Если он хороший, он поймёт, что это больно. И перестанет.
– Ну… поговори, – робко отозвалась Лала. – Только, Мияна, тут ещё есть кое-что поимо обид. Мне теперь стыдно рядом с ним, после того, как он видел меня… в прозрачном платьице. А когда стыдишься кого-то, сдержанной с ним становишься неизбежно. Ему будет казаться, что я холодна к нему. И он снова обидится. Хоть бы знать, сколько он видел, правда мало, или нет.
– А я с ним и про это поговорю. Если хочешь, – предложила Мияна. – Объясню, что тебе стыдно, что ему надо помягче быть, потерпимее.
– Нет, это очень стыдно, не надо с ним про такое говорить, – возразила Лала. – Мне кажется, Мияна, он видел больше, чем признаётся. Даже может всё. Ну как там можно было не увидеть? Стыдно, и больно, и обидно от этого. И как тут быть?
– Затрудняюсь тебе что-то посоветовать, прости Лала, – произнесла Мияна извиняющимся тоном. – У нас всё настолько по-другому. Если нашему парню нравится девушка, то нравится в ней всё, не только личиком любуется, но и изяществом форм, грациозностью изгибов. Восхищается этим всем. Это важно. У нас странно было скрывать себя. Это приятно, когда парни на тебя с восхищением глядят.
– И у нас, коли увидели бы, восхищаться бы стали, тут не сомневайся, – сообщила Лала. – Но для этого сначала надо жениться. Платьица, Мияна, тоже имеют свои достоинства. Они и красоту подчёркивают девичью, и когда кавалер не видит тебя всю, ты для него загадка, сильнее жаждет тебя узнать, мечтает. И так влюбляется крепче иногда.
– Тебе, Лала, надо просто принять, что это произошло, – поделилась мыслью Мияна. – Неужели из-за случайности стоит расставаться? Это… странно бы было. Она – лишь мимолётная неловкость. Которую нужно пережить и забыть. Нельзя позволять подобным мелочам забирать друзей. Если он не специально, не хотел тебя обидеть, и если хороший, не станет насмехаться над этим, то ничего страшного. Даже наоборот, может сблизит вас ещё сильнее.
– Как это может сблизить? – с недоумением посмотрела на неё Лала.
– Ну вот так. Если он тебя видел, то теперь знает, какая ты, будет больше тобой восхищаться.
Лала призадумалась с озадаченным личиком.
– Вот и выходит, что ты совершенно напрасно горюешь, – подбадривающе улыбнулась Мияна. – У всего есть и положительная сторона. Коли он не специально, и ты не специально, то незачем кого-то упрекать или переживать. Это просто случайность. Не такая уж и плохая. Порой случайности бывают злыми, приносят беды и лишенья. А тут. В каком-то смысле даже романтично.
– Да уж, – буркнула Лала смущённо. – Но может это и правда немножко романтично. Пусть вот теперь восхищается и мучается, что не увидит боле. Спасибо тебе, Мияна, за всё. Мне гораздо легче стало. Хорошо, что мы встретились. И подружились.
– Я тоже очень рада этому, – чистосердечно поведала Мияна.
– Но ты поговори с ним, ладно? Мне будет трудно самой, – попросила её Лала исполненным неуверенности, доверчивости и надежды голоском.
– Конечно, – с готовностью кивнула Мияна. – А можно как-то сделать так, чтоб я попала к Руну человеком? Гораздо лучше говорить о важном, бок о бок находясь, а не из вод таращась. Я без хвоста сама не доплыву к нему до берега, по-моему.
– Что-нибудь обязательно придумаем, – пообещала Лала и разулыбалась. – Ну всё, давай теперь колдовать тебе платьице. Какое-нибудь очень красивенькое.
Рун, пока оставался один, не терял время даром. Привычка есть привычка, сначала дела, потом страдания. Смастерил шалаш – мало ли, вдруг Лала и завтра никуда не захочет идти. Пусть лучше будет. Далее ещё сходил за хворостом и припасами. Когда ты с феей объятий, всё равно дел меньше. Вроде и у озера, то есть там, где много воды, а ничего не надо стирать, всё на тебе чистее чистого. Даже из обуви не пахнет совершенно. И самому нет нужды мыться. Странно и не обычно, но к хорошему быстро привыкаешь. Ещё не надо бояться зверей, не нужны никакие предохранительные меры от хищников. В общем, рано или поздно Рун закончил заботиться о житейском, углубившись в свою хандру. Лежал на лужку и глядел в бесконечность неба, слушая как грусть играет на струнах души. Вспомнил вдруг, как ещё недавно собирали вместе веточки, разулыбался, но быстро осознал отчётливо, что этого всего более нет, и ещё сильнее погрузился в тоскливость. Чувствовал, будто ушло что-то прекрасное, чего уже не вернёшь. Однако оно хотя бы было, и память о нём согревала, потому и тоска была светлой, не той что ввергает в депрессию и угнетает. Просто очень-очень грустно.
Человек есть человек, даже в хандре часами не пролежишь без движения. Было жарко, Рун приподнялся попить, всмотрелся на всякий случай вдаль, и тут же сел с удивленным видом. К берегу быстро приближался небольшой серебристый плот, на котором стояли две девушки – Лала и ещё кто-то. Они не гребли, у них не было вёсел, а плот плыл, размеренно и ровно, нисколько не покачиваясь. Рун так и застыл, наблюдая за происходящим дивом. Вскоре плот причалил, сам остановившись в полушаге от суши. Лала воспарила, держа другую девушку за руку, помогла ей сойти на берег. Девушка шла неуверенно нетвёрдой походкой, словно человек после долгой болезни, но при этом цвела жизнью и бодростью. На ней было красивое платье, очень похожее на наряды Лалы – та же короткая юбочка, та же воздушная ткань, та же безупречность пошива. Едва она оказалась на прибрежном песке, плот позади неё рассыпался на отдельные серебряные кусочки, поплывшие белым облачком от берега вглубь, и Рун понял, что это вообще-то стая рыб. Он поднялся на ноги с озадаченным выражением физиономии. Обе девушки неторопливо направились к нему, держась за руки. Рун стоял, дожидаясь их, пытаясь сообразить, что происходит.
– Лала, а это кто с тобой? – спросил он с недоумением, когда девушки приблизились. – Тоже фея?
Личико Лалы было спокойным. Кажется, она уже не горевала. Возможно немного налёта печали просматривалось в глазках, и только.
– Рун, разве ты не узнаёшь? – промолвила она негромко. – Это же Мияна. Русалочка. Я её на время в человека обратила. Чтоб вместе погулять.
– Не, не узнал, – покачал головой Рун, и добавил с осторожным сожалением. – Ох, Лала, поберечь бы тебе магию. А то как восстанавливать-то теперь.
– Прости, – мягко повинилась она.
– Да мне-то за что прощать, – ответил он искренне. – Магия твоя, а не моя. Просто… так безопаснее для тебя.
– Зато Мияне приятно. Походить ножками, платьице поносить. Когда ещё ей выпадет такой случай? – добродушно произнесла Лала.
Мияна смущённо улыбнулась:
– Можно мне тут с вами побыть немножко?
– Вы прям меня за изверга какого-то держите с Лалой, – вздохнул Рун. – Разве я в праве кого-то прогонять или не пускать на этот берег?
– Ну, вдруг тебе неприятно, Рун, что я тут.
– С какой стати? – поинтересовался он. – Мы что, враждуем? Или в ссоре? Вроде нет. Хорошо, что у Лалы есть подруга. Не скучно будет вам вдвоём, я рад.
Мияна весело посмотрела на Лалу. Рун быстро поправил расстеленную на земле куртку, постелил ещё сверху кусок серой материи.
– Вот, садитесь. Если хотите.
– Спасибо, – улыбаясь, поблагодарила Мияна. И снова обратила взор на Лалу. – Он и правда очень милый.
Девушки уселись.
– Ах, как странно, быть человеком. И чудесно, – мечтательно сказала Мияна. – Завидую я вам. Можете идти куда хотите, бывать в разных местах. Столько свободы. А я всю жизнь в озере проведу.
– У вас большое озеро, – заметил Рун. – Просторное. Я вот почти нигде не был. И мой дядя. И бабуля. И много кто ещё из нашей деревни. Что толку, что мы можем ходить? Особо не походишь никуда, когда ты беден. А если и гонит в чужеземье, так только беда или нужда.
– Всё равно, я бы хотела стать человеком навсегда.
– Мияна, я не смогу навсегда, мне это не по силам, – извиняющимся тоном поведала Лала.
– Я понимаю, – отозвалась Мияна с теплотой.
– Не стоит вам становиться человеком насовсем, – чистосердечно поделился мыслью Рун.
– Рун, ты меня на вы называешь? Озёрную русалку? – иронично воззрилась на него Мияна.
– Нельзя тебе человеком становиться, – поправился Рун.
– Почему?
– Без дома, без семьи, без денег. Кто защитит от произвола? Тогда уж надо быть дурнушкой хотя бы. А не такой… красивой. Добром не кончится, поверь. Лала хоть с магией, и фея, и то я переживаю за неё.
– Люди настолько жестоки?
– Жестокости хватает, – кивнул Рун.
– И ты жестокий, Рун?
– Считается, что да. В моей деревне.
– И ты б меня обидел?
– Нет.
– А взял б меня в свой дом, в свою семью? Сестрою?
– Да можно, – задумчиво проронил Рун. – Но этого ж не будет. Зачем и спрашивать. И мы бедны. Навряд ли ты была бы счастлива, живя у нас. Я думал, ты пришла чтоб с Лалой говорить. А ты со мной всё. А она скучает.
– Я не скучаю, Рун, – заверила Лала, чуть улыбнувшись.
– Не нравится со мною говорить? – аккуратно осведомилась Мияна.
– Я… не любитель разговоров, вот и всё, – пожал плечами Рун. – Ты тут ни при чём.
– Рун, мне может быть за всю жизнь уж не удастся боле поговорить вот так… с человеком.
– Ну, мне не жалко и поговорить. Только особо не о чем как будто.
– Не любят у вас русалок, Рун?
– Не так чтобы не любят. Побаиваются просто, – признался Рун. – Молва твердит, вы топите людей. Хотелось бы узнать, зачем.
– Русалки всякие бывают, Рун. Есть злые, есть добрые. Иногда некоторые из нас мстят людям. Вы беды нам чините. Ставите сети, крючки кидаете и мусор. Пугаете. Но чаще всё же… Рун, русалки одиноки очень. Случается, с ума сходят от одиночества. Вот тогда и топят… мужчину. Чтобы хоть так, хотя бы с телом. Побыть. Прижаться. Я знаю, в нашем озере с пол века назад одна русалка сошла с ума. И утопила. Охотника молодого.
– Ты тоже одинока?
– Да.
– А что другие русалки с тобой не дружат?
– Причём тут это, Рун? – подивилась его недогадливости Мияна. – Я имела в виду… Вот вы с Лалой обнимаетесь. А меня никто не обнимет, быть может никогда. Подружек у меня хватает. Нету того, кто полюбил бы. Кому бы стала дорога. От этого тоскливо. Бывает временами.
– Мне жаль, – чистосердечно посочувствовал ей Рун.
– Нет ли у тебя, Рун, друга, который бы мог полюбить русалку? Чтоб был хороший. И не предал бы точно, не обидел, не попытался бы поймать, – улыбнулась Мияна.
– Все мои друзья сейчас здесь. Других у меня нет, – коротко заметил Рун.
– И я твой друг? – мило посмотрела на него она.
– Ну, если хочешь. Обычно не хотят.
– Как чудесно! Тогда обняться надо, Рун. По дружески, – озорно произнесла Мияна.
Лала в немом изумлении уставилась на неё.
– Мои объятья только для одной. Прости, никак, – ответил Рун сдержанно.
Лала одарила его благодарным взглядом. Потом перевела посуровевшие глаза снова на Мияну.
– Ну, Лала, не сердись! Я же шутя. Он твой, я знаю. Я бы не посмела, – рассмеялась та.
– Коварная, – с мрачным юмором подвилась Лала.
– Хотите есть? – предложил Рун. – Я быстро разогрею.
– Не нужно, спасибо, – вежливо отказалась Мияна. – Я здесь по делу. Лала, ты не могла бы отлететь немного. Чтобы нам с Руном побеседовать наедине. А то мне ходить трудно.
– Но чур не обниматься, – серьёзным голоском сказала Лала.
– Ладно, ладно, – разулыбалась Мияна.
Лала вспорхнула. Рун озадаченно наблюдал, как она отдаляется, летя вдоль берега.
– Рун, Лала хочет примиренья, – сообщила Мияна негромко, когда Лала оказалась шагах в тридцати. – Но не знает, как это сделать. И хочет, и обижается на тебя. Зачем ты её обижаешь, Рун?
– Я виноват, – вздохнул он. – Сам не пойму, почему мы ссоримся. Это уже не в первый раз. Я вообще-то толстокожий, что касается обид. Меня обидеть просто нельзя. Что ты не говори, как не обзови, я и бровью не поведу. Мне будет всё равно. А с ней всё ровно наоборот. Прям жжёт огнём внутри, если что не так. Проблема в том, Мияна, что я бы может и стерпел, подождал немого, и отлегло бы. Но она же чувствует. Ведь когда я расстроен из-за неё, так сразу магия из объятий исчезает. Никак не скрыть. И тут начинаются выяснения отношений. Приходится открывать всё, что на душе. А там в этот момент не самое позитивное настроение. Я всегда в подобных ситуациях до конца честен с ней. Говорю без утайки, что да как. Не могу ей врать. Одно дело промолчать, и совсем другое соврать прямо в глаза. К тому же мне кажется, у меня и не выйдет ей соврать.
– Да, сложно всё у вас, – задумчиво молвила Мияна. – Ты, Рун, на неё так остро реагируешь, потому что она тебе дорога. На тех, кто не важен, какой смысл и обжаться. А отношение к тебе того, кто дорог, имеет значение для сердца. Вот оно и печалится, даже как будто из-за пустячных поводов. Это доказывает, что Лала тебе очень дорога.
– Я её люблю, – кивнул Рун. – И совсем не как подругу. Она считает, мы просто близкие друзья. Для неё так и есть. Для меня нет.
– Но неужели ты правда хочешь её бросить? Одну, – с укором и непониманием посмотрела на него Мияна. – Жестоко это. Ужасно! Ты ей очень дорог, Рун. Ты этим делаешь ей больно. И как можно хотеть бросить девушку одну, когда влюблён?
– Ну, я же её мучаю. У нас ссоры бывают. Довольно часто. Мне жалко её мучить. Зачем всё это? Она же не влюблена. Ей проще будет с кем-нибудь другим.
– Так ты из-за этого с ней хочешь расстаться? Чтобы не мучить? Не чтобы наказать, не потому, что надоела?
– Она так думает?! – ужаснулся Рун. – За что мне её наказывать?! И как она может надоесть. Если быть с ней всегда – моя мечта. Я вовсе не хочу с ней расставаться. Но я готов. Чтобы ей было лучше и легче.
– Ох уж эти мужчины, – покачала головой Мияна. – Рун, как же ей станет легче, если расставанием ты вырвешь ей сердечко? Ты думаешь, ты ей не дорог? Она улыбается, рассказывая о тебе. Даже теперь, когда вы в ссоре, улыбалась, описывая мне, какой ты хороший.
– Но я её обижаю часто, – с грустью возразил Рун. – Из-за того что люблю. Каждый раз кажется, уже всё, свыкся с её природой, принял это, и каждый раз повторяется. Нет-нет, да обожжёт внутри. Это не закончится. Мы будем ссориться опять. Если останемся вместе.
– Рун, ну и что, вы же миритесь. Ты лишь не говори ей, что хочешь бросить или расстаться. Ей это очень больно. Раз хочешь быть с ней, так будь. Она обиды стерпит. Но не такие страшные, как эта. Это уже предательство, Рун. Она не хочет расставаться, даже когда вы ссоритесь. Понимаешь ты это?
Рун понуро опустил взгляд. На его лице отразилось выражение глубокого виноватого раскаяния.
– Пойду просить прощенья, – тихим голосом произнёс он. – Только не знаю, простит ли.
– Нет, Рун, подожди. Давай, сначала я к ней схожу, – мягко предложила Мияна. – Девушка девушку лучше поймёт. Я ей в деталях передам, как ты переживаешь, и сожалеешь, и любишь. Тут она и оттает. Тогда и подойдёшь. Так надёжней будет.
– Спасибо, Мияна, – с искренней признательностью поблагодарил её Рун.
Она лишь улыбнулась в ответ. Осторожно поднялась и медленно пошла в сторону Лалы. Рун наблюдал, как девушки встретились. Как Лала замерла, слушая Мияну. Как они довольно долго стоят рядом на месте. До него доносились отдельные еле различимые звуки их голосов. Но вот они вдруг обнялись. И после Лала полетела к нему. А Мияна направилась к воде, забрела в озеро, нырнула и исчезла. Взволнованный, он пошёл Лале навстречу. Вскоре они уж были в шаге друг от друга. Остановились оба в нерешительности. Лала смотрела на него печальными глазками, в которых затаились доверчивое ожидание, капелька обиды и надежда светлая. А Рун смотрел на неё, не ведая как выразить ей всё, что было у него сейчас на сердце.
– Лала, давай сразу обниматься, – почти взмолился он. – Иначе я боюсь, ты меня не простишь. Я не знаю, почему мы ссоримся. Но я тебя очень люблю. Это я точно знаю, даже когда мы в ссоре.
Она не ответила. Стояла и ждала. Тогда он подошёл и обнял её, чувствуя, как радостно колотится сердце оттого, что она не оттолкнула.
– Я тебя тоже очень-очень люблю, Рун, – прошептала Лала. – Держи только меня покрепче, пожалуйста.
Наступило новое утро. Двое лежали в шалаше из веток. Юноша и девушка. Рун и Лала. Лала вздохнула счастливо, прижалась к Руну посильнее.
– Пробудилась, солнышко моё? – с тихой нежностью спросил он.
– Пробудилась, суженый мой, – отозвалась она сонным исполненным ласковой приветливостью голоском.
– Как же ты сияешь, – тёпло и восхищённо подивился Рун. – К этому нельзя привыкнуть. Так люблю эти наши утра с тобой. Открываешь глаза, и тотчас словно озаряет ослепительно. Сразу на весь день настроением отличным заряжаешься. Эх, всегда бы так пробуждаться. Нехорошая ты, не хочешь за меня замуж.
– Я очень хорошая, – возразила Лала с улыбкой. – Вот посватай меня у папы, и ежели он согласие даст, то так быть, не пойду против его воли.
– А есть шансы, что он согласится? – добродушно полюбопытствовал Рун.
– Есть, – лукаво ответствовала Лала. – Только их не больше, чем у тебя шансов научиться летать, мой дорогой.
– Я умею летать, – с комичной горделивостью похвалился Рун. – Если прыгну с горы, то какое-то время проведу в полёте. Чем выше гора, тем дольше.
Лала рассмеялась.
– Ну, значит пробуй сватать. Я бы хотела на это посмотреть. На изумление папы, когда он твою просьбу услышит.
– А ты расстроилась бы, если бы он согласился? – вдруг стал серьёзным Рун.
– Заинька, не мучай себя, – с мягким участием попросила Лала. – Всё равно так не будет. Я не знаю, Рун. Наверное всё же не расстроилась. Я бы хотела познать чувство влюблённости. Но отцовская воля есть отцовская воля. Гарантии-то нет, что познаю, за кого он меня не выдай. А так счастлива буду гарантированно. Я бы стала ужасно радоваться, устроит тебя такой ответ?
– Ну ладно, – буркнул Рун довольно. Ну как тут горевать, когда с тобой самая чудесная девушка на свете. Да ещё и счастлива бесконечно от того, что ты с ней. – Какие у нас планы на сегодня?
– Планы? – Лала призадумалась. – Ещё подремать часок вот так. В шалашике уютно. И романтично. Теперь для меня не просто слова «с милым рай в шалаше». Со мной это происходит. Сейчас. Потом покушаем. Потом… Рун, надо ягодки набрать для русалочек. Сделать им приятное. Они очень любят. Мияна вон как нам помогла. Мне хочется отплатить ей. Ну и просто. Пусть полакомятся.
– Ну, набрать-то не сложно… было бы. Но ежели мы станем делать это так же, как хворост собирали, ничего мы не наберём, – поделился соображением Рун.
– Я потерплю, любимый, ради них. Не буду тебя обнимать, пока собираем, – пообещала Лала.
– Я тоже потерплю, коли так, – проронил Рун деланным страдальческим тоном.
– Потом, после сборов ягодки, я сильно соскучусь, и мы будем много-много обниматься. Очень много.
– Ненасытная, – усмехнулся он.
– На то у нас и свидание, – поведала Лала с улыбкой. – Между прочим, котик, у нас из-за тебя пропал один денёк. Мы теперь должны остаться ещё на один лишний. Вчерашний не считается.
– Это бесспорно, – кивнул Рун без тени шутки.
– Вот это да! – поразилась Лала, воодушевлённо заблестев глазками.
– Думаешь, я этого не хочу? Проводить здесь время с тобой, – посмотрел он на неё с юмором. – Просто в отличие от некоторых я помимо объятий ещё и озабочен тем, как помочь тебе вернуться в твой мир. Вчерашний день частично пропал. И вина тут моя. Поэтому он не в счёт, ты права.
– Как замечательно! Ещё целых три денёчка! Ой-ёй-ёй! – восхитилась Лала. – Получается, опять всё только начинается у нас. Наше свидание.
– Пожалуй верно. Всё с чистого листа. Как бы, – согласился Рун. – Сегодня снова будет знойно, я думаю. Знаешь, Лала, ты сходи днём опять с русалками искупаться. Всё полегче будет в жару. Я потерплю один без тебя. Только уж поласковее будь при расставании, тогда мне будет страх как в радость сторожить твою одежду.
– Спасибо, мой хороший, но всё же я не хочу оставлять тебя. Когда ты так горюешь без меня, – разулыбалась Лала. – В шалашике тенёк, в жару в нём будем отдыхать в объятьях.
– А что если я дам тебе свою рубаху? – озарился мыслью Рун.
– Зачем? – удивилась Лала.
– Она не просвечивает мокрая. Может всё же сможем вместе купаться тогда.
Лала крепко призадумалась.
– Боязно, – проговорила она робко. – Очень романтично. Чересчур. Я в рубашке. А ты… без рубашки, выходит?
– Наконец увидишь мой голый торс, – весело заметил он.
Лала снова призадумалась.
– Ой, как в животике холодеет, – произнесла она. – Не знаю, милый, решусь ли. Страшно. Даже в рубашке быть… А тут ещё и ты полураздетый. Хотелось бы конечно. Мечтала об этом. Но страшно.
– Могу куртку надеть, если что, – предложил Рун. – А ты не можешь наколдовать платье, которое не просвечивает?
– Не знаю, феи колдуют только из шёлка. Ежели несколько слоёв сделать.
– А если тебе материей моей обмотать себя под платьем? – выдвинул новую идею Рун.
– Так хочешь со мной обниматься в водичке? – поиронизировала Лала.
– Да, – чистосердечно признал он. – Ты как-то заразила этим. Теперь хочется, чтобы у нас это было. Раз тебе это так важно, мне бы было приятно сделать это для тебя. И для себя.
– Я подумаю, Рун, – пообещала Лала. – Может и решусь. Хочется очень. Рун.
– Что, лебёдушка моя?
– Мне надо кое-что у тебя узнать, – её голосок зазвучал нотками грусти и нерешительности.
– Спрашивай, – с готовностью откликнулся он.
– Ты… правда мало видел, когда… платьице стало прозрачным?
– Да, – уверенно заявил Рун. – Почти ничего.
– Ну… слово «почти» как-то смущает в данном случае, – с мягким опечаленным сожалением промолвила Лала.
– Я же не могу сказать, что не видел ничего, – пожал плечами Рун. – Но я не рассматривал и не приглядывался. Понял, что… просвечивает, и сразу отвернулся. Лала, ну зачем ты себя и меня мучаешь этими вопросами? Раз мы долго вместе, всё равно какие-то конфузы происходят. Со всеми. Это нормально. Неизбежно. Наверняка ещё что-нибудь будет, со мной или с тобой. Стыдно конечно, но что сделаешь. На то мы и друзья, чтобы бережно относиться к чувствам друг друга, не потешаясь над неудачами, а поддерживая и приободряя в них. Знаешь, что с моим дедушкой случилось? Однажды ему надо было плыть на ладье. В молодости. А он проспал. Побежал скорее к реке, и плохо завязал штаны. Вот бежит он, слышит, что ладья уже сейчас отчалит. Там сигнал подавали колоколом небольшим. И тут у него штаны и упали. На бегу, полностью. Ну вот, он схватил их, а одевать-то некогда, прижал спереди, и так и бежал с голым задом. А народ вокруг хохотал, со смеху падал. И ещё долго потом, когда люди его узнавали в том месте, смеяться начинали. И такое бывает. Пережил же как-то. Деваться некуда.
– Какой ужас! – впечатлилась Лала.
– Ага. Но он с улыбкой про это рассказывал. Ты уж прости меня, Лала, что я видел что-то, чего не должен был. Это не нарочно и не специально. И я тебя очень люблю. Поэтому будь хорошей невестой и прости меня, а я за это буду тебя много-много обнимать. Ещё больше, ещё нежнее.
– Ну, коли так, то ладно. Прощу, – буркнула Лала с довольным личиком. А затем вдруг добавила смущённо: – Тебе хоть… показалось красивым… то, что ты видел?
– Малышка, конечно, как может быть иначе, – горячо заверил Рун. – В тебе всё прекрасно, вот даже каждый пальчик, каждый ноготок, всё совершенство, глаз не оторвать, заставляет сердце трепетать взволновано.
– Какой подлиза, – весело подивилась Лала, успокоившись.
– Нет, я очень честно говорю. Даже… когда всё случилось… Я, Лала, умею ничего не хотеть. Этому легко научиться, коли беден. Но когда всё случилось… я прямо боролся с собой, чтоб ты знала, может целую секунду, так хотелось на тебя смотреть. Вот же странно, – поведал Рун. – Просто заставил себя отвернуться, словно руками взял свою шею силой воли, и отвернул. Всё потому, что ты очень красивая.
– Ну, познакомься со своей мужской природой, мой дорогой, – умиротворённо сообщила Лала, снова безудержно воссияв. – Это она в тебе сеи желанья пробуждает.
– Думаешь дело в природе? Это было мощно, – покачал головой Рун. – Но я переборол и отвернулся. Потому что знал, что иначе очень обижу тебя.
Лала вздохнула счастливо.
– Я, Рун, прощаю тебя, – произнесла она с теплотой. – И ты меня прости, что сержусь на то, в чём ты наверное совсем не виноват.
– Да ничего, любимая, – добродушно отозвался он.
Наступила тишина. Лала закрыла глазки. Рун смотрел на неё, любуясь её сиянием, и радуясь, что она рядом и снова доверяет.
– Лала, – промолвил он тихим голосом. – Я больше никогда не скажу, что хочу расстаться. Никогда. А если вдруг скажу, ты знай, что это всё неправда. Я бы хотел, чтоб ты всегда была со мной. Всю жизнь. Знай это, ладно?
– Хорошо, – ласково улыбнулась она.
За ягодой они пошли ещё нескоро. Утро у них несколько затянулось, они и подремали ещё с часок, потом лежали и говорили о том да о сём, оба наслаждаясь этими приятными мгновениями. В шалашике было уютно – тенёк, ощущение уединённости, пахнет листвой. Рун про себя порадовался, что всё же соорудил его. Далее у них был завтрак, с продолжительными объятьями на десерт, после Рун отмыл котелок, и вот тогда они отправились в лес. Поиск не потребовал от них чрезмерных усилий – у озера деревья росли не слишком плотно, много прогалин, полянок, лужков – то есть самых ягодных мест. На одной из полянок было красным красно, тут они и остановились. Лала сдержала слово, стоически не позволяя себе обнимательных перерывов. Рун, правда, сам пару раз не выдержал, она довольна была, но по своей инициативе не подходила. Так что дело у них продвигалось быстро. Вскоре же пошло ещё быстрее, так как у Лалы неожиданно проявились помощники. Сначала несколько мышек возникли словно из ниоткуда, засуетившись подле неё – срывали ягодки передними лапками и приносили. Лала, светясь от умиления, похвалила их, сорвала большой лист какого-то растения, положила рядом с собой, мышки стали складывать ягодки на него. Чуть погодя к мышкам присоединились и птички, штук с десяток разнообразных мелких пичуг – эти бросали ягоду прямо в котелок. Рун дивился на происходящее, на творящуюся вокруг деловитую суету живности, Лала поглядывала на него озорно.
– По-моему я наконец кого-то заштрафую, – проронил он не без иронии в ответ на эти её взгляды.
– А вот и нет, – разулыбалась она. – Я не колдовала. Ты мало знаешь о феях, мой дорогой. Когда фея занята какой-то кропотливой или сложной для неё работой, зверюшки часто сами приходят на помощь. Так же и в беде, бывает, выручают сами, без всяких просьб. Я бы не стала их просить сейчас о помощи, это было бы эгоистично, вдруг у них свои важные дела, а они же не откажут фее. Здесь только те, кто ничем не занят – не кормит деток, не голоден, не строит гнёздышко или норку, кто сам хочет помогать, и имеет время на это.
– Да, здорово вам, – беззлобно позавидовал Рун. – Если бы у нас мыши помогали, вместо того чтобы портить в амбарах запасы, и птицы помогали, а не выклёвывали колосья. Побеззаботнее жизнь бы у всех была.
– У нас, мой львёнок, ничем не лучше, чем у вас, в этом отношении, – поведала Лала. – Мышка, ежели в амбар заберётся, она же не понимает, что кто-то много трудился, чтобы урожай вырастить да собрать. Она просто обрадуется, что столько вкусненького нашла, и всё. Станет считать, что это её, раз нашла. Фея может мышек попросить не лазать в амбар. Но это другое. И не всегда честно. Мышка на то и мышка, чем же ей питаться? Феей быть немножко сложно, Рун, поможешь одному – обидишь этим другого. Гусеничек когда мы с твоего огорода уносили, я их спасала, потому там было всё честно и без обид, хорошее для всех. Это было хорошее волшебство.
– Надо же, – покачал головой Рун. – Я думал, феям легче всех живётся. А тут… нужно прям ум весь напрягать, я смотрю, чтобы понять, как поступить. Даже из-за мышей каких-то.
– Да, милый. У всякого свои житейские проблемы. У фей их тоже хватает, – подтвердила Лала. – Бывает, фея наколдует, а потом понимает, что кому-то плохо сделала, и страдает от этого, сердечко болит, а если отменишь чары, расстроишь того, для кого колдовала. Надо очень всё взвешивать. Иногда лучше совсем не колдовать, чем колдовать безответственно. Иногда колдовство не получается, хоть и кажется невинным, потому что по наитию фея чувствует опасность сделать дурное. Иногда приходится смиряться, что всем угодить не выйдет, и выбирать меньшее из зол. Феи всё же не учёные мужи, мы в первую очередь руководствуемся наитием. Это сильно выручает, помогая поступать правильно. Но порой подводит и оно.
– Ну, хорошо что ты мне это рассказала, – весело воззрился на неё Рун. – Я теперь стану тебя жалеть, что у тебя столь непростая наполненная трудностями жизнь, и буду ещё ласковее обнимать.
– Скорей бы набрать эту ягодку, истомилась вся уже, – вздохнула Лала с грустной улыбкой.
– Да скоро уж и наберём, – приободрил её Рун. – Только давай не здесь тебя от томления избавлять. Не хочу, чтобы по мне мыши прыгали, пока обнимаемся.
– Ты уже и мышек стал стесняться, суженый мой? – рассмеялась Лала.
– Нет. Боюсь придавить ненароком в порыве страсти, – парировал он.
Так, с шутками, с разговорами, они незаметно добрали котелок до верха. Лала от души поблагодарила своих помощничков, погладила каждого, одна мышка после неё подбежала и к Руну. Замерла перед ним в ожидании, глядя глазками-бусинками. В деревне мыши были другими, тёмным и довольно неприятными на вид, а эта казалась весьма симпатичной – серенькая, с усатой смешной мордочкой, аккуратными кругленькими ушками, Рун с удовольствием осторожно погладил её пальцем, и она убежала. От общения с живностью радости на сердце только прибавилось. Когда счастлив, всё доброе пробуждает радость. Они вернулись на бережок, сколько-то времени сидели рядышком, любуясь на спокойную водную гладь. Но было жарко, и чтобы ягода не портилась, следовало отдать её побыстрее.
– Ты, Рун, не подходи со мной к бережку, когда я Мияну позову, ладно? – Лала, безудержно сияя, чуть отстранилась, с намереньем встать.
– Ладно, – кивнул он, и улыбнулся. – Боишься, что отобьёт меня у тебя?
– Боюсь, что водичка слишком прозрачная, а Мияна недогадлива. Не понимает, что надо хотя бы ручками прикрывать себя, – посетовала Лала благодушно.
– Понято. А как мы ей ягоду передадим?
– В котелочке. Попрошу её вернуть к вечеру.
– Просыплется из котелка ягода в воде-то. Или всплывёт, – озаботился Рун. – Крышку бы. Да нету. Ты не можешь наколдовать крышку? Без штрафов, само собой.
– Крышечку не смогу сейчас, – ответствовала Лала, и призадумалась. – Могу другое.
Она прикоснулась к котелку пальчиками, озарившимися на мгновение синим светом. Взяла котелок, наклонила слегка. Отдельные ягоды покатились к краю и там вдруг остановились, словно упёрлись в невидимую преграду. Лала наклонила котелок ещё сильнее. Рун с изумлением наблюдал, как ягоды уже горкой насыпались на край, но так ни одна и не вывалилась. Лала поставила котелок наземь.
– Вот, – произнесла она довольным голоском. – Зачаровала котелочек, теперь он до вечера будет непросыпливающийся. Ничто из него вывалиться само не сможет.
– Чудно ты колдуешь всегда, Лала, – подивился Рун уважительно. – Всё у тебя… не так, как в сказках обычно. В сказке, людьми продуманной, фея наколдовала бы крышку, и всего делов. А у тебя то дорожка из цветов, то свин летающий, то котелок непросыпливающийся.
– Я слабой феей всегда была, заинька, – объяснила Лала. – Это сейчас у меня много магии. Раньше совсем капельку имела. Поэтому все феи колдуют, как научились. А я как получится. Бытовое волшебство удобно, позволяет легче справляться с какими-то ежедневными заботами. Но в нём надо практиковаться. А мне было нечем. Я бы не стала на создание посуды магию тратить.
– Ну, иди зови Мияну, моя красавица, – ласково сказал Рун. – Можешь заодно предложить ей искупаться сегодня. Помни, что я не обижусь. Если ты бросишь меня совсем-совсем одного.
Лала рассмеялась.
– У меня немножко другие планы на сегодня, милый, – лукаво промолвила она.
Она улетела к воде, и вскоре над озером зазвучал её звонкий голосок, призывающий подружку. Рун предполагал, ожидание Мияны займёт немало времени, но та примчалась буквально в считанные минуты. Лала передала ей котелок, они о чём-то долго беседовали, до Руна доносился временами весёлый девичий смех. Но вот Мияна скрылась под водой, плеснув хвостом, а Лала воротилась назад с блестящими от восторга глазками.
– Ох, Рун, так обрадовалась, так обрадовалась Мияна! – сообщила она, прижавшись. – Говорит, пир сегодня будет. И малышня хоть попробует. Благодарила тебя и меня. И знаешь что ещё Рун, новость какая?! Ты не поверишь!
– Какая же новость может быть от русалок? – состроил недоумённую физиономию Рун. – Они в озере сидят, ничего не ведают, что творится вокруг.
– Ах, мой хороший, им ведомо гораздо больше, чем ты думаешь, – покачала головой Лала. – Но дело не в этом. Их королева приглашает нас к себе. В их гнездовище под водой. Она обладает магическими чарами, способными сделать водичку для нас словно та воздух густой, ходить сможем по дну и дышать, правда плавать не сможем. Представляешь!?
– Королева? – озадачился Рун, не разделив её восторгов. – Лала, я не хочу к королеве. Ты что?! Мне и барона хватило с лихвой. Тот терпел кое-как. А тут королева. Ты сходи одна.
– Рун, – разулыбалась Лала добродушно. – Это же не такая королева, милый. Она не знатная, у русалочек нету знати. Это как у пчёлок матка. Так и тут. Русалочка, которая рождается другой, выглядит чуть иначе и обладает особыми чарами. У неё нет войска, она не казнит и не милует, ей не служат и не прислуживают, не кланяются. Она как все, просто её слушаются в важных вещах, потому что она рождена с особыми способностями, позволяющими ей лучше организовывать житие русалочек и управлять ими на благо для них всех. Вот. Ежели ты пред ней благоговеешь, тебе придётся и перед каждой маткой пчёл почтительно склоняться, чтобы не обидеть.
– Ну если так, то ладно, – успокоился Рун.
– Ты хоть знаешь, что Мияна принцесса этого озера? – посмотрела на него вопросительно Лала. – Когда-нибудь она станет королевой здесь. Потому что и она родилась королевой. Иной, чем обычные русалочки. Но она не знатная. Тоже просто русалочка. И родилась не от королевы. У них нет династий.
– Я понял, – кивнул Рун.
– Тут другая проблема, котик, – перешла на озабоченный тон Лала. – Как я с тобой отправлюсь к русалочкам, когда они все неприкрыты, все нагие?
Рун призадумался, и покраснел.
– Нет, я никак не могу туда пойти, – негромко поделился он результатом своих размышлений.
– Если я что-нибудь не придумаю, то не сможешь, – подтвердила Лала. – Тогда мне одной из уважения придётся ненадолго заглянуть, и сразу назад. Но мне бы хотелось вдвоём и наподольше. Это такое приключение, Рун! Удивительное! Побывать на глубоком дне у русалочек в гостях. У фей нет подобных чар – позволяющих быть под водичкой как на суше. И у королев русалочек редко бывают. У каждой королевы свои чары, у этой такие. У Мияны таких нет.
– Ну да, приключение так приключение, – признал Рун.
– И даже штраф не с кого взять, если только с королевы не попросишь, – весело заметила Лала. – Я буду думать, мой львёнок. Но это непросто. Как-то прикрыть десятки русалочек. Или сотни. Я не знаю, сколько их тут. И согласятся ли они. Они добрые, и любопытные, им хочется, чтобы мы пришли, наверное согласятся. Но как их всех прикрыть, я пока ума не приложу.
– Мне нравится, как ты воодушевилась, солнышко моё, – улыбнулся Рун. – Надеюсь, придумаешь, и тогда у нас случится ещё что-то особенное здесь, на этом свидании.
– Именно так, – просияла Лала, и вдруг стала серьёзной и взволнованной. – А сейчас, любимый, пришло время для другого особенного.
– Для… жертвы? – проронил Рун с осторожной надеждой.
Лала покрылась краской.
– Нет, заинька, – мягко сказала она. – Для другого другого. Дай мне свою рубашку.
Рун воззрился было на неё с недоумением, но тут сообразил.
– Решилась? – по-доброму спросил он.
Она кивнула.
– Мне куртку надевать?
Она отрицательно покачала головой всё с тем же взволнованным видом.
Рун встал.
– Только ты не пугайся, Лала, – молвил он смущённо. – У меня там шрамы, на спине. Когда-то высекли здорово.
Он стянул с себя рубаху. Лала уставилась на него с любопытством. Разглядывала.
– Ну что, захотелось замуж? – усмехнулся он.
– Может быть, – улыбнулась она сдержанно. – Насколько вы всё же другие. Поразительно. А спину покажи. Что там за шрамы, ты говорил?
Рун повернулся, и Лала ахнула. Вся его спина был испещрена заросшими следами от плети.
– Ой-ёй-ёй, да кто же это тебя так? – голосок Лалы наполнился растерянностью и жалостью.
– Палач, как и положено, – спокойно поведал Рун. – Не дедушка же. Это давно было, уже и не болит, и не чешется, и на погоду не реагирует. Наоборот, как бы чувствительность меньше стала. Если по спине ударить меня, боль слабо чувствую теперь.
– И за что же тебя так жестоко?
– За дело, Лала. Всё справедливо. Когда мне было десять, в гостях у дяди находился, в замке. Стал баловаться с огнём. И чуть пожар не устроил. Еле успели потушить. Ещё легко отделался, в принципе.
– Такого маленького так избили?
– Да какой же это маленький? – возразил Рун. – Уже большой лоб, должен понимать был. А если бы не потушили? Много горя бы мог принести. Многим. Навсегда запомнил этот урок. За дело наказали. Не переживай, солнышко.
Лала подошла, прикоснулась к шрамам ладошкой.
– Бедненький мой.
– Лала, мне конечно приятно, что ты меня жалеешь, – рассмеялся Рун. – Но я даже и не помню уже толком, что было тогда, как секли. Просто странно выглядит. Кто увидит, подумает невесть что. Или что каторжник какой. Или как ты, что бедняжечка несчастный. А я счастливый очень. Потому что ты со мной. Но ты жалей меня, всё верно. Вдруг замуж надумаешь, чтоб меня утешить. Или хотя бы обнимать станешь понежнее. Всё какая-то выгода. Надевай скорее рубашку, страх как хочется узнать, какова ты в ней.
– Не оборачивайся, Рун, пока не скажу, – аккуратно напомнила Лала. – И если я пойму, что не могу в ней быть, я обратно переоденусь, не обижайся.
– Конечно.
Рун сел к ней спиной. Слушал, как шуршит её платье, как стрекочет кузнечик. Чувствовал тёплые лучи на коже. И настроение было светлее светлого. А в душе радостное ожидание чего-то. Так прошло минут пять.
– Можешь глядеть, Рун, – раздался позади робкий голосок.
Рун обернулся. Рубахи в здешних краях носят длинные, без пуговиц, расстёгивание в них не предусмотрено, их надевают через голову. На девице выходит словно платье. Для обычных девиц не подошло бы, потому что коротко, неприлично будет, но для феи почти в самый раз. Тем более, Рун был выше ростом, на Лале ещё длиннее казалось. Неожиданным откровением для него стало то, что на ней обычная мужская рубаха смотрелась очень красиво. Почему-то восхищала.
– Тебе страх как идёт! – чистосердечно сообщил он.
– Крылышек не видно, – с сомнением произнесла Лала смущённо.
– Всё равно. Как всегда, ты прекрасна! – пылко заверил Рун.
Лала улыбнулась ему, не без капельки иронии. Подобрала рукава, чтобы не спадали ниже кистей.
– Помоги мне волосы вытащить, милый.
Он осторожно вытянул сзади из-за ворота её золотистые пряди, расправил.
– Вроде всё.
Она обернулась, уставившись на него своими огромными глазищами загадочно и взволнованно. А он глядел на неё, тоже волнуясь.
– Ну вот, теперь разувайся, бери меня на ручки и неси в водичку, – ласково молвила она.
Как и в прошлый раз, она была очень лёгкой. Невесома, словно пёрышко. Как и в прошлый раз, сначала смотрела ему в глаза серьёзно и доверчиво, а потом разулыбалась счастливо. Рун остановился, зайдя в воду чуть менее чем по пояс.
– Готова? Отпускать? – спросил он мягким тоном.
Она кивнула.
– Только если вдруг случатся какие-то накладки, Лала, давай не обижаться друг на друга. Пожалуйста! – взмолился он вдруг жалостливо. – Я не переживу, если ты снова станешь не мила со мной.
– Хорошо, любимый, – ответила она, сияя.
– Ты меня с ума сводишь, – вздохнул он с улыбкой. – И непонятно, зачем.
– Потому что мне это нравится, глупенький, – весело поведала Лала.
Он осторожно поставил её на ножки, отступил. Какое-то время они стояли, глядя друг на друга. Затем Лала опустилась в воду, похлюпалась чуть-чуть с удовольствием, нырнула. Рун окунулся тоже. Они снова встали. Лала осмотрела себя:
– Не просвечивает?
– Нисколько не просвечивает, – отрицательно покачал он головой, любуясь ей.
– Кажется, я тебе нравлюсь мокренькая, – заметила Лала с невинным очарованием.
– Это чума как красиво! – горячо подтвердил Рун.
– Ну вот, теперь обнимай меня, – тихо позвала она.
Он шагнул, ощущая, как колотится сердце, отдаваясь внутри глухими ударами. Прижал её к себе. И вдруг она слово обмякла, повиснув на нём.
– Держи меня, Рун. Пожалуйста, – услышал он её ласковый растерянный шёпот. – А то я утону.
– Держу, держу, – с нежностью проговорил он.
Они ещё долго не выходили на берег. Сначала стояли, окружённые безбрежностью неба и водного простора, согревая друг друга. Потом много плескались, купались, брызгались, смеялись, и снова много-много обнимались. Рун совсем потерял счёт времени, позабыв обо всём на свете. Просто чувствовал, что лето, что солнце, что знойно, что тёплая приятная освежающая вода. Что любимая девушка рядом. И что он очень-очень счастлив. Бесконечно счастлив.
После купания Рун с Лалой ушли в шалашик подремать. Состояние счастливой усталости довольно странное, для Руна было внове, но очень приятное. Вроде бы и сил полно, а тело жаждет отдыха. Оба свалились, как были, в чём были, мокрыми. И на часа два буквально вырубило. Однако сон для феи объятий это же не просто сон. Когда он с её человеком. Это очередная порция упоительной светлой радости. Которой она делится с ним, освещая его сиянием своей улыбки. Так что и это было волшебством, чудесным времяпрепровождением. Ну а после того, как они встали, Руна ждал ещё один замечательный сюрприз. Теперь, когда ситуация с купаниями прояснилась, Лала решилась наколдовать новое платье. Уже не стала переодеваться в своё прежнее, а сразу посадила его спиной, вернула рубаху, и занялась сотворением наряда. Рун терпеливо ждал, долго, очень долго, но был сполна вознаграждён, так и застыл оторопело в немом восхищении. Лала осталась довольна его реакцией. Сразу попросилась в объятья, чтобы насладиться этим его восторженным пылом, который даёт столько счастья и магии, что подкашиваются ножки. Позже, когда они, весьма нескоро, смогли оторваться друг от дружки, Рун предложил перекусить. Правда тут же спохватился, что котелка-то нет, не вернули его им ещё, но Лала стала упрашивать его поколдовать еду, вкладывая в просьбу всё своё девичье очарование, и он не устоял, сдался, руководствуясь мыслью, что день у них всё же особенный, в свидания кавалер должен уступать даме, дабы ей было приятно. Несмотря на энтузиазм, у Лалы достаточно долго ничего не получалось. Она немножко расстраивалась и мрачнела, он как мог подбадривал её, обнимал, и наконец это всё же произошло – пред ними появилось диковинное яство – блюдечко из источающего аромат крупного листа неизвестного в мире людей растения, наполненное лежащими в тёмном соусе маленькими продолговатыми плодами, с виду напоминающими бобы, но на вкус совсем не бобы, а нечто вроде тонкой оболочки душистого ореха, фаршированного безумно вкусной начинкой из чего-то совершенно неведомого Руну. Лала была очень воодушевлена успехом – и потому что получилась сложная для неё магия, и потому что смогла угостить жениха удивительной для него пищей, пробудившей в нём радость, и не в последнюю очередь из-за возможности самой вкусить знакомое кушанье из своих краёв, по которому и по которым соскучилась. Словно прикоснулась к дому. Будь она не феей объятий на свидании, или не столь счастлива, может она и затосковала бы. Но ей сейчас было не до тоски. Особенно в объятьях находясь.
– Сытый кавалер это счастливый кавалер, – добродушно поиронизировала она, глядя на сияющую физиономию Руна. – А кавалер, накушавшийся вкусненького, дважды счастливее. Тогда он думает лишь о даме, не отвлекаясь на иное. На мысли о животике своём.
– Любимая, если кавалер помрёт от голода, он навсегда отвлечётся от дамы, – парировал Рун с юмором. – Так что когда я ем, я как бы о тебе забочусь. Чтоб ты одна не осталась.
– Смотри ты, какой философ, – рассмеялась Лала.
– Ну что, не придумала, как посетить королеву? – осведомился Рун. – А то сейчас можно было бы и сходить к ней.
– Думаю над этим, милый, – поведала Лала. – Кое-какие идеи уже есть, но мне они не очень нравятся. Платьице я не смогу каждой русалочке наколдовать. Это никак. Но им и не надо платьица. Вот что я поняла. Им достаточно лишь… верх прикрыть. Можно попробовать наколдовать для каждой просто полосочку материи красивой, они обвяжутся, и всё. Только и это непросто. На сотню русалочек наколдовать длинную-длинную полосу ткани. Чтобы нарезать её потом. И ткань не из шёлка должна быть. Мне непривычно не из шёлка. У меня есть очень интересная мысль. Попробовать наколдовать не ткань, а волшебный станочек ткацкий, чтобы сам ткал. Но это тоже тяжело. К тому же ему, чтобы достаточно наткать, понадобится время, возможно дни. Моя магия не настолько долгая. Есть и ещё одна проблема, Рун. Русалочки не привыкли прикрываться. С кого-то наверняка спадёт полосочка при плавании, сползёт вверх или вниз. А они и не заметят, не обратят внимания. Прямо и не знаю, что делать.
– Одна сходи к королеве, если что. Я потерплю без тебя. Стоически, – улыбнулся Рун.
– Подумаю ещё, заинька. Сегодня неохота разлучаться. Вдруг осенит. Хотя как будто других вариантов и нет. Или ткань, или станочек колдовать. И надеяться, что не спадёт ни с кого. Завтра, ежели не придумаю ничего, тогда одна на ненадолго. Русалочки хорошие, не хочется их обидеть отказом. Только знаешь, Рун. Ты для них столь же диковинный, как и я. Им бы было приятно нас вдвоём принять.
– Мне бы тоже хотелось к ним на дно сходить. Это страх как любопытно. Но что делать, – пожал плечами Рун. – Иногда бывает не судьба. Пусть приплывают к берегу да дивятся на меня, коли им надо.
– Может я что-нибудь и придумаю ещё, мой славный, – промолвила Лала, сияя личиком. – Порой бывает, осеняет совершенно неожиданным образом. Чего, кажется, и в голову не пришло бы.
– Ага, как со свином, – усмехнулся Рун. – Ну, чем займёмся, малышка? Раз визит к королеве откладывается. У меня есть несколько предложений. Во-первых, волосы твои расчесать. Могу я тебе. Или ты сама, а я буду любоваться на это. Или обнимать тебя при этом. Меня всё устроит.
– После купания волосы надо бы расчесать, – кивнула Лала благодушно.
– Ну вот. Потом танцам меня поучишь. Плохая ты учительница, скажу я, не учишь никак, умолять приходится. А я может мечтаю научиться, – с комичной горестью посетовал он. – Потом предлагаю по грибы сходить. Будем искать их, как хворост искали. Вряд ли много соберем, зато… мне очень понравилось, как мы собирали.
– Мне тоже, – рассмеялась Лала.
– Ну вот. А дальше… можно цветов для тебя пособирать. С утра я этого не могу, не встать так, чтобы тебя не потревожить, будем гулять и собирать. Или можно искупаться ещё. Или там решим.
– Рун, можно тебя попросить? – тихо произнесла вдруг Лала, глядя на него как-то по-особенному, с трогательной доверчивостью и надеждой.
– Всё, что хочешь.
– Давай сегодня уже ничего не делать. Только обниматься. Оставим на завтра и танцы, и грибочки, и волосы, и всё-всё. А сегодня прям вот боле не отпустим друг дружку. Мне очень этого хочется. Буду вспоминать потом сей денёк. Хочу весь-весь денёчек прообниматься. Это праздник сердечка для меня.
– Ладно, – улыбнулся Рун с теплотой. – Тогда наверное лучше в шалаше, чтоб не на солнце?
– Да, милый, в шалашике лучше всего. Только мне надо, чтобы ты нежный был, – добавила она мягко, включив в голосок всё своё невинное девичье обаяние. – Не просто лежал, а говорил приятное, и чтоб смотрел и любовался. Вот как сейчас. И так весь оставшийся денёчек. До самой ночечки.
– Да где ж я столько слов найду? – подивился Рун полушутливо. – Чтоб аж до вечера хватило. Вряд ли ты хочешь слушать одно и то же задперёд.
– Если не хватит нежных слов, можно приласкать друг дружку, – поведала Лала. – Или расскажешь мне что-нибудь ещё о своём мире. Мне интересно. А я тебе о своём ещё расскажу.
– Годится, – порадовался он. А потом с подозрением прищурился. – А «не отрываться» означает, что мы не будем ужинать?
– Ну что ты, мой хороший, я не стану тебя морить, – заверила Лала весело. – И сама кушать захочу.
– Тогда ладно. Но на закат-то полюбуемся? Этого никак нельзя пропустить.
– На закат обязательно будем любоваться, – разулыбалась Лала. – В объятьях.
– Ну, раз так, я весь твой, – добродушно отозвался он.
Был поздний вечер. Двое сидели рядышком на берегу огромного лесного озера, наблюдая последние краски затухающего зарева заката. Юноша-человек и девушка-фея. Рун и Лала.
– Ну что, отогрелась? Или ещё нет? Хватило тебе объятий, солнышко моё? – с ласковой улыбкой спросил он.
– Отогрелась, любимый, – ответствовала она, сияя безудержно. – Ещё ночечка будет. Тоже погреюсь. Тогда наверное хватит.
– Да уж, – рассмеялся Рун. – Если хочешь, можно завтра повторить. Опять не отрываться друг от дружки.
– Разные дела тоже приятно вместе делать, котик, – источая безмерную глубокую приязнь, поделилась Лала своим мнением. – К тому же мне хочется и завтра купаться. И обниматься в водичке. Аж снова в животике холодеет, как подумала. И к королеве надо. Немножко будем отрываться.
– Ну ладно.
Лала вздохнула счастливо.
– Спасибо тебе, мой рыцарь. За всё. Денёк был… Это был самый лучший мой денёк за всю жизнь. Невыносимо приятный. Вот.
– Довольно странно благодарить меня за это, – усмехнулся Рун. – То же самое, как благодарить мышку, что она съела сыр. Это был и мой самый лучший день.
– Всё равно, спасибо, – она прижалась к нему ещё сильнее, лучась чувствами светлыми.
– А вот вышла бы за меня, всегда могло бы так быть, – проронил он с юмором.
– Всё мечтаешь взять меня в супруги, заинька?
– Мечтаю.
– Ах, Рун, так не будет даже в замужестве, – улыбнулась Лала. – Появятся детки, станет много хлопот. Да и жить всё время только для себя, только наслаждаясь друг дружкой, когда ты фея и можешь творить добро, эгоистично. Но, конечно, счастья у нас всё равно… была бы бесконечность и ещё маленькая капелька.
– Ну, хоть признаёшь, – утешился Рун не без доли иронии.
Лала лишь снова вздохнула, сияя личиком. Они замолчали, глядя на небо и воду. Рядом с ними пролетела узорчатая бабочка, попорхала немного над травой и уселась на беленький цветочек.
– Лала, – позвал вдруг Рун тихо.
– Что, мой смелый лев?
– А ты уверена, что мы не поступаем дурно? – произнёс он. В его вопросе слышалось немного сожаления, немного неуверенности, немного грусти.
– Дурно? Ты про наше свидание? – умиротворённо поинтересовалась Лала.
– Про него, – кивнул он. – Ну и про остальное.
– Не знаю, милый, – поведала она спокойным тоном. – Быть феей объятий вообще дурно. По-моему. Никогда я не хотела ей быть. Обнимать того, кто не суженый. Но для феи объятий это, кажется, не дурно. А раз нет, то ничего плохого мы не делаем. Если можно обниматься стоя, почему нельзя лёжа? Если можно днём, почему нельзя ночью? Феи же безгрешны, а в самом сне вместе греха нет. Если можно на суше, почему нельзя в водичке? Если можно в платьице, почему нельзя в рубашке? Если можно приласкать кошечку, почему нельзя фею? Феи тоже любят ласку. Я как будто проклята дважды, Рун. Во-первых, потому что фея объятий, и во-вторых, потому что меня кто-то проклял. В одном я убеждена точно – если бы он меня не проклял, ничего бы этого не было. Того, в чём ты сомневаешься, не дурно ли это. Я не виновата, что меня прокляли. Но может я даже и не жалею. Само по себе оно прекрасно. То, что сейчас меж нами. Если бы ты был мой настоящий суженый, я даже и не знаю… Вынесла бы столько счастья, месяц за месяцем, год за годом, или сошла бы с ума. Наверное это всё же хорошо, что феи не могут выходить за людей.
– Тут я не согласен, – полушутливо вставил своё слово Рун.
– Я думаю, феи объятий не поступают так, как я, – чистосердечно поведала Лала. – Не поступали до меня. Но это потому, что они не были прокляты. Если бы не проклятье, ты бы влюбился в меня за несколько дней, Рун. Я бы получила могущество. И дело даже не в том, что вернулась бы домой. Я не привязалась бы к тебе. Так сильно. Мне всё это было бы не надо, что сейчас меж нами. Я была бы поглощена могуществом. А его нет. В результате меня поглотили твои объятья. Или может моя природа, настойчиво пытающаяся тебя влюбить, жаждущая твоей любви. Или и то и другое вместе. Может мы и делаем что-то предосудительное, мой котик. Если судить по меркам грешников. Но я ни в чём не виновата. В этом я уверена. Я лишь следую своему сердечку. И своей природе.
– Я просто думаю, может тут моя вина, – посетовал Рун. – Возможно, как бы причиняю ущерб твоей чести. Идя у тебя на поводу.
– Наивный, – разулыбалась Лала. – Ты полагаешь, ты был бы способен сопротивляться моим чарам? Смирись, мой дорогой. Ни у тебя, ни у меня нет ни чуточки возможности воспротивиться этому. Тому, что происходит. У меня, потому что я верю своему сердечку. У тебя, потому что ты мужчина, вернее даже, юноша простодушный. Не переживай Рун насчёт своей вины. Виноватым можно быть, только если выбираешь что-то неправильное, как поступить, у тебя же выбора нет вовсе. Ведь ты хороший, ты тоже следуешь своему сердечку. А оно не хочет быть со мной жестоко. А лишить меня всего этого – жестоко. Я стану горевать. Итак проклята, колдовать нельзя под страхом жертв, ещё и без… Вот уж нетушки.
– Чтож, поверю тебе на слово, моя красавица, – сдался Рун. – И, между прочим, что касаемо колдовства под страхом жертв. У нас свидание, то есть особенный для нас день. Особенные дни всегда исключение. В них можно делать красивое волшебство без штрафов. Помнишь, как тогда, в нашу помолвку, ты творила? Вот такое твори без штрафов и сегодня, если хочешь.
Лалино умиротворение тут же как рукой сняло, заменившись безудержным восторгом.
– Спасибо, славный мой! – растроганно и радостно воскликнула она, заблестев глазками.– Вот это подарок! Ты очень добрый, Рун.
– Просто я тебя люблю, глупенькая, – довольно буркнул он.
– Я тебя тоже очень люблю, – с нежностью посмотрела на него она. – Вставай, Рун, тогда, держи меня, я буду колдовать.
Рун поднялся, галантно подставил ей руку.
– Только помни, Лала, – извиняющимся тоном предупредил он. – Тут открытое место. Видно-то издалече. Нет гарантии, что вокруг на много вёрст прям ни души. Как бы не заметил кто и не захотел сюда добраться. Ты уж поосторожнее твори. Ну и на птичек твоих надеюсь, что предупредят, ежели кто рядом окажется.
– Я поняла, – кивнула Лала, продолжая излучать воодушевление и счастье бесконечное.
Он придерживал её за талию, а она колдовала. Раз, и её платьице засветилось, и одежда Руна тоже. Раз, и шалаш из веточного преобразовался в дощатый резной, расписанный цветными узорами, которые мало того, что испускали свет, так ещё и причудливо менялись, иногда вдруг быстро, иногда медленно. Раз, и вверху шалаша появилось украшение в виде сверкающего огоньками диска, неторопливо вращающегося, а на диске под льющуюся откуда-то негромко дивную музыку танцевали кошечка в богатом платьице, словно принцесса, и кот в чёрном бархатном костюмчике, сапожках и шляпе с пером. Раз, и лужок расцвёл призрачными полупрозрачными цветами с большими бутонами, на каждом бутоне сидел смеющийся махонький гномик, бросая иногда ручкой вверх пыльцу, которая превращалась в огненные звёздочки, осыпающиеся вниз с еле слышным треском. Раз, и поверхность воды в озере близ их лагеря начала разноцветно переливаться и мерцать. Раз, и воздух наполнился дурманяще приятными благоуханиями. Раз, и дерева вокруг обернулись светящимися пальмами с горящими, точно яркие фонари, алмазными, изумрудными и рубиновыми кокосами. Рун почувствовал, что слегка теряет почву под ногами от буйства волшебства вокруг. Лала закончила, и прижалась к нему, счастливая-счастливая.
– Нравится? – тихо спросила она, улыбаясь.
– Очень, – шёпотом ответил он, и с растерянным сожалением добавил. – Только… ты думаешь, никто не увидит, когда такое зарево?
– Это немножко иллюзорный свет, суженый мой, – мягко объяснила Лала. – Чем дальше от него, тем тусклее. Через версту уж и угаснет совсем.
– Надо же, – подивился Рун. – Не уменьшилось от меня магии, Лала?
В его голосе зазвучали нотки раскаяния и вины.
– Уменьшилось, как не уменьшиться. Чудеса всегда отвлекают тех, кто не привык к ним, – по-доброму сообщила Лала. – Но мы это исправим, мой милый заинька. Я тебя должна вознаградить. За то, что ты такой хороший.
Она замолчала, глядя на него. И столько отражалось чувств в её глазах. Любви, и теплоты, и ласки, и трепетной доверчивой приязни, и ожиданий светлых, и надежд, и волшебства невинных чар девичьих. Рун сразу позабыл про всё на свете. Про чудеса, про озеро, про мир. Смотрел взволнованно на главное чудо его жизни. Понимая, что сейчас что-то произойдёт. Что-то важное. Тут Лала приблизила к нему лицо и поцеловала в щёчку. И сразу как будто слегка обмякла.
– Ну вот, – счастливо выдохнула она. – Держим меня только теперь, Рун.
– Держу, держу, – сказал он, тоже озарившись счастьем. – Самый лучший день. Теперь точно лучший.
– Самый лучший, – подтвердила она, сияя.
– Завтра обязательно повторим, любимая, – горячо пообещал он.
Следующее утро Руна началось как обычно. Открыл глаза, и хоть зажмуривайся от ослепительного сияния. Лала мирно почивает, прижавшись, а личико довольное-довольное. Так наверное спят младенцы ангелов, не ведающие зла. Словно весь мир их любит, а вокруг рай. И они радуются этому даже во сне. Ну вот как-то так. Рун лежал и смотрел на это, испытывая ликование души. Через сколько-то минут Лала вздохнула сладко, зашевелившись.
– Опять ты меня разбудил, Рун. Ты нехороший, – очень приязненно проговорила она сонным голоском.
– Прости, малышка, – повинился он, улыбаясь. – Могу уйти, если мешаю. Цветов тебе поищу.
– Нет, – возразила она благодушно. – Ты уютный. С тобой хочу.
– Опять сердце застучало слишком громко?
– Да. И магией обдало, словно волной. Как тут не проснуться? Но это мило.
– Ох, Лала, разрешил я тебе вчера колдовать, и не сообразил, что тебе надо русалок одеть, – спохватился вдруг Рун, услышав про магию. – Теперь труднее будет поди. Или совсем не выйдет.
– А вот и нет, – разулыбалась Лала, разомкнула веки, озарив его очарованием своих дивных очей. – Как раз выйдет. Я придумала, что делать. Сможем вместе пойти к королеве.
Она притронулась ладошкой к его щеке. Её пальчики на мгновение окутались синим светом.
– Вот и всё, – произнесла она умиротворенно.
– Ты смогла одеть всех русалок? – удивился он. – Так просто?
– Нет, котик, не смогла.
– А что тогда?
Лала оттянула чуть-чуть край платья на груди:
– Видишь что-нибудь, суженый мой?
Рун, слегка растерянный, осторожно взглянул, боясь, что взору откроется лишнее, и она обидится.
– У тебя под платьем как будто материей золотистой тело обёрнуто, – поведал он. – Край материи какой-то вижу. Причём цвета твоих волос, между прочим.
– Значит, точно вышло волшебство. Оба пойдём к королеве, – Лала вернула край платья на место.
– Немного непонятно, – признался он озадаченно. – Причём тут ты и русалки?
– При том, что я не их заколдовала, и не себя, а тебя, заинька, – озорно сообщила Лала. – Капельку магии и истратила всего. Теперь до самого вечера ты ни одну даму не сможешь увидеть совсем без ничего. Тебе будет казаться, что у них грудь обёрнута тканью цвета их волос. Вот и всё.
– То есть на них ничего нет, а мне будет казаться, что есть?
– Именно так, – кивнула Лала с довольным личиком. – На мне под платьицем нету никакой ткани.
– Вот это да! – только и смог вымолвить Рун. – Лала, ты очень умная. Мне бы в голову никогда ничего подобного не пришло. Думал, надо русалок всех обряжать.
– Когда я счастливая, чаще вдохновение нисходит, и чаще наитие озаряет. Это в общем-то твоя заслуга, – похвалила его Лала. – Делай меня всегда такой счастливой, и я ещё не то смогу. Теперь, когда сходим к королеве, можно будет даже русалочек позвать с нами искупаться. Мияну и других. Им будет приятно, и нам веселее. Только ежели они сильно на тебя начнут заглядываться, я их стану ругать. И ты не заглядывайся на них, Рун.
– Я лишь на тебя буду заглядываться, – заверил Рун ответственно. – Но если на них совсем не смотреть, они обидятся, решат, что я их игнорирую, сочтут грубым. Тогда зачем их и звать. Когда тебя не замечают, это обидно может быть.
– Пожалуй так, – согласилась Лала. – Ну хорошо, немножко можешь на них поглядывать. Но только чуточку.
– Договорились, – рассмеялся Рун.
Визиты к королевам не устраивают на заре. Потому Рун с Лалой не торопились. И встали ещё не скоро, затем не спеша готовили завтрак, Лала в этот раз не порывалась наколдовать оный, ведомая соображением, что в гостях неплохо было бы одарить русалочек чудом, а пред большим их скоплением для неё сие непросто, много магии может потребовать. Решила поэкономить на всякий случай, тем более что чары создания еды ей давались тоже нелегко, тоже сопровождались значительными расходами магии, а ведь впереди у них был ещё и вечер, который снова захочется встретить в окружении дивного волшебства. Окончив завтрак, занялась волосами – ну как их не расчесать перед столь важным мероприятием. Рун любовался на неё беспечно, пока она не закончила, и тут оказалось, у неё планы и на его шевелюру. Он пытался избежать своей участи, даже делал намёки, что на причёсанного раскрасавца русалочки сильно заглядываться начнут. Но не тут-то было, Лала осталась непреклонна. Пришлось ему смириться. Далее Лала вдруг сильно озаботилась мыслью, что визит-то надолго, и во время него особо не пообнимаешься. Захотела погреться подольше, чтобы легче терпеть потом. И вот, когда они наконец наелись, напричесались и наобнимались, а солнце поднялось уже достаточно высоко, начав припекать, они подошли к берегу звать Мияну. Та примчалась минут через пять, высунув из воды улыбающееся личико.
– Доброе утро, милые друзья, – поприветствовала она их, лучась хорошим настроением.
– И тебе, доброе, подруженька моя, – тоже разулыбалась Лала.
– Здравствуй, Мияна, – сдержано произнёс Рун.
– Ох, мы вчера вечером смотрели, что у вас тут творилось. Как же было красиво! Какие дивные чудеса! Что это было?! – полюбопытствовала Мияна восторженно.
– Это мне Рун разрешил колдовать в наше свидание, – похвалилась Лала радостно. – Я и сегодня вечером что-нибудь сделаю подобное. Мне же можно, да, котик?
– Ну да, – подтвердил он. – Свидание есть свидание. В него можно. Все три дня.
– Спасибо, мой славный! – просияла Лала, бесконечно счастливая. – Подплывай ближе, Мияна, если хочешь. Я заколдовала Руна, теперь весь день сегодня все русалочки будут казаться ему немножко одетыми.
Мияна тут же приблизилась к берегу, приподнявшись из воды сильнее.
– Значит и сегодня будут чудеса? – спросила она, по-детски воодушевлённо блестя глазками.
– Наверное. Если никаких неожиданностей не произойдёт, и магия останется, – обнадёжила её Лала. – Мы, Мияна, позвали тебя, чтобы сообщить, что мы готовы отправиться с визитом к вам. К вашей королеве. Можно сейчас, можно когда ей удобно. Только надо сегодня. Вдруг я потом не смогу чары на Руна снова наложить.
– Ой, как замечательно! – вскинула Мияна. – Покажу вам теперь, как я живу, своё гнёздышко. Познакомлю с другом своим – раком. Я сейчас за ней сплаваю, за королевой. Я быстро обернусь.
– Мы будем ждать, – по-доброму молвила Лала.
Мияна мгновенно развернулась, исчезнув в глубине. По водной поверхности от неё пошли круги. Рун с Лалой стояли, наблюдая, как те расходятся всё дальше и дальше, затухая.
– Как же странно, – покачал он головой задумчиво. – Русалки. Вот же чудо природы. Почти как люди. И живут-то под боком совсем, оказывается. А никто и не знает у нас.
– Ты, мой хороший, не рассказывай никому, что они здесь живут, ладно? – попросила Лала. – Если узнают про них злые люди, могут захотеть обидеть. Они никогда людям не показываются. Боятся вас очень.
– Я не расскажу, – пообещал Рун.
– Ну как, прикрыта была Мияна? – поинтересовалась Лала. – Я знаю, что да, но как это выглядит?
– Словно на ней полоса материи, – поведал Рун. – В точности цвета её волос. Только сухих, какие были в тот раз, как она человеком являлась. Материя вроде бы дорогая какая-то. Я сильно-то не разглядывал, неловко. Показалась… гладкой и мягкой. Чем-то похожа на ту, из которой твои платья. Но не прозрачная от воды. Надеюсь, ты мне веришь.
– Зачем мне вера, этой материи нет по правде, она не может промокнуть, заинька, – рассмеялась Лала. – И потом, будь она прозрачна, ты бы стал смущаться. Я бы тут же заметила.
– А не исчезнет твоя магия, Лала? – осторожно осведомился Рун. – Не получится, как с верёвкой – раз, и нету?
– Такие ошибки редко бывают, любовь моя, – ответствовала она. – К тому же я верёвочку ненадолго зачаровывала. Специально. Там не было нужды надолго. А тут до позднего вечера.
– Понятно, – Рун вздохнул. – Волнительно. И страшновато малость. Не представляю, каково это. Гулять по дну.
– А ты обними меня, тут тебе и полегчает, – лукаво посоветовала Лала.
Он тут же притянул её к себе.
– Ну да, полегче.
Так они стояли под лучами солнца, Лала буравила его глазками с милым очарованием, он любовался на это, забыв обо всём, потеряв счёт времени. Вдруг из воды неподалёку вынырнула русалка, высунувшись по пояс. Лала мягко отстранилась, повернувшись к ней. Выглядела русалка довольно необычно. У неё были длинные розовые волосы. Не рыжие, не красноватые, а именно насыщенного светло-розового оттенка. Никого с таким цветом волос Рун не встречал доселе, и даже не представлял, что нечто подобное может иметь место в природе. На вид русалке было лет тридцать, женщина среднего возраста, но если в деревне крестьянки начинают понемногу утрачивать красу к этим годам, тут ни намёка на признаки увядания не наблюдалось, цветущая жизнью барышня с гладкой кожей девицы. Это тоже порождало некий контраст с привычным. Лицо её излучало весёлую приязнь.
– Рада приветствовать фею объятий на нашем озере. И её человеческого мужчину тоже, – произнесла она дружелюбно. – Добро пожаловать, Лала и Рун. Меня зовут Ринни. Я королева русалок здесь.
– Приятно познакомиться, – отозвалась Лала, сияя.
Рун не издал ни звука, а лишь поклонился в пояс, пребывая в лёгкой растерянности. Звание королевы пугает простолюдинов, монархи строги, чуть что сделаешь не так, сейчас же к палачу тебя отправят. Робость пред ними у крестьян глубоко в крови сидит, так просто не переборешь.
– Русалкам не бьют поклоны, юноша, – с юмором посмотрела на него Ринни. – Пойми, мне любопытно вести беседы с человеком. Со мной такого не было ещё. За все мои года. Если ты станешь почтительно молчать… Это будет грустно.
– Мне… приятно с вами познакомиться, – выдавил из себя Рун смущённо.
– Ну вот, другое дело, – похвалила его Ринни. – Мне Мияна рассказывала про вас. У нас вообще все разговоры сейчас только о вас. И о ваших отношениях. Которые слегка нам непонятны, если честно. Фея и человек. Исполненные нежностью к друг другу.
– Но я же фея объятий, тётенька Ринни, – напомнила Лала добродушно. – Феям объятий нужны объятья и нежность человеческая.
– Может быть, – улыбнулась Ринни. – Немного девушки у нас затосковали, на вас взирая. Но чудеса вчерашние вечерние всех раззадорили, рассеяли печали. Такую красоту ещё мы не видали. Приятно, что вы здесь.
– Нам тоже очень приятно быть на вашем озере, – чистосердечно поделилась с ней своими светлыми чувствами Лала. – Оно великолепное!
– Спасибо за лестные слова о нашем доме, – поблагодарила её Ринни. – Теперь приглашаю вас в наш истинный дом. В гнездовище на дне. Я наложу на вас чары, которые сделают для вас воду сухой, словно густой воздух. Вы сможете дышать, и говорить, не сможете промокнуть, но и плавать способность потеряете. На время. Как выйдете из озера на сушу, так чары и развеются. Готовы?
– Готовы, тётенька Ринни, – лучась приподнятым настроением, ответила Лала.
– Да, – взволнованно подтвердил Рун.
– Тогда подойдите к воде, чтобы она касалась ваших ног, – попросила Ринни.
Рун с Лалой выполнили её указание, держась за руки. Ринни ненадолго замерла, глядя на них сосредоточенно. И вдруг брызнула ладонями воду на них обоих. Лала испуганно воззрилась на платье, ища прозрачные места. Но ничего не нашла.
– Ой, – проронила она. – Ни пятнышка.
– Чары уже действуют, – кивнула Ринни. – Заходите в воду теперь, мои дорогие. Только не ныряйте, а то упадёте и ушибётесь. Вода сейчас не будет вас держать. Идите не боясь. Вы не намокнете и не утонете.
Лала и Рун осторожно пошли от берега. Рун таращился себе под ноги с изумлением. Вроде бы ноги в воде, зрительно сие не вызывает сомнений, но вода не чувствуется, и штанины как на глаз, так и по ощущению, совершенно сухие. Влага не холодит кожу. Вот уж им по колено, по пояс, по грудь. И сухо. Некоторое сопротивление воды при движении заметно, но оно гораздо слабее, чем обычно. Лала внимательно оглядела себя несколько раз, опасаясь обнаружить прозрачность. И окончательно успокоилась. Платье оставалось безупречным.
– Не бойтесь, не бойтесь, не робейте, – подбадривающе позвала их Ринни, едва они остановились в нерешительности, погрузившись по шею. – Заходите с головой.
Рун с Лалой продолжили путь. И вскоре воды сомкнулись над ними. Только что ещё было небо, и раз – колыхается блестящая поверхность, в которой отражается дно – видно и песок, и камни, и блики от солнца, порождаемые на песке и камнях покачиванием водной глади. Взору открылся словно иной мир. Другого цвета, другой контрастности, другого рельефа, чем на суше. Всё иначе, всё непривычно и красиво, прямо завораживает. Уму очевидно – ты под водой, но дышится как на воздухе, смотрится как на воздухе, без ощущения, что тебе залило глаза. Чудеса. Рун поднял руку, погрузил пальцы в сверкающую плёнку над собой. Кончики пальцев исчезли за её слегка заколыхавшимся краем, и через сколько-то мгновений, когда она подуспокоилась, вырисовались чуть расплывчато с той стороны, с преломлением, как будто смещёнными в бок. Он поводил рукой по этой плёнке. Опустил руку, обратив теперь внимание на Ринни. Та тоже была уже полностью под водой, и глядела на них с Лалой весело и приветливо. Это был первый раз, когда Рун мог наблюдать русалку вблизи и всю, целиком, во весь её рост. Зрелище производило впечатление. Наполовину человек, наполовину рыба. Волосы в воде обрели объёмность, чешуя серебрилась, хвостовой плавник причудливый вуалистый. Гибкое изящное пышущее здоровьем женское тело. Рун стал озираться, обозревая дно, толщу жидкостного пространства вокруг. Всё было интересно и ново. Лала тоже осматривалась с бесконечной невинной радостью ребёнка, очутившегося в сказке.
– Пройдите поглубже, друзья мои, – предложила Ринни. – А затем вам следует ненадолго отпустить друг дружку и опробовать себя в воде. Побегать, попрыгать. Так лучше поймёте, как двигаться в ней, что вы можете теперь, что нет. Например ты, Лала, я полагаю, способна летать и здесь. А ты, Рун, если упадёшь в глубокую впадину, не разобьешься, но наверное ушибёшься. Я ещё никогда не накладывала эти чары на тех, кто обладает разумом. На зверюшек только, чтоб деток позабавить. Думала, так и умру, не испытав их истинную силу. А тут и человек, и фея. Вот повезло.
Рун обратил внимание, что губы Ринни не шевелятся, и рот не открывается, когда звучит её голос. Она улыбнулась в ответ на его озадаченный взгляд:
– Русалки под водой общаются мысленно, Рун. Мы слышим мысли друг дружки. Сейчас вы тоже можете слышать наши мысли. Это часть моей магии. Но сами должны говорить как обычно. Ваши мысли мы не услышим.
– Как же здесь красиво! – восхищённо молвила Лала. – Спасибо вам, тётенька Ринни! Я не ожидала, что так всё будет. Очень красиво! И удивительно!
– Я рада, что тебе нравится, Лала, – тепло отозвалась русалка.
Лала воспарила, попробовала полететь вперёд вглубь, сначала медленно, потом быстрее. Кажется, ускорение давалось ей непросто, взмахивала крылышками часто-часто, а скорость прибавилась лишь чуть-чуть.
– Тяжело, – поведала она, обернувшись к Ринни. – Тут летать труднее, чем ходить. Но если не спеша летать, то почти одинаково.
Рун прошёлся быстрой походкой, пробежался по дну, преодолевая сопротивление чего-то, что казалось очень густым воздухом, чувствуя, как проседает песок под башмаками. Осторожно подпрыгнул, подлетев вдруг на гораздо большую высоту, чем ожидал, замедленно опустился вниз, снова прыгнул, уже значительно сильнее, взмыл на две трети своего роста и опять замедленно приземлился. Побежал и выпрыгнул изо всех сил на бегу, перекувыркнулся в падении и встал на ноги.
– Ух ты! Не знала, что ты так умеешь, милый, – подивилась Лала на сей кульбит.
– Я тоже не знал, – просиял Рун. – Тут здорово!
Неожиданно к Лале подплыл небольшой карась, застыл на месте совсем рядом, таращась на неё спокойно, неторопливо помахивая плавниками.
– Ой, рыбка! – разулыбалась она.
– Ну что, друзья мои, готовы отправиться в наше гнездовище? Или ещё хотите воду испытать? – обратилась к ним Ринни.
– Я готова, – ответила Лала. – А ты, Рун?
– И я, – кивнул он.
– Тогда сейчас прокатимся. Не пугайтесь, я позову наших ездовых рыб, – предупредила Ринни.
У людей, не знакомых с морем, слово «рыба» ассоциируется с едой, а никак ни с тем, чего надо пугаться. Рун с некоторым недоумением посмотрел на русалку. Однако длилось его недоумение недолго, вскоре сменившись на опасливую оторопелость. Из глубины к ним быстро подплыли три огромные продолговатые рыбины с высокими узкими спинными плавниками, заставив карасика тут же кинуться наутёк. В деревне мужики бывало ловили очень крупных рыб, более своего роста длинной, но рыб, которые предстали пред ними сейчас, уместнее было бы сравнивать не с человеком, а с быком, и бык пожалуй показался бы на их фоне чем-то мелковатым. Подплыв почти вплотную, рыбы остановились, как и карасик, излучая задумчивое спокойствие. Все три воззрились глазами с чайное блюдце на Лалу.
– О-го-го! – в бесконечном восторге выдохнула она. – Вот это рыбки! Здравствуйте, мои хорошие.
Рыбы остались сама невозмутимость. Лала припорхнула к ближайшей из них, погладила по чешуйчатому боку.
– Это наши ездовые рыбы, – сообщила Ринни. – Мы с ними дружим, помогаем, оберегаем их мальков, а им нравится возить нас. Когда далеко плыть, мы их часто просим подвезти. Чтобы подружиться с рыбкой, вы должны погладить её во рту по нёбу. Тогда она не откажется вас возить. Глядите, как надо.
Ринни подплыла к одной из рыб, погладила под нижней челюстью. Рыба сейчас же распахнула рот. Ринни засунула в него руку по локоть.
– Вот так, – сказала она. – И по нёбу ласково гладите. Тут и подружитесь.
Лала немедля проделала ту же операцию со своей рыбиной. Стала гладить во рту, сияя от радости улыбкой во всю ширь личика. Рун нерешительно подошёл к третьей рыбе. Осторожно провёл ладонью снизу по её морде. Рыба сразу распахнула огромный рот. В такой и человек пожалуй поместился бы. Благо хоть там не было зубов. Были меленькие зубики широкой полосой и вверху, и внизу. Хочешь не хочешь, деваться некуда, стыдно, когда дамы не боятся, Рун засунул руку в пасть, размышляя, что если рыба её захлопнет и дёрнет хорошенько, оторвёт вместе с плечом. Кое-как достал до нёба, принялся поглаживать аккуратно, чувствуя пальцами ребристую шершавость. Рыба сохраняла полное спокойствие. Вот и пойми, нравится ей или нет.
– Ну, достаточно, – произнесла Ринни через пол минутки. – Теперь смотрите, берётесь за спинной плавник у основания и держитесь. Для надёжности можно двумя руками, и даже скрепить их в замок, но у нас обычно одной рукой держатся. Вас вода почти не поддерживает под чарами, это немного усложняет всё, зато она вас и менее тормозит. Просто надо всегда быть или в движении, или близко ко дну, потому что при всякой остановке вы будете опускаться на ноги. Вы не бойтесь, эти рыбы умные, они чувствуют ездока и сами подстраиваются под него, чтобы ему было удобней. Сейчас я покажу.
Рыба, за которую она уцепилась, вдруг сдвинулась с места, унося её с собой, заложила относительно резвый круг шириной шагов в тридцать, и вернулась назад. Ринни отпустила плавник, подплыла к Руну и Лале.
– Понято? – посмотрела она на них вопросительно.
– Кажется, да, – кивнула Лала с воодушевлёнием.
– А как ей управлять? – озаботился Рун.
– Вам это не надо, – покачала головой Ринни. – Ваши рыбы за мной поплывут. Я буду направлять их сама. Попробуйте, сделайте тоже по кругу. Сначала ты, Лала. Хватайся за плавник.
Лала послушалась. Взялась двумя ручками за основание плавника. Её рыба плавно сдвинулась с места, по чуть-чуть разгоняясь, сделала круг и вскоре остановилась ровно там, откуда стартовала. Лала отпустилась. Личико её было довольное-довольное, глазки блестели.
– Ой, как это замечательно! – восторженно сообщила она. – Быстро, как будто даже быстрее, чем на лошадке. Дно прямо несётся под тобой. И плавно очень. Не трясёт совсем. Только крылышки сильно треплет воздухом, но если их плотно сложить, тогда всё хорошо. Попробуй, Рун. Это очень весело. Кататься на рыбке.
Рун обхватил плавник своей рыбы, внутренне собрался. Рыба немедля стронулась с места и понесла его. Рун до сих пор даже верхом на лошади никогда не скакал. Ездил на телеге, ну и ещё в карете. И всё. Дно и правда мчалось под ним с невиданной скоростью, захватывая дух. Ветер обдувал лицо, колыхая волосы. Держаться было не тяжело, и он успокоился, ощущая лишь внутренне удивлённое ликование от происходящего. Рыба чуть изогнулась, закладывая поворот, причём сделала это так хитро, что создала телом дополнительную опору наезднику. Умная животина, ничего не скажешь. Круг закончился, и Рун в полном восторге, слегка ошеломлённый от впечатлений, опустился на ноги, отпустив плавник.
– Здорово, правда же, милый!? – излучая счастье, поделилась с ним радостным настроением Лала.
– Ага. Страх как! – только и смог ответить он.
– Чтож, если вы готовы, нас ждёт путешествие. Отправляемся в гнездовище. По пути покажу вам разные красивые места, – добродушно пообещала Ринни. – Готовы?
– Я готова, – отозвалась Лала с энтузиазмом.
– Вроде да, – пожал плечами Рун.
– Тогда в путь.
Ринни взялась за свою рыбу, подождала, пока гости сделают то же, и первая стартовала. Её рыба стала медленно набирать ход, постепенно разгоняясь, рыбы Руна и Лалы, чуть отстав, держались следом. Рыбы плыли невысоко над дном, всё более и всё глубже удаляясь от берега, под ними мелькали причудливые донные ландшафты – то густые заросли травянистых водорослей в локоть высотой, то камни, покрытые колючими кактусоподобными образованиями, то обширные поля из низеньких, буквально с ноготок, водорослей, то каменистые пустыри, то песчаные прогалинки, испещрённые норками, откуда высовывались странные длинные черви, то скопления ракушек. И повсюду вокруг виднелась живность – испуганно разлетались стайки рыб, диковинные уродливые крупные рыбины пускались наутёк, возились средь водорослей большие раки и мелкие крабики, неторопливо вышагивали по дну непонятные шарики на длинных ножках, плавали желеобразные сгустки, иногда излучающие свет. Совершенно другой неизведанный мир мчался мимо них, вызывая бесконечное изумление, а далеко вверху, всё отдаляясь, уже став во много раз выше самых высоких деревьев, над ними голубела широкая, почти как небесный свод, сверкающая плёнка водной поверхности. Один раз они вдруг поплыли через разлом меж скалами, отвесные стены вздымались справа и слева в нескольких шагах, точно горы, и обе были усеяны, словно живым ковром, глазастенькими корявыми созданьями, с интересом таращащимися на проплывающих рыбьих наездников. Стены окончились, и после них взору открылась пузырьковая пустошь – множество тоненьких струек пузырей поднимались со дна, подобно серебряным нитям. Всё это, всё наблюдаемое вокруг с самого начала пути, было так красиво, так необычно, радовало глаз и душу, очаровывало, завораживало таинственностью, и ко всем этим чувствам добавлялась радость ощущений от быстрой езды. Не даром и у Руна, и у Лалы всю поездку не сходили с лиц счастливые восторженные улыбки.
Миновав пузырьковую пустошь рыбы стали замедляться, а впереди показалась возвышающаяся над дном большая подводная скала. Рыбы обогнули её, завернули, и тут пред очами удивлённых Лалы и Руна предстало ещё одно небывалое зрелище. За скалой лежало ровное обширное песчаное плато, прямо таки переполненное живыми существами, прежде всего конечно русалками, которых виднелась может сотня, может две – неимоверное количество, целая толпа. Но кроме них тут был много кто ещё. Русалки находились преимущественно у дна, а над ними плавали стайки мелких разноцветных рыб, крупные рыбы, светящиеся шаровидные сгустки. Просто изобилие всякой живности. Скала с этой стороны тускло светилась, причиной чему, кажется, были так же живые твари, покрывающие её. Лишь рыбьи наездники появились, все русалки разом повернулись к ним, застыв в ожидании. Плато превратилось в безбрежность сияющих воодушевлением лиц и искрящихся любопытством глаз. Руну стало сильно не по себе. Это чем-то напоминало первый день Лалы в деревне, когда он выводил её к людям. Правда там толпа была не в пример больше, зато сейчас она состояла из полураздетых хвостатых дев, ввергая необычностью сей картины в оторопь. Ездовые рыбы, совсем сбавив ход, достигли первых рядов русалок и остановились.
– Ну вот мы и в гнездовище, – тоном гостеприимной хозяйки сообщила Ринни. – Поблагодарите своих рыб, погладьте по бочку.
Она первой приласкала свою рыбу, показывая, как это следует делать. Рун с Лалой повторили за ней.
– Спасибо, добрая рыбка, – с теплотой сказала Лала, улыбаясь.
– Спасибо, друг, – сконфуженно проговорил Рун, видя подле себя всё новых и новых русалок, собирающихся вокруг на расстоянии пары шагов, с лучащимися приветливостью и неуёмным интересом личиками.
Все три ездовые рыбы стронулись с места, неторопливо поплыв вверх в разные стороны.
– Здравствуй, Рун! Здравствуй, Лала! – зазвучали многочисленные исполненные приязнью девичьи и женские голоски.
– Здравствуйте, – сдержанно кивнул Рун, совсем стушевавшись.
– Здравствуйте, милые барышни! – радушно произнесла Лала.
Рун подошёл к ней, с мыслью взяться за руки. Хотелось поддержать её, так показав, что он защитник ей среди толпы, дать ей опору, да и чего греха таить, чувствовал, что и ему тоже нужна её поддержка, тем более, она девица, и русалки девицы, это её стихия, нечто близкое ей. Тогда как ему страх как неловко. Даже немного надеялся стать менее видимым. Когда ты рядом с феей, обычно на неё устремлены все взгляды, а тебя словно и нет. Лала обернулась к нему, и тут же припорхнула вплотную, опустившись на ножки. Замерла, глядя с невинной надеждой и ожиданьем трепетным. Рун смутился ещё сильнее. Стоял в нерешительности, не зная, как поступить.
– Ты обещал, Рун, – прошептала Лала ласково с капелькой укора.
Рун тоже вспомнил, что обещал. Правда пред войском, а не перед толпой дев. Оказывается, пред девами гораздо стыднее. Но куда деваться. Прижал её к себе. Она сразу словно расцвела, ослепительно озарившись счастьем. Со стороны русалок послышались во множестве тихие растроганные возгласы.
– Соскучилась, – поведала Лала нежно.
– Вгоняешь меня в краску, – буркнул он с юмором, деланно журя её.
– Твоим щёчкам очень идёт алый цвет, суженый мой, – иронично проронила Лала.
Рун вдруг осознал, что она ничуть не напряжена. Перед толпой людей переживала страшно, перед русалками волнения нет вообще нисколько. Стоит, довольная, сияя, и всё. Словно вокруг никого.
– Ты что, совсем не боишься? – шепнул он вопросительным тоном.
– Нет, – умиротворённо подтвердила Лала. – Русалочки хорошие. Ты тоже не бойся их, Рун. Они добрые и безобидные. Никто нам здесь не причинит вреда.
Она постояла ещё пару мгновений, вздохнула и нехотя отстранилась.
– Ну, идите знакомьтесь со всеми, – благодушно обратилась к гостям Ринни. – Мы здороваемся, задевая друг друга кончиками хвостов. Дотроньтесь до хвоста, если вам его подставили, так и поздороваетесь.
Лала взяла Руна за руку и повела прямо в толпу. Русалок была тьма. Все улыбались, радовались, некоторые от избытка эмоций начинали словно вытанцовывать, например, двигались по чуть-чуть ритмично вверх-вниз, или качали плечиками и шеей, или покачивали всем телом. Кто-то подставлял хвост, кто-то протягивал руки, Лала прикасалась к хвостам и рукам, говорила всем доброжелательно «Здравствуйте, я Лала». Ей отвечали с восторгом, одаривая комплиментами, хвалили внешность, восхищались нарядом, ни одна русалка не открывала рта, но их голоса было отлично слышно, многие переговаривались меж собой, увлечённо делясь впечатлениями. С Руном русалки тоже выказывали искреннее желание поздороваться. Поначалу он проявлял нерешительность, с мыслью, кто есть он, и кто фея, но и грубияном выглядеть не хотелось, насмелился дотрагиваться до подставляемых ему хвостов и изящных дамских ручек, слушая тёплые приветствия и много лестных комментариев о себе, с превалированием слов «милый» и «симпатичный». Русальи девицы отличались от девиц в деревне, пожалуй, гораздо большей непосредственностью. Они совсем не скрывали своих чувств, демонстрируя те в полной мере на личиках. Некоторые откровенно строили глазки. Вот уж когда Рун до конца понял, что это значит. Перепутать было невозможно. Так и буравят очами с игривым интересом, словно сообщая взором «ты мне очень нравишься, давай дружить, погляди какая я очаровательная и славная». Для изгоя, которого девицы всегда не удостаивали и взгляда, подобная дружелюбность странна, озадачивает, сбивает с толку. Возникает полное ощущение сюрреализма. Кроме того, теперь Рун столкнулся с обратной стороной медали свойств своего сердца отражать чужое отношение к себе. Обычно-то отражал равнодушие – к нему люди безразличны, и он к ним. А тут почувствовал, столь выраженная приязнь пробуждает что-то. Что-то светлое. Русалочки кажутся хорошими, кого жалко обидеть, хочется ответить приветливостью на приветливость, хочется дать им то, чего они хотят, дабы не расстраивать. Но это ложный путь. Все не могут стать друзьями – если дороги все, то как бы и никто. Ещё и Лала огорчится, начни обращать на других дев внимание. А огорчать её – последнее, чего он желает. Тем не менее, в самом дружелюбии окружающих ничего плохого нет, наоборот, оно дарит душе комфорт. Благодаря оному, Рун быстро полностью успокоился, и это позволило ему начать замечать гораздо больше всего вокруг. Видеть больше деталей. Русалки, подобно людям, сильно различались внешностью – цветом волос, цветом глаз, физиономическими чертами, формой хвостов, ростом, формами тела. Среди них совсем не было старых или пожилых, возрастной максимум ограничивался годами тридцатью. Очень непривычно контрастировал с сухопутной реальностью всеобщий минимум одежды – полосочка ткани на груди, и всё. Это весьма добавляло живописности происходящему, однако и пробуждало некоторое смущение – вроде бы и откровенно неприличного ничего нет, но всё же странно лицезреть демонстрируемые без стеснения гибкие талии, плоские животики, узкие плечики – девичью стать почти во всей красе. У людей так не принято. Благо, у русалок хвост почитай половина тела, и он не взывает никаких ассоциаций с человеческими приличиями, и у человека никак не ассоциируется с дамами. Это заметно сглаживает ощущение неловкости. Подле русалок часто находились какие-либо существа, явно питомцы – у кого-то махонькая цветная рыбка, у кого-то пучеглазая рыбина с собаку размером, у кого-то на плече посиживает крабик, у кого-то небывало крупная улитка с кулак величиной. На дне там и сям виделись разбросанные неравномерно рукотворные сооружения, похожие на круглые клумбы из водорослей, огороженные камнями, в некоторых из клумб тоже сидела живность, от рыб до совершенно невообразимых существ, миру людей незнакомых. Часть живности излучала свет или имела светящиеся участки тела, а ещё рядом была скала, сплошь усеянная святящимися созданиями, помогая улучшить освещение, которое иначе пожалуй было бы сумрачным, так как солнечные лучи пробивались до дна через толщу воды ослабленными. В общем, сие место не город конечно, и не деревня, но и в нём наблюдаются определённые обустроенность и уют. Удивительно и необычно это всё.
Вскоре Руну и Лале посчастливилось увидеть и ещё кое-что удивительное. Русалок-мужчин и русалочек-девочек. У людей про русалок есть сказки, есть картинки и картины, однако на мужчин ни там ни там нет и намёка, Рун никогда не задумывался, бывают они или нет. И вот сейчас пред ним предстала целая группка особей эдак с дюжину. Преимущественно широкоплечие здоровяки, прямо атлеты, но кое-кто и довольно щуплый. Хвост как будто меньше в пропорциях, чем у дам, в сравнении с размерами верхней части тела. Они были более сдержаны, чем их соплеменницы, тоже вполне дружелюбны, но не столь безудержно, зато в глазах наблюдалось осмысленное стремление к сопоставлению, оглядели Лалу с ног до головы, заинтересовались её платьем, с сомнением поглазели на ножки. Но, в общем, явно были впечатлены её красотой. Руна тоже осмотрели с придирчивым любопытством, и кажется удовлетворились своим превосходством. Подле мужчин находился целый выводок детей всех возрастов, от подростков до младенцев. Дети у русалок, безусловно, запредельно умилительны. Весёлые, улыбчивые, подвижные, глазки горят изумлённой радостью. Вот уж рядом с кем Лала задержалась, остановившись.
– Здравствуйте, мои хорошие! – просияла она.
– Здравствуйте, – раздался в ответ нестройный хор голосков.
– А ты правда фея? – подплыла к ней вплотную девочка лет пяти.
– Да, – приветливо кивнула ей Лала.
– А ты можешь превратить меня в раковинку? – попросила девочка.
– Ты хочешь быть раковинкой? – разулыбалась Лала. – А почему?
– Чтобы прятаться в раковинке, – объяснила девочка.
– Любишь прятаться?
– Хочу такое гнёздышко, – сообщила малышка.
– Нет, славная моя, я не могу тебя превратить в раковинку, – по-доброму сказала Лала. – Но я могу кое-что другое. Гляди!
Она взмахнула ручкой, осветившейся синим светом, и сейчас же у всех деток каждая чешуйка на хвосте стала красочно переливаться всеми цветами радуги. Взрослые русалки-дамы вокруг дружно заахали, русалки-мужчины обрели на лицах восхищённую оторопь, ну а детки впали в полный восторг, принялись крутиться на месте, рассматривая себя и друг дружку, прикасались к чешуйкам, смеясь. Лала взмахнула ручкой ещё раз. Отовсюду на плато из дна пошли струйки пузырьков, как на пузырьковой пустоши, только здесь пузырьки были крупными цветными светящимся. Иногда какой-нибудь пузырёк вдруг останавливался на месте недалеко от дна, переставая всплывать, начинал надуваться, впитывая в себя следующие за ним пузырьки, постепенно принимал форму и расцветку зверюшки или птицы, так что казался настоящим существом, и через какое-то время лопался, издавая громкий приятный мелодичный звук. Русалки так и застыли, словно заворожённые. Лала взмахнула ручкой снова, и песок вокруг засверкал, будто состоял из драгоценных камней, сделав всё плато празднично освещённым. Про гостей тут же все надолго забыли. Русалки плавали рядом с дном, любуясь на песок, трогали его, подплывали к пузырям с изображениями, разглядывая их, слушая звуки их лопанья. Лала воспользовалась моментом, прижалась к Руну, довольная. Он тоже дивился на всё с открытым ртом. Лала вздохнула умиротворённо.
– Красиво очень, – шепнул он с чувством.
– Надеюсь, ты про меня? – озорно поинтересовалась она.
– Ну да, – не растерялся Рун. – Вокруг красиво, но ты гораздо красивее. Нет ничего в мире, солнышко моё, прекраснее тебя.
– Спасибо, суженый мой, – улыбнулась Лала.
– Сильно много магии потратила? – озаботился он участливо.
– Не очень, – поведала она. – Это же русалочки, не люди. Они невинны. Для них легко колдовать. Особенно, когда ты рядом. Умилилась от деток, тут само и наколдовалось. Лишь бы не расстроились, как исчезнет.
– Мало от меня магии? – виновато посмотрел он на неё.
– Нет, почти как обычно, – успокоила его Лала. – Даже сама удивляюсь. Забавно, что сейчас столько русалочек вокруг, а мы словно одни здесь, никто нас не замечает. Правда забавно?
– Пожалуй.
– Можем обниматься, и ты даже не смущаешься.
– Ага. Чем-то похоже на то, как мы в воде обнимались мокрыми, не находишь? – поделился он мыслью. – Так же незабываемо и волшебно. Только по-другому совсем.
– Ох, Рун, а ведь верно! – впечатлилась Лала. – Стоим во толще вод на дне глубоком, в красивеньком сиянии чудес, среди скопления русалочек снующих, нас потерявших из виду совсем, и обнимаем трепетно друг дружку, как будто мы одни на свете всём. В сей миг. Это ужасно романтично. Ужасно! Ой-ёй-ёй!
Рун рассмеялся:
– Всё-то тебе надо, чтоб было романтично.
– На то оно и свидание, Рун, – ласково отозвалась Лала. – Это моё первое свидание, между прочим. И сразу такое незабываемое. Чудесное! Сомневаюсь, что многим девушкам повезло пережить нечто подобное. Только…
Она вдруг замолчала.
– Что, милая?
Она вздохнула.
– Я всё же полагала, у меня всё первое будет с мужем будущим. А всё с тобой. Первые объятья. Первый букет. Первое свидание. Да ещё и такое. И даже первый поцелуй уже тебе обещан.
– Ну прости, – мягко попросил он.
– Да ты-то не виноват, – буркнула Лала не без доли иронии. – У тебя нет выбора. Виновата моя природа. Тебе иногда трудно с ней смириться, Рун. Думаешь, мне легко? Ну и ладно. Ты хороший, я тебя люблю. Очень-очень. Мой герой, отпустил меня, спас. Мне не жалко это всё для тебя. Надеюсь, мужу тоже что-нибудь первое перепадёт хоть немного.
– Он первым женится на тебе, – улыбнулся Рун. – Свадьба, встать под венец. Любоваться на тебя в свадебном платье. Всего этого у меня с тобой не будет. Если не захочешь выйти хотя бы понарошку. Я, кстати, всё ещё предлагаю. Представь как это романтично.
– У-у-у, ты нехороший! – заявила Лала с шутливым гневом. – Не соблазняй меня. Я хочу свадьбу. Очень. Это самое романтичное, что только может быть у девушки.
– Сейчас вроде тоже неплохо, в смысле романтики, – добродушно молвил Рун.
– Сейчас замечательно, Рун, – перейдя на искренний тон, с нежностью произнесла Лала.
Волшебство Лалы имело своим положительным эффектом то, что основная масса русалок переключила своё внимание с гостей на красоты вокруг. Рун мог лишь гадать, что было бы, не появись оные. Стала бы вся эта толпа следовать за ним и Лалой, или нет, или следила бы издали, не преследуя навязчиво. Теперь ответ на сей вопрос не требовался. У русалок наступило нечто вроде празднества. Они наслаждались зрелищем, делясь на группки, обсуждая что-то живо, плавая, и не только у дна, но выше, и намного выше, в немалой степени освободив донное пространство для хождения. Для существ, живущих в озере, где вообще никогда ничего не происходит, где самое интересное событие – подошедший к воде лось или медведь, или падение старого дерева, или молнии и гром в грозу, любое магическое диво – услада для глаз и сердца. Оставляет неизгладимые впечатления на всю жизнь. Но конечно и Лала с Руном были дивом для местной публики. Просто теперь одним из целого ряда, и не самым впечатляющим. Всё же и фея, и человек так похожи на русалок, наполовину и не отличишь. А чудеса – полная невидаль. В общем, при гостях сейчас неотрывно находились только розововолосая королева Ринни, белокурая принцесса Мияна, один из мужчин-русалок – муж королевы, которого звали Хеусу, и любознательная девочка-подросток Чирра. Лалу и Руна водили по сияющему песку, показывая аспекты жизни подводного сообщества. Наконец-то Рун узнал, что такое обнесённые камнями круги с водорослями. Это были гнёзда. Русалки там спали, туда же несли то, что им нравилось, свои нехитрые «сокровища» – украшали гнёздышки красивыми камушками, пустыми раковинами, особенными предметами вроде оленьих рогов. Мияна с гордостью показала своё гнёздышко. Камни вокруг него были ровно выложены, скруглённые, рядом лежали, аккуратно разложенные маленькие камушки причудливых цветов, странный раздвоенный панцирь краба, ракушка интересной формы с кулак величиной. Внутри гнезда посиживал приятель Мияны – крупный рак.
– Очень уютное и симпатичное, – чистосердечно похвалила её жилище Лала. – А можно прилечь?
– Конечно! – воодушевилась Мияна.
Лала зашла в гнездо, улеглась средь водорослей, сияя личиком, погладила рака по усикам, он стал странно разводить и сводить клешни, словно хлопая в ладоши, к изумлению и русалок, и Руна.
– Приятно тут лежать, – поделилась Лала впечатлениями, вставая. – Иди, Рун, попробуй. После у тебя не будет больше шанса это испытать. Побыть в русальей кроватке.
Рун зашёл внутрь, прилёг. Чувствовался сильный запах водорослей. Сами они были мягкими и шелковистыми по ощущению. Гораздо мягче сена или травы. При этом нисколько не влажные – воспринимаются не влажными, как и всё вокруг, вследствие чар королевы Ринни. Необычно очень. Он попытался погладить рака. Тот вполне благодушно отнёсся к прикосновениям, не замахал клешнями, как у Лалы, но и не отскочил. Рун улыбнулся, встал, и тут обратил внимание, что все окружающие русалки на него странно смотрят, а Мияна красная, не хуже своего рака.
– У нас когда парень ложится в гнездо девушки, это значит, он её выбрал, решил быть с ней, – сообщил Хеусу задумчиво. – И если она его не выгоняет, они становятся парой.
– Какая занятная традиция, – порадовалась Лала. – Нечто вроде обручения, выходит. Ритуал скрепления чувств.
– А Мияна его не выгнала, – невинно проронила Чирра. – Получается, он её парень теперь.
– Вот уж нетушки, – рассмеялась Лала, обернулась к Мияне, и тут увидала, сколь та смущена. – Ты, подружка, сильно-то не строй планы на Руна. Я тебе его не отдам, – добавила она по-доброму с юмором.
– Я не строю, – сконфуженно улыбнулась Мияна.
– А где ваше гнёздышко, тётя Ринни? – полюбопытствовала Лала.
– Гнёзда всех пар, у кого были дети, в пещере, – отозвалась королева. – Не желаете посмотреть нашу пещеру? В ней красиво. Кроме того, там есть кое-что. Человеческие предметы. Мне бы хотелось показать их вам и узнать ваше мнение о них.
– Мы с удовольствием посмотрим её, тётя Ринни, – произнесла Лала, озарившись энтузиазмом. – Правда, милый?
– Ну да, – кивнул Рун утвердительно.
– Тогда следуйте за мной, – Ринни поплыла к скале.
Остальные отправились за ней. Вскоре они оказались около тёмного прохода в скальных породах, выстой и шириной приблизительно в два человеческих роста. Проход уходил вглубь скалы шагов на пятьдесят, чернея тьмой, а далее за ним виднелся голубоватый свет.
– Сюда, – позвала гостей Ринни.
Лала вгляделась в открывшуюся пред ней черноту.
– Страшновато, – призналась она с робостью.
– Ох, вы же не видите в темноте, – озаботилась Ринни.
– А вы можете видеть во мраке? – уважительно подивилась Лала.
– Да, – поведала Ринни. – Можем. Мы любим освещённость, но и во тьме прекрасно различаем всё. Вы не бойтесь, просто держитесь рядом. Здесь нет опасностей нисколько.
Ринни первой медленно выплыла внутрь, все остальные последовали за ней. Тут обнаружилась ещё одна проблема. Дно в проходе было очень неровным. Лала могла парить, русалки плыть, а вот Руну приходилось перемещаться пешком, он начал спотыкаться, пару раз ударился о камни ногами, и окончательно остановился, зацепившись за что-то.
– Какие же вы, существа суши, неприспособленные ни к чему, – беззлобно покачал головой Хеусу. – Забирайся мне на спину, парень. Довезу уж.
Рун послушался. Спина у Хеусу широкая, здоровый хвостатый мужик. Рун обхватил его толстую шею руками. Мияна взяла Лалу под ручку, чтоб указывать путь. И наконец вся компания относительно быстро начала продвигаться вперёд. Голубоватый свет впереди приближался, приближался. И вот пред ними престало то, что его порождало. Огромная подводная пещера. Она была велика и вширь, и ввысь, противоположная стена находилась шагах в двухстах, а верхний свод вырисовывался столь умопомрачительно далеко, что захватывало дух. И все стены живым ковром устилали мелкие святящиеся существа, те же, что и на скале снаружи. Но свет порождали не только они. Здесь было много живности, и значительная её часть испускала свечение. Плавали причудливые рыбы, крабики с полупрозрачными панцирями шарились по дну, которое, к слову, в самой пещере было ровным песчаным, а не каменистым, как в проходе. Висели в воде трубкообразные твари с расходящимися от них в разные стороны сияющими тонкими жгутами. Подсвечивали окружающее пространство цветные колючие наросты, напоминающие кактусы. Круги русальих гнёзд, словно лампы, горели коврами голубоватых водорослей. Рун слез со спины Хеусу, осматриваясь вокруг с восхищением.
– Ой, как красиво! – воскликнула Лала восторженно. – Вот это да! Потрясающее великолепие!
– С твоими чудесами не сравнится, Лала, – скоромно заметила Ринни. – Но да, это самое красивое место у нас. Мы очень любим его. Легенда гласит, что все светящиеся существа озера берут начало отсюда. Наши праматери нашли их именно тут, и постепенно, за века, приучили некоторых жить вне стен. Обычно здесь много русалок – и малышня вся, и мужичины за ними приглядывают, пары отдыхают, подружки заплывают поболтать в приятной обстановке. Построить в этом укрытии гнездо – привилегия состоявшихся пар, но быть могут все, кто хочет. Места много, есть ниши в стенах, есть грот воздушный наверху. Не тесно. Сейчас внутри никого, потому что все снаружи, на чудеса любуются. Так очень-очень редко бывает.
– Сия пещера само по себе чудо чудесное! – с горячностью проговорила Лала. – И самое поразительное, это же всё без магии творится. Это магия матушки-природы. Правда же это чудо, Рун?
– Я такого даже представить себе не мог, – слегка ошалело согласился он. – Чудо, как есть.
Когда гости впечатлены, хозяевам приятно. Видно было что русалки горды. Не только королева Ринни, но и Хеусу, и Мияна, и юная Чирра. Всем было в удовольствие похвалиться своим домом, показать его, поделиться радостью, что он у них такой замечательный. Началась экскурсия, Лала и Рун, с неподдельным чрезвычайным интересом всё рассматривали, Лала часто брала то или иное причудливое существо в руки, всякая тварь была прям таки счастлива пообщаться с ней, всякая полностью доверяла, некоторые от переизбытка дружелюбия вытворяли что-то необычное к изумлению русалок и Руна. Несколько светящихся рыб стали по собственной инициативе за ней плавать, служа живыми фонарями, делая окружающее пространство рядом ещё освещённее. Гнёзда в пещере отличались от тех, что были снаружи, большим диаметром. Не слишком, но всё же разница ощущалась. Ну и конечно диковинными испускающими свет голубыми водорослями. Гнездо Ринни и Хеусу находилось у дальней стены. Такое же размером, как и остальные здесь, зато в скале над ним была ниша, словно эдакий комод, где хозяева держали свои сокровища, столь же нехитрые, как и у всех. Разные красивые камушки, пустые раковинки необычной расцветки, камень, похожий на фигурку рыбы. У человека подобные «ценности» могут вызвать лишь умиление простоте и простодушию русалок. Ничего у них нет, вот и радуются малому, точно дети.
– Красивенькие, – одобрительно улыбнулась Лала, осмотрев это «богатство».
– Сейчас я хочу показать вам, друзья, ещё кое-что, – промолвила Ринни со значением. – Человеческие вещи. Я хочу спросить вашей помощи, дабы узнать, ценные они для людей или нет. Мы в человеческих вещах ничего не смыслим.
– Конечно мы поможем, с удовольствием, – сразу отозвалась Лала. – А для чего это вам? Вы хотите торговать с людьми? Или что?
– Нет, Лала, – рассмеялась Ринни, а затем её лицо сделалось серьёзным. – Вы должны понять, нам важны людские сокровища. Вам, Рун, они ценны, а для нас бесценны. Потому что могут спасти. Рано или поздно, раз в век или два, всё равно находится среди нас глупышка неосторожная, которая к людям сильно тянется. Её ловят. Если есть сокровища, всегда можно обменять её жизнь на одно из них. Но мы не умеем их различать. Когда бы знали точно, что насколько ценно, удобней было бы, и спокойней, и безопасней. Известно, что однажды наши предки ошибочно предложили людям нечто совсем незначимое для них. Люди разозлились, сочтя сие оскорблением и насмешкой. Это имело очень плохие последствия. Трагические.
– Мы вам поможем всем, чем сумеем, – заверила Лала взволнованным голоском.
Ринни подплыла к куче камней, ровным кружком лежащей рядом с гнездом. Стала по одному убирать камни сверху.
– Закладываем от детей, чтобы не растащили да не потеряли, – пояснила она.
Под камнями обнаружилась расселина, забитая разными предметами. Ринни принялась вытаскивать их, передавая гостям. Сначала пред ними предстал полусгнивший сапог дворянина.
– Ну, это мусор, – сказал Рун. – Это ничего не стоит. Можно выкинуть.
– Да, так и есть, – подтвердила Лала.
– Что совсем негодное, кладите в одну кучу, а остальное в другую, – попросила Ринни, протягивая им следующий предмет.
Это была большая позеленевшая медная пряха от ремня. Рун покрутил её в руках, разглядывая.
– Не мусор, но и не ценность, – озвучил он своё мнение. – Люди не порадуются, ежели им сие для обмена предложить.
– Оно красивое, отдадим деткам играть, раз так, – пожала плечами Ринни, достав следующую вещь – клочок ржавой кольчуги.
– Тоже мусор – вздохнул Рун немного разочаровано. Сказки про русальи сокровища имеют хождение среди людей. Но то про морских русалок или речных. По озёрам корабли не плавают, соответственно не тонут, доставляя на дно сундуки с богатствами. Это Рун осознал сейчас наконец.
Ринни всё доставала и доставала предметы, и всё они отправлялись в кучу мусора или на игрушки детям. Ржавые наконечники для стрел. Несколько медных пуговиц. Изъеденный ржой меч, так что осталась почти одна рукоять. Костяная расчёска с отломанными зубьями. Медвежий клык с вырезанными на нём рунами и просверленной у основания дыркой, явно служил кому-то оберегом. Четыре ржавых подковы. Полуистлевший камзол с вышитыми узорами. Сломанный ржавый нож с резной деревянной рукоятью.
– Сколько у вас всего набралось, – подивилась Лала.
– Озеро большое, – кивнула Ринни. – Где-нибудь что-нибудь да найдёт кто. И всё людское королеве всегда приносят, если надеются, что ценно. Вот сейчас будут особенные вещи. Им много лет, а они не гниют. Некоторые очень красивые.
Она подала гостям кинжал из жёлтоватого металла, с рукоятью, инкрустированной огранёнными камнями. У Руна челюсть так и отпала.
– Это что, золото что ли? – очумело посмотрел он на Лалу.
Она взяла у него кинжал, принялась разглядывать внимательно. И её глазки округлились.
– Это очень ценно! Очень! – взволнованно сообщила она. – Это золото, а камушки драгоценные. Алмаз, изумруды, рубины! Да крупные! Кажется, это очень дорого.
– На это можно выменять жизнь русалки? – заинтересовалась Ринни.
– На это можно жизни десяти русалок выменять, – сдавленным голосом ответил Рун. – Вам бы надо камушки вытащить. На каждый, наверное, можно поменять. Нет смысла отдавать всё разом за одну. Если только лорд какой русалку поймает, тогда одного камня мало будет, пожалуй. Простым людям каждый из них – целое состояние.
Следом за кинжалом из расселины появились украшения – перстни, инкрустированные камнями, кольца, злотые цепочки, золотые заколки, много всего. За ними прямоугольные золотые пластины, явно оружейного происхождения, возможно части от доспехов. Далее золотые монеты, очень необычные. Рун ошалело глядел на гору разрастающихся сокровищ. Что до Лалы, она тоже была безмерно удивлена, но скорее испытывала воодушевлённое волнение первооткрывателя, наткнувшегося на загадочные древние артефакты, чем трепет пред несметным богатством.
– Это эльфийские монетки, – молвила она чуть озадаченно, взяв в ручку одну из монет. – Причём, кажется, очень старинные. И украшения тут эльфийские. Тут почти на всём эльфийские письмена и руны. Да и стиль узнаваем. Это всё предметы эльфов.
– Откуда же они здесь взялись? – с недоумением задал вопрос Рун. – Эльфы в вашем мире живут. У нас их нет.
– Одна из наших легенд гласит, что когда-то на этом озере зимой на льду произошло сражение между людьми и эльфами, – поведала Ринни. – Была применена магия, лёд растаял, и многие воины утонули. Вот с тех про это всё нами и сохраняется. Что упало с мёртвыми на дно. Было гораздо более всего. Но постепенно сгнило. Осталось в основном лишь из жёлтого металла что изготовлено.
– У нас в краях отродясь эльфов не было, – заметил Рун с вежливым сомнением. – Я не слышал о таком. Тем более, чтобы аж война с ними была. Откуда им тут взяться?
– Это было тысячи и тысячи лет назад, Рун, – объяснила Ринни. – Мы помним, потому что у нас остались их вещи. Каждая принцесса, становясь королевой, наследует эти вещи, и узнаёт их историю от прошлой королевы. Так легенда о том, как они к нам попали, сохраняется, сколько бы веков ни прошло. Когда их у нас не станет, наверное и история их утратится.
– Тысячи лет! – впечатлился Рун. – Я не знаю, что тогда было. Но всё же это странно. Что эльфам тут делать?
– Рун, тебе известно, что наши миры плавают в пространственном эфире, то сближаясь, то отдаляясь? – спросила Лала.
Он покачал головой отрицательно.
– Очень медленно за тысячи лет постепенно сходятся, а потом так же медленно расходятся, – продолжила Лала. – Сейчас они далеко, поэтому проникать из одного в другой трудно. И фей мало ловят у вас по той же причине. Примерно пять тысяч лет назад, наоборот, были очень близко. Много магических существ ловили, много порталов открывали ваши волшебники в наш мир, а наши в ваш. Была торговля меж мирами. Быть может и войны случались тоже. Этого я не знаю. Но тогда в вашем мире магические существа были частыми гостями. Как и люди в нашем. Это очень древние монетки, Рун. На них герб древней эльфийской династии королевской, которая давно уже не правит.
– Понятно, – только и смог выговорить он, чувствуя себя немного потрясённым от всего происходящего – и от подобной информации, столь таинственно связывающей его родные края с волшебными цивилизациями далёкого прошлого, и от того, что было явным свидетельством её истинности – лежащими перед ним сокровищами.
– Вот очень странный предмет, – Ринни достала затейливый круглый медальон на цепочке. – Он не из жёлтого металла. Но не подвержен тлену совершенно. Даже не тускнеет.
Лала с любопытством поднесла медальон к глазам.
– В нём магия какая-то сокрыта, довольно мощная, – высказала она своё мнение. – Я думаю, что в этом дело. Вот почему нет тлена. Но что за магия в нём, мне не ведомо к сожалению.
– Ну и последнее, – Ринни достала небольшой округлый камушек, полупрозрачный, с равномерно разбросанными по нему блестящими вкраплениями. – Это из тех же времён. Тоже нашли у мёртвых воинов после того сражения.
Рун повертел камушек в руке.
– Чудной конечно, но как будто просто камень, – пожал он плечами. – Не похож на драгоценные.
Он передал камушек Лале.
– Ой-ёй-ёй! – сразу воскликнула она изумлённо. – Это же камень чар! Точно он! Я видела такой. Это очень ценный камень, очень редкий! Камень из нашего мира. Он влияет на магию и умеет её впитывать и принимать чары. Эльфы его особенно любят, у них иммунитет к магии, их самые знатные вельможи носят такие камни, зачарованные полезной магией. Ты помнишь, Рун, у дедушки Будая одежды были расшиты звёздами? Знаешь, изначально откуда пошла сия мода у волшебников? У нас считается, от этих камней. Из-за серебристых крапинок в них. Это не доказано и спорно, но многие учёные мужи полагают, что так и есть.
– И насколько он ценный для людей? – осведомилась Ринни. – Ценнее жёлтого ножа или красивых красных и синих камушков?
– Я не знаю, насколько людям о нём известно. Он даже в нашем мире редок, дорогая тётя Ринни, – извиняющимся тоном ответила Лала. – Даже у нас не всякому ведомо, что он такое. Но кому ведомо… Наши волшебники многое бы отдали за него. Много злата. У короля нашей страны есть такой камень. Вот. Он только для волшебников ценен.
– Я даже названия такого никогда не слыхивал, «камень чар», – вставил своё слово Рун. – У нас все сочтут его просто за никчёмный камушек, я уверен. Но если объяснить, что он такой особенный, может кто-нибудь согласится взять и его.
– Ну, жду ваших советов, друзья, как правильно это менять, чтобы и лишнего не отдать, и не разозлить людей, – произнесла Ринни, указав на кучу с сокровищами. – Много жизней русалок на это можно выменять?
– Я думаю, что очень-очень много, – кивнула Лала.
– Русалок пятьдесят поди можно, – предположил Рун. – Только надо смотреть, кому что предлагать. Знатному побольше, лорду ещё больше. Бедняку и чуть-чуть будет богатство несметное. Злато по весу ценится. Одна монета уже весьма немало. На две-три любой простолюдин с радостью поменяется, по-моему. И не слишком родовитый дворянин тоже. Про драгоценные камни я мало знаю. Знаю лишь, что они дороже злата.
– Камушки чем крупнее, тем ценнее, тётя Ринни, – сообщила Лала. – Светлые самые дорогие, очень ценные, это бриллианты. Остальные – красненькие, синенькие, зелёненькие – гораздо менее ценятся, но всё равно дороже злата, и если они крупные, они очень ценные. У вас тут довольно крупные по большей части. А украшения имеют дополнительную ценность, если красивенькие, если мастером хорошим изготовлены. Те, что у вас, очень красивые. Думаю, высокородным знатным эльфам принадлежали.
– А как отличить знатного человека от незнатного? – поинтересовалась Ринни.
– По одеждам, – ответствовала Лала. – Если на нём богатый наряд, значит дворянин.
– Мы в одеждах ничего не смыслим, моя дорогая, – покачала головой Ринни.
– По злату лучше всего судить. Ежели на нём на пальцах кольца да перстни, а на шее цепь златая, значит богат, одной монетой не соблазнится, – поделился мыслью Рун. – Но я сомневаюсь, что тут в лесу за болотами будут сильно богачи ошиваться. В любом случае, коли предложите злато, никто не рассердится. Просто может торговаться начнут, попросят ещё.
– Спасибо, друзья, – благодарно молвила Ринни. – Теперь что-то прояснилось. Выходит, этих сокровищ нам хватит на много-много поколений. Если с умом меняться.
– Именно так, тётя Ринни, – подтвердила Лала, озарившись тёплой улыбкой.
– Так то оно так, – вздохнул Рун. – Только ежели люди прознают, что у вас это всё есть, многие станут пытаться вас поймать.
– Ну, поймать нас непросто, – горделиво усмехнулась Ринни. – У нас глубокое озеро. Даже увидеть пусть попробуют. Некоторые юные русалки очень наивны, вот тут для нас главная опасность сокрыта – что приглянется человеческий мужчина, и она сама ему покажется. Но всё же, Рун, ты не рассказывай никому про наши сокровища и про нас, что мы тут живём.
– Я не расскажу. Если вы мне верите на слово, – пообещал Рун.
– Кажется, у нас нет выбора, только верить, – добродушно посетовала Ринни. – Мы, Рун, очень боимся вас. Людей. Вы единственные, кого мы по-настоящему боимся в этом мире. Вы столь жестоки бываете. Беспричинно. Или по пустяковым причинам. Но когда явилась фея, ну как тут устоять, не показавшись ей, не познакомившись. Тогда зачем и жить, коли пропускать в жизни всё самое чудесное и важное. Поэтому надеюсь, что не расскажешь. Но если и расскажешь. Мы как-нибудь переживём. Будем прятаться на дне, лишь ночью выходя на отмели. Пройдёт лет десять-двадцать, и все забудут твои рассказы, и снова станет всё как раньше у нас. Мы умеем прятаться и пережидать.
– Я не расскажу, – твёрдо заверил Рун.
– Я думаю, фея не выберет себе дурного человека в кавалеры, и счастлива не будет столь с ним, коли он дурной, – улыбнулась Ринни. – Я верю тебе, Рун. Мы все здесь тебе верим.
– Рун очень добрый и хороший, – поговорила Лала исполненным искренности и чувств сердечных голоском.
Ринни рассмеялась, умилившись этим трогательным интонациям.
– Вот что, друзья, – произнесла она приязненно. – Раз оказалось, что сокровищ так много, я хочу вас одарить. Всё же у нас впервые гости. Возможно вообще, возможно за тысячи лет. А уж фея, я уверена, на нашем дне не появлялась никогда. Почётно привечать. Поэтому, Рун, Лала, можете каждый выбрать себе в подарок по одной вещи. Любой, какой хотите, какая приглянулась. Тебе, Лала, я дарую в благодарность за чудеса твои, которые ты нам явила. Незабываемо. Запомнится навеки, и будет жить в легендах наших. Тебе, Рун, я дарю с условием. Как договор. Как плату за обещание никогда не рассказывать о нашем озере и наших сокровищах. Можешь рассказывать, что был у нас, что посещал гнездовище. Если захочешь. Но так, чтобы не знали про озеро, говори, в море-океане это было, или где-нибудь ещё, очень далеко отсюда.
– Мне не надо ничего. Я итак не расскажу, – сдержанно объяснил Рун. – Вы хорошие, я не хочу, чтобы вам причинили зло из-за меня.
– Ну а нам хочется сделать тебе подарок. От души, – по-доброму посмотрела на него Ринни. – Поэтому берите, Рун и Лала, что-нибудь каждый. Нам будет приятно. И память вам останется о нас.
Лала призадумалась.
– Богатства мне не нужно, тётенька Ринни, – вежливо обратилась она к королеве русалок. – А вот магические вещи… Медальончик или камушек чар. Я бы взяла что-то из этого.
– Хорошо, – кивнула Ринни. – А ты, Рун? Что выбираешь? Хочешь, возьми ножичек золотой.
Рун молчал в растерянности, не зная, как поступить. Золотой кинжал, усеянный драгоценными камнями… Это такое дорогое. И вот оно, протяни лишь руку, и будешь обеспечен до конца дней своих. Сытый, одетый, обутый до горба, ещё и детям хватит. Можно заняться чем-то интересным, купцом стать, ходить с обозами в чужеземье. Совсем другая жизнь, успешная и беззаботная, без голода и лишений, навсегда.
– Нет, – вздохнул он, глянув на Лалу с юмором. – Я уже нашёл своё сокровище златовласое. Других мне не надо.
– Я когда-нибудь ворочусь домой, заинька. И ты останешься без своего сокровища, – разулыбалась она.
– Ну, буду на балах танцами фей зарабатывать чудеса, – отшутился он. – Я не пропаду. Главное, учи меня усерднее.
– Я выбираю камушек, тётенька Ринни, – сообщила Лала. – Медальончик я не знаю, для чего. А камушек возможно поможет мне домой воротиться. Да и не стоит его людям передавать. Дабы во зло не стали использовать. Лучше пусть у фей хранится.
– Да будет так, – Ринни перевела взгляд на Руна. – Бери тоже что-нибудь, юноша, не смущайся.
– Нет, – уверенно отказался он. – Спасибо, но не возьму.
– Твоё право, – пожала плечами Ринни. – Знай, что ежели передумаешь, всегда можешь прийти и забрать. Хоть через пять лет, хоть через двадцать пять. Пока королева я или Мияна. Мияна, думаю, тоже тебе отдаст.
– Конечно, – горячо подтвердила белокурая принцесса озера.
– Только приходи один, – добавила Ринни. – Будешь с другими людьми, мы тебе не покажемся.
– Тётенька Ринни, можно я вас обниму? – попросила вдруг Лала простосердечно.
– Ну конечно, Лала, – откликнулась та с мягкой приветливой улыбкой, сама подплыла.
Лала прижалась к ней:
– Спасибо вам за всё. За подарочек такой бесценный. За гостеприимство. За это чудесное приключение.
– Вам спасибо, милая. За то, что подарили нам столько радости светлой, – радушно ответила королева русалок.
Ещё не скоро Лала и Рун вернулись на берег. Погостили у озёрного народа на славу. Повидали фермы, где оный народ выращивает сладкие водоросли и двухстворчатых моллюсков – свою основную пищу. Побывали у подводного кладбища, в котором он хоронит своих мёртвых. У русалок нет могил, нет надгробий, это как бы общая могила – огороженная камнями узкая расщелина в дне, густо покрытая длинными водорослями, что препятствует заплывать туда крупным рыбам. Когда кто-то из них умирает, тело бросают в расщелину, и проводят скорбный обряд прощания. Заодно с этой информацией Рун узнал, что русалки совсем не старятся внешне, поэтому у них нет стариков. Сами они умеют определять преклонность возраста по блёклым оттенкам чешуи, но человеку разницу не заметить. Далее ради гостей были устроены игрища. Мужчины-русалки под одобрительные возгласы и восхищённый блеск глаз дам плавали наперегонки, кидали камни на дальность, упёршись грудью в грудь выталкивали друг друга из круга, начерченного на песке. Дамы тоже плавали наперегонки, а ещё складывали фигурки из камушков и соревновались в выделывании сложных танцевальных движений. Даже забеги крабиков по дну были проведены. У людей состязания животных обычно связаны с азартом наживы, предполагают ставки. А у русалок это просто весело, и всё, вызывает много радости и умиления перед потешными членистоногими созданьями. После игрищ гостям показали ещё одну местную праздничную забаву – все русалки собрались в большое кольцо и принялись быстро плавать по кругу, закручивая воду в спираль. Это было странно, но занятно, особенно, если учесть, сколь удивительно видеть слаженно действующую огромную русалью стаю. Напоследок Лала немного пообщалась и поиграла с детворой, они с Руном перепрощались со всеми, и затем ездовые рыбы отвезли их назад, к их лагерю на суше, в сопровождении Мияны. Когда глубина стала чуть более чем с человеческий рост, рыбы остановились. Волшебное приключение подошло к концу. Рун искренне поблагодарил свою рыбу, погладил по бочку. Вспомнил, как опасался ещё с утра. Теперь прямо родной казалась уже почему-то. Может из-за того, что слишком много впечатлений дивных накопилось в душе с тех пор. Хорошая животина.
– До свидания, милая рыбка, – Лала тоже погладила свою рыбу, сияя личиком.
Та несколько раз сложила и снова подняла спинной плавник, будто помахала на прощанье. И обе рыбы не спеша поплыли вглубь. На месте осталась лишь рыба Мияны. Ну и сама Мияна. Лала припорхнула к девушке, обняла её, лучась счастьем. Глазки Мияны счастливо светились тоже.
– Спасибо тебе, подруженька за всё, за гостеприимство ваше, – сердечно произнесла Лала.
– И вам за всё за всё спасибо, – с невыразимой теплотой ответствовала Мияна.
Лала отступила от неё. Остановилась, глядя приязненно. Словно сожалея, что надо расставаться. Рун подошёл к ней, встал рядом. Лала взяла его за руку.
– Хочешь с нами искупаться сегодня, Мияна? – предложила она по-доброму. – Мы немножко отдохнём, покушаем, а потом позовём тебя, если желаешь.
– Мне было бы приятно поплавать с вами, – призналась Мияна не без доли воодушевления.
– Значит решено, – порадовалась Лала. – Если захочешь, угостим тебя похлёбочкой заодно.
– Никогда ничего подобного не пробовала, – поведала русалка простодушно.
– Вот и попробуешь, – улыбнулась Лала.
– А что же ты, Рун, меня разве не обнимешь на прощанье? – шутливо посмотрела Мияна на него. – Тем более, что ты мой парень теперь.
– Нет, он мой, – с мягким нажимом и капелькой возмущения возразила Лала.
– Мне строгая невеста запрещает обнимать других девиц, – усмехнулся Рун. – Прости, никак.
– Мияна, а это как-то скажется на тебе, что Рун прилёг в твоё гнёздышко? – осведомилась Лала осторожно. – Остальные русалочки станут к тебе по-другому относиться?
– Нет, – поспешила заверить её русалка. – Все же понимают, что это было недоразумение. Если вас сие волнует, Рун может найти красивый камушек и подарить мне. Так он даст понять, что расстаётся со мной. Но мне бы этого не хотелось. Лучше считать всё недоразумением, чем чувствовать себя брошенной. В тот же день, как стали парой.
– Мы друзья. Я по-дружески в гости заходил в твоё гнездо, – нашёлся Рун. – Я вообще-то уже при даме кавалер. Не свободен. До встречи, Мияна.
– До встречи, – озарилась приветливой улыбкой озёрная принцесса.
Рун с Лалой развернулись, направившись к берегу. Несколько шагов, и их головы показались из воды. Яркий солнечный свет тут же заставил их прищуриться, в нос ударил аромат цветущих летних трав и леса, воздух зазвучал криками чаек и шелестом листвы. После подводного мира мир суши казался чем-то сюрреальным, странным, берег, лес, лужок, небо – всё было таким другим, наполненным другими красками и другой действительностью, как будто сказочной неправдоподобной. Но прошло буквально несколько секунд, и восприятие вернулось в норму. Перед ними вновь предстала их земная обитель, привычная и родная. Куда было приятно возвратиться после волнующего путешествия. Рун вздохнул от переизбытка чувств.
– Ну как ты, солнышко моё? – спросил он ласково.
– Устала, – отозвалась Лала приветливым расслабленным голоском. – И наскучалась очень. Было замечательно. Только наскучалась. Никак не обняться было надолго. Пойдем в шалашик, мой хороший. Будем отдыхать и обниматься.
– Пойдём, любимая.
Они забрались в шалаш, улеглись, прижавшись друг к дружке. Лала разулыбалась задумчиво:
– Надо же. Я такого приключения никак не ожидала, Рун, – проговорила она негромко. – Это поразительно. Волшебно. Вернусь домой, расскажу сестричкам, вот будут изумляться. Так и представляю, как у них глазки светятся от восторга, когда они слушают. Будут очень завидовать мне, по белому, по-доброму, мечтая, что и с ними произойдёт нечто столь же необыкновенное.
Она рассмеялась тихо.
– У вас что, там нет русалок? – полюбопытствовал Рун.
– Есть. Но у них свои дела, у нас свои. Фей много. Не станут же они приглашать каждую, – объяснила Лала с охотой. – И эта магия очень редкостная, какая у королевы Ринни. Очень-очень. А без неё на дно не попасть. Феи такие чары не умеют накладывать. Не слыхала, чтобы умели. Совсем другой мир, другая жизнь, другие порядки. Под водой. Ну и русалочки очень славные. С ними приятно быть, правда же?
– Да, – согласился он. – Сам диву даюсь. Уж насколько я нелюдимый. Но с ними хорошо. Когда ты рядом, особенно. Немного напрягает, что девицы их слишком уж меня замечают. Неловко от этого. Но всё равно в их компании легко как-то на душе.
– Ох уж эти мне девицы, – посетовала Лала беззлобно.
– А сама-то ты кто? – развеселился Рун.
– Я всё же так не заглядываюсь на кавалеров, – парировала Лала.
– Чего тебе заглядываться, когда у тебя такой раскрасавец в женихах, – проронил Рун.
Лала снова рассмеялась. Её личико сияло, исполненное счастливым умиротворением.
– Рун, а почему ты отказался от подарка королевы? – спросила она спокойно. – Я ведь правда не навсегда с тобой. Стал бы богат. Чем это плохо?
– Не хочу на тебе наживаться. Это гадко. И магию как бы не потерять. Из-за алчности, – честно признался он.
– Но ты же брал серебряные монетки за меня. Сказал «с деньгами надёжнее», – напомнила Лала. – Чем это отличается? Со златом ещё надёжнее, мне кажется.
– Это разное, милая, – возразил Рун. – Там было два десятка серебра, а тут сокровище бесценное. Ум помрачается, как прикасаешься. Я бы спать наверное не смог. Точно бы магия исчезла, не обижайся, Лала. Просто волновался бы очень, чтобы не ограбили, не обокрали, и мечтал бы, как жить буду богато теперь. Это бы всё сильно отвлекало от тебя, против моей воли. Человеку трудно совладать с собой. Я это отчётливо понял, как только взял кинжал в руки. Прямо буря внутри. А когда моя внутренняя буря не от тебя, магия уменьшается.
– Так переживаешь за меня, – растрогалась Лала. – Мой герой. Только может ты всё же зря от богатств отказываешься из-за этого? Ну, немножко бы магия ослабла на какое-то время, я бы с тобой понежнее стала, тут бы и вернулась поди.
– Дело не только в тебе. В данном случае, – молвил он доверительно. – Но и в русалках. Там я взял деньги за то, чего не должен был делать. Сделал одолжение, за это и взял. Тут получилось бы, взял просто так, причём у тех, кто не понимает ценности злата. Словно детей обманул. Украл бы фактически. Совсем другое. Подлецом не хочется становиться. И потом, пошёл бы я продавать этот кинжал. Или увидели бы его у меня. Стали бы допытываться, как он ко мне попал. А допытываться можно по-разному. Например, обвинить в воровстве и к палачу отправить. У нас умеют развязывать языки. Я же не дворянин, не заявишь, что это родовой предмет. Понятно, что взял откуда-то. А значит, там может быть и ещё. Вот и выходит, и словно обманул бы русалок, забрав у них сокровище. И подверг бы их опасности. А мне не хочется, они и правда хорошие. Это как с тобой. Отпустил же, когда поймал. Думаешь, я дурак, не понимаю ценности феи? Просто… ты девица, они девицы, не хочется невинным зло творить. Лучше расскажи мне про этот камень. Камень чар. Что он даёт?
– Я мало про него знаю, суженый мой, – поведала Лала. – Я не муж учёный. Но он может мне помочь вернуться домой, или хотя бы весточку послать родителям, что в беду попала. В этом я уверена. Да и не хотелось бы, чтобы он людям достался, уж прости. В злых руках он станет орудием разрушения. Надо нам, Рун, найти кого-то, кто может обладать сведеньями, как им пользоваться. Мужей ваших учёных. Кто древние магические науки изучает. Или в библиотеках поискать книги о нём старинные. Среди магов камень чар известен. Наверняка и у вас тоже. Я так думаю из-за одежд дедушки Будая. Поэтому надеюсь. Где у вас есть библиотеки с книгами о магии и учёные мужи?
– Библиотеки в монастырях бывают. И в обителях магов. И у аристократов ещё, кажется, – сообщил Рун. – Книги о магии разумнее искать в обителях магов. Там же и учёных мужей отыщешь.
– А где они тут есть, обители магов? Далеко это? – задала вопрос Лала.
– Нам сейчас всё далеко, красавица моя, – ответил он. – Нам до людей несколько недель добираться. А как доберёмся, там вроде где-то есть обитель. Там по пути будет. Заглянем к магам, раз такое дело. Может и проклятье с тебя снимут. Кто знает.
Была вторая половина дня. Рун с Лалой сидели рядышком на песке у воды, она в его рубашке, он лишь в штанах, с голым торсом. В шаге от них, почти выбравшись на берег, Мияна и ещё пять юных русалок лакомились попеременно варевом из котелка. Одна отведает ложечку, и передаёт другой, а сама так и жмурится от наслаждения.
– Как же вкусно! – произнесла Мияна, отправив очередную ложку в ротик. – Тёпленько, аромат невообразимый, грибочки и травки чувствуются. Приятная солёность. Удивительное яство. Мы ничего подобного не кушали никогда.
– Это Рун такой мастер-повар, – похвалилась Лала женихом, сияя. – Он варил.
– Да, – проговорил Рун не без юмора. – Странно всё же. Обычно дама потчует кавалера. А тут кавалер кормит целую ораву дам.
Русалочки захихикали весело. А сами так и поглядывают на него с лукавой приветливостью. Лала погрозила им пальчиком полушутя:
– Ну-ка не стройте глазки моему суженому. Ишь какие!
Русалочки снова захихикали.
– Это кавалер Мияны, а не твой, – иронично проронила одна.
– Нет, это мой, – с твёрдостью возразила Лала чуть озабоченным голоском.
– Да твой, твой, подружка, я не претендую, – рассмеялась Мияна.
– А каково это, быть русалками? Жить в озере? Чем вы занимаетесь обычно? – полюбопытствовал Рун.
– Русалочкой быть хорошо, – охотно отозвалась ближняя из хвостатых девиц. – У нас много разных дел. Плаваем, играем с рыбками, наводим порядок в гнездовище, обустраиваем гнёздышки, заботимся о малышах, ищем вкусное, прибираемся в озере, ежели что-то негодное находим, мусор какой-нибудь, присматриваем за малёчками, помогаем им выбираться с пересыхающих заводей, подкармливаем заболевших рыбок и крабиков, плещемся на тёплом мелководье, наблюдаем за всем интересным на бережку, за животными и птичками, любуемся на облачка и небо, ночью на луну и звёзды. Ведём беседы с подружками о том, что на сердечке. Разыскиваем камушки красивые. Много всего. Русалочкой приятно быть. Только без кавалера тоскливо порой. У кого его нет. А так очень приятно.
– А человеком каково быть? – спросила Мияна.
– Ну… тебе бы не понравилось, я думаю, – пожал плечами Рун. – Не так беспечно, как у вас. Хотя… аристократам вроде неплохо живётся. Сытно, тепло, уютно. А вот простолюдинам приходится работать с утра до ночи, иногда голодно бывает и холодно, иногда войны случаются, когда люди убивают друг друга во множестве.
– Тогда приходи к нам, Рун, как Лалу домой отправишь, раз у вас так плохо, мы тебя пустим, – без тени шутки предложила Мияна. – Ринни снова наложит на тебя чары, и затем, если не выйдешь из воды на сушу, сможешь хоть всю жизнь у нас провести.
– Кажется под чарами пить нельзя, – заметил Рун. – Воды-то нет. Я помру от жажды.
– Это решаемо, – молвила Мияна.
Рун призадумался ненадолго.
– Нет, всё же я не смогу всю жизнь в озере просидеть, – признался он. – Для человека это тяжело
– Значит на суше не настолько плохо, как ты нам описываешь, – улыбнулась Мияна.
– Может и так, – согласился он благодушно.
– Уф, обкушалась, – с довольным личиком сказала русалка с краю, отправив в ротик очередную порцию похлёбки. – Мне не надо больше.
– Я тоже обкушалась, – сообщила русалочка рядом с ней.
Котелок перекочевал по цепочке в сторону Мияны, ещё несколько ложек было съедено, и все насытились.
– Спасибо, Рун, за угощение, – тепло произнесла Мияна. – Мы все накушались твоим дивным блюдом.
– Спасибо, добрый Рун, – поддержали её остальные русалки.
– Да на здоровье, – кивнул он.
– Вот вы какие! – буркнула Лала. – Может я помогала ему варить. И собирать грибочки.
– И тебе спасибо, милая Лала, – разулыбалась Мияна.
– Спасибо, спасибо, добрая фея, – весело завторили ей подружки.
– И между прочим, – продолжила Лала, – не наложи я на Руна чары, скрывающие от него вашу наготу, вы бы не смогли здесь быть. Завтра уже не выйдет, кажется. Не чувствую я боле, что это могу. Сегодня, пока чары действуют, можно вместе время провести подольше. Искупаться даже. Вы очень славные, с вами приятно быть в компании. Только на Руна не засматривайтесь сильно, и всё.
– Мы не будем, – пообещала Мияна, смеясь. – Нам с вами тоже очень приятно. Не случалось ни с кем из нас ещё такого, и наверное больше уж и не случиться никогда. Побыть с феей. И с человеком.
Пара из её подружек принялись похлюпывать хвостиками в воде. И все так и сияют радостью. Видно, что наслаждаются жизнью, летом, происходящим.
– Ну, давайте теперь купаться, раз все накушались, – Лала чуть отстранилась от Руна.
– Сейчас, отнесу похлёбку сначала, – он встал, взял котелок, и с удивлением покачал головой. – Ох и едоки! Вшестером почти и не съели ничего.
– Русалочки тоже магические существа, тоже мало кушают, как и феи, – объяснила Лала.
– Жаль что у людей не так. Вот бы было удобно, – посетовал Рун.
Он быстро сходил к шалашу, вернулся. Лала поднялась. Он вопросительно воззрился на неё:
– Хочешь так зайти, или чтобы опять на руках нёс?
Лала не ответила ему, задумчиво поглядев на русалок.
– Милые барышни, – обратилась она к ним чуть виновато и просяще. – Вы не обидитесь, если мы с Руном станем иногда обниматься в водичке, немножко позабыв о вас? Мне это очень надо. Очень-очень. Я же фея объятий.
– Нет, мы притворимся, что ничего не видим, – мягко улыбнулась Мияна.
– А давайте, мы вам песенку свадебную будем петь, – озарилась идеей одна из русалочек. – У нас, если двое решили жить в одном гнёздышке, бывает, подружки собираются вокруг и поют для них. Когда вы будете обниматься, мы станем петь для вас. Тогда это будет даже приятно. Радоваться за вас и вашим чувствам.
У Лалы глазки так и заблестели, словно огоньки.
– Ой-ёй-ёй! – восхитилась она. – Это очень романтично! Очень! Конечно да! Это замечательно и мило. Нам будет очень приятно. Только если вам это не трудно.
– Нисколечко не трудно, Лала, – заверила Мияна. – Наоборот, лишь украсит нам день. Это превратит всё в праздник, в торжество во славу двух любящих сердец. Куда мы приглашены. Заодно так мы не будем ощущать себя лишними на вашем свидании.
– Ну, у нас вообще-то не свадьба, чтобы петь свадебные песни, – поделился Рун своим сомнением с Лалой чуть смущённо.
– Ну и что, суженый мой, – ответствовала она ласково. – Это самое романтичное, что только можно себе представить. Мы мокренькие, стоим посреди водички на дивном озерце, обнимая друг дружку, одни, вдали от всех, от цивилизации, а русалочки воспевают наши отношения, радуясь за нас. Романтичнее этого даже нельзя ничего вообразить себе, Рун. Такого ни у кого не было из фей. Ни у кого! У и людей, я думаю, тоже. Будет только у нас.
– Ну хорошо, – сдался он.
Личико Лалы сделалось серьёзным.
– Теперь бери меня на ручки и неси в водичку, – взволнованно проговорила она.
Рун вдруг почувствовал себя очень счастливым. Светло-светло стало на душе. Вроде и до этого было прекрасно, а сейчас прямо согрело внутри, словно там печечка зажглась. Он разулыбался, подхватил Лалу на руки. Она тоже разулыбалась ему, глядя доверчиво, и нежно, и тепло, и много-много чувств приязненных как всегда виднелось в её дивных очах. Он осторожно зашёл с ней в воду по пояс. Сколько-то времени стоял, молча, и смотрел на неё, любуясь, а она смотрела на него. Он аккуратно поставил её на ножки. Она продолжала смотреть на него неотрывно, в ожидании.
– Окунаемся? – шепнул он, не очень понимая, чего она ждёт.
Лала покачала головой отрицательно.
– Нет, – тихо промолвила она. – Мы достаточно мокренькие. Обними меня скорее, Рун.
Он прижал её к себе. Сейчас же вокруг них на отдалении шагов десяти вынырнули шесть русалок, высунулись по пояс из воды и негромко запели. В их пении не было слов, просто мелодичные звуки девичьих голосков, приятные и чарующие, разносились над водой, проникая прямо в сердце и порождая там что-то, что-то очень хорошее.
– Ох, держи меня, Рун, – пролепетала Лала. – А то я утону.
– Держу-держу, – отозвался он с нежностью, забыв обо всём. О суше, о русалках, о проклятье, о чайках, что парили в вышине, о том, что расставание неизбежно. Сейчас здесь были лишь она и он. И пение, ласкающее душу гармонией нот дивных. И вода. В которой отражалась бесконечная синева неба.
Наступил следующий день. Последний день свидания на озере. Рун и Лала уже проснулись, но не вставали, лежали в шалашике, наслаждаясь негой отступающей дрёмы и объятиями друг друга.
– Столько обнимались за эти деньки. И ночечки. Прямо медовый месяц какой-то у нас, – порадовалась Лала
– Ага. Только без мёда, – усмехнулся Рун.
– Тебе что, недостаточно сладко со мной, заинька? – с юмором посмотрела она на него.
– В медовый месяц жертвы позволены. Жениху. Вот это я понимаю, мёд на устах, – шутливо посетовал он с мечтательностью.
– Ох, Рун, когда же ты успокоишься наконец со своими жертвами, – улыбнулась Лала.
– Когда их получу, не раньше, – весело поведал он.
– Их? Ты думаешь, их будет больше одной?
– Я даже и не сомневаюсь в этом.
– Ну, не сбейся со счёта, подсчитывая мои долги, – рассмеялась Лала. – Сколько там уже набралось? Раз… и кажется всё.
– Это потому, что я сильно добрым был, прощал тебе, – парировал Рун. – Вот перестану, тогда и поглядим. Я даже боюсь вообразить, сколько их может набраться. Не удивлюсь, если сотня или две. О-о-о, даже прям хочется представить себе это. Как это будет. Пришла пора расстаться, и тут наступает время расплаты. Одна жертва. Затем другая. И ещё, и ещё. И каждая настоящая, без увёрток. Проходит час. А мы всё жертвуем друг другу. Как тебе такое?
Лала посмотрела на него пристально, покраснев. И её личико погрустнело.
– Обидел я тебя, милая? – озабоченно спросил Рун, заметив перемену в ней.
Она не ответила.
– Обидел, – совсем сник Рун. – Я не со зла, по недоразуменью. Просто не предполагал, что это может тебя так задеть. Иначе не сказал бы ни за что. Подобного. Простишь ли ты меня? Прости пожалуйста.
Лала вздохнула.
– Рун, для меня это так серьёзно. Это жертва. Большая. А ты насмехаешься над ней, – проговорила она с печальным укором.
– Лала, для тебя это жертва. А для меня счастье, – объяснил он чистосердечно. – Я не насмехаюсь. Я мечтаю. Я бы хотел, чтобы так произошло. Я знаю, так не будет. Но если б было… Что же мне теперь и помечтать даже нельзя? Была бы ты хорошая фея, ты бы исполнила столь доброе желание.
– Так я плохая теперь? – мрачно поиронизировала Лала.
– Ты очень хорошая. Просто… это же тоже нелегко, быть женихом понарошку, когда всей душой жаждешь быть по правде. Немножечко помягче могла бы относиться к кавалеру.
– Ладно уж, мечтай дальше, – смилостивилась Лала, оттаяв. – Только тоже будь помягче. В вопросе жертв. Не шути над ними так. Я ведь… сама не уверена насчёт того, сколько их наберётся. Вдруг как и правда много. Для меня это совсем не шутки, Рун. Одна жертва – это дар. А много… Это стыдно очень. Ты как бы намекаешь, что я бесстыдница, когда так шутишь.
– Я понял, красавица моя, прости, – ласково повинился он. – Я тебя точно не считаю бесстыдницей, ни за что я так не подумаю о тебе. Ты знай это, хорошо?
– Хорошо, – умиротворённо ответствовала она, снова воссияв счастьем.
Ненадолго наступила тишина. Лала прижалась плотнее, пристроилась поуютнее. Рун погладил её по плечику.
– Лала, – позвал он.
– Что, мой львёнок?
– Можно кое-что узнать? Про жертвы? Я не в шутку.
– Да.
– Если ты вернёшься в свой мир нескоро… Ты только не обижайся. Я просто предполагаю, с твоей тягой к колдовству… Вдруг тебе и правда придётся жертвовать много. Я… у меня воображения не хватает представить, как это может происходить. И что я должен чувствовать при этом. Но ты пожалуй станешь горевать. А значит… мне тяжело будет принять это. Эти жертвы. Ничего приятного в них не будет.
– Я поняла, Рун, – отозвалась Лала с теплотой. – Ты прав. Хорошо, что мы об этом поговорили. Я буду держать сие в уме. И если задолжаю тебе много… жертв. Ты сильно-то не надейся. Но ежели задолжаю. Я одарю тебя с радостью и нежностью, от всей души. Потому что это мой долг тебе. Долг чести. А горевать, возвращая его тебе, было бы бесчестьем. Обиду бы тебе и боль принесло вместо услады сердцу. Мне будет нетрудно, Рун, не горевать, а нежной быть. Надо лишь вспомнить, кто ты для меня и сколько сделал всего. Что ты мой рыцарь, и мой друг, с которым я навек прощаюсь.
– Спасибо, конечно, – улыбнулся Рун. – Но по-моему, люди настолько не управляют своими чувствами, как тебе кажется, голубка моя. И феи тоже.. Ты испугаешься, расстроишься, и хорошо если не заплачешь.
– Глупенький ты, Рун, – произнесла Лала исполненным чувств приязненных голоском. – Я же тебя люблю. Мне будет больно при расставании. Я буду горевать об этом. Может и заплачу. Даже наверняка. Но от этого. И когда станет больно от этого, мне будет не до испуга из-за поцелуев. К тому же только так я могу тебя отблагодарить за всё, что ты делаешь для меня. Мне это дорого – то, что ты мой рыцарь. Поэтому со всей нежностью, заинька. Ты получишь все мои долги, сколько бы их не накопилось. Я теперь буду внутренне к этому готова.
– Ну ладно, – успокоился он.
– Смотрю я, много ты думаешь о жертвах, милый, – проронила Лала с иронией.
– Не без этого, – признал Рун весело. – Как там мои успехи в твоих снах? Надеюсь, без лягушек всё обходится?
– Ты вовсе мне и не снишься даже, – покраснев, сказала Лала.
– То-то я каждую ночь только и слышу «Рун, Рун».
– Это я тебя не во сне зову. Плохо обнимаешь, вот и напоминаю, что надо покрепче бы.
– Ого! – подивился он с юмором. – Складно сочиняешь. И быстро так нашлась. Вот это фея.
– Лучше расскажи мне, котик, что там в твоих снах, – придумала как перевести тему Лала. – Что-нибудь происходит?
– Я мало помню, – посетовал Рун. – Но происходит точно. Иногда просыпаюсь со звоном стали в ушах. Или как будто дрался с кем-то всю ночь, ну, мысленно, мысли заняты поединком. Только почти сразу уходит всё, лишь проснёшься. У меня там есть учителя. Вот их я запомнил. Троих. Кажется их больше, но запомнил троих. Все эльфы. Один учит стрельбе из луков, арбалетов, метать кинжалы, такому всему. Этот добрый очень, словно отец родной. Всегда душевно как-то… относится. Есть тот, что учит драться без оружия, руками. Он по-другому со мной себя ведёт. Собранный извечно и спокойный. Ни с добром, ни со злом ко мне, просто делает своё дело, обучает, и всё. Но старательный. А третий… учит с оружием разным обращаться. С мечами, кинжалами, топорами, палицами, много чем. Более всего с мечами. Этот страх как любит голову мне с плеч снимать. Прямо забавляет его как будто. Ставит против себя, несколько секунд, и раз, плюхаешься мордой в песок, или в траву. За несколько мгновений мне голову снимает обычно, два-три удара, и всё. Когда голова падает лицом вверх, бывает вижу, как тело моё хватается руками за воздух, прежде чем завалиться, а из шеи кровь фонтаном.
– Какой ужас! – испуганно прошептала Лала.
– Да не бойся, это же всё сон, даже и не больно совсем. Я уж как-то и привык, – усмехнулся Рун. – Так-то он доброжелательный. С ним интересно. Кажется. Рассказывает мне много. Как надо в бою себя вести. Только я почти ничего не помню, Лала. Помню, что порой он много рассказывает. А что рассказывает… так, отдельные фрагменты, совсем коротенькие запомнились. Например помню, как он мне говорил, что в интенсивном бою на мечах нужно полагаться в основном на интуицию. А интуиция, говорил он, это в действительности опыт. Ум уже запомнил многое из того, что было ранее, но не смог облечь это в слова, в какие-то выводы сознания, но он уже знает, что будет, и потому словно предугадывает, и ты ощущаешь, что сейчас последует удар сюда, и противник сделает то-то и то-то. По тому, как противник встал, по тому, как распределил вес, по тому, как начал замахиваться или отшагивать, по движению его тени, по звукам, иногда даже не видя, что происходит, ты чувствуешь, что будет, знаешь точно, что произойдёт, и должен просто следовать этому чувству. Это не предвиденье, хотя многие принимают его за таковое. Это опыт и только он. Вот сие ярко отложилось из того, что он мне рассказывал. И всё. А беседа кажется была длинной. Он вообще любитель поговорить, по-моему, тот эльф.
– Может всё же отменить чары, заинька? – сочувственно предложила Лала. – Лицезреть своё тело обезглавленным. Это кошмар какой-то! Я не представляла, что так будет.
– В кошмарах ты думаешь, что всё по правде. А там я точно знаю, что нет, вот что занятно. Поэтому не страшно, – успокоил её Рун. – Странно, немного неприятно. И только. Начнёт утомлять, развею сам, ты же мне дала такую возможность. Просто мне кажется, всё это мало что даёт. Ну как научиться, когда не помнишь ничего? Крупицы малые. Эх, жаль! Хотелось бы ратное дело разуметь. Зато эльфов вижу. Они же похожи на настоящих? Они так и выглядят?
– К тебе, Рун, являются эльфы, которые жили на самом деле. В их истинном обличии, какое у них было. С их истинными характерами. Они не похожи на настоящих, они всамделишные. В точности такие, какими были при жизни. Если моя магия правильно сработала.
– Выходит, я единственный из людей, быть может во всём нашем мире, кто видел настоящих эльфов и даже говорил с ними, – промолвил Рун задумчиво.
– Быть может так и есть, милый, – кивнула Лала.
– Это дорогого стоит, – оценил он её волшебство. – Ещё один твой дивный дар. О котором многие не помыслят и мечтать. Лала, а какие они вообще? Эльфы. Тебе известно что-нибудь о них? Мне дедушка рассказывал когда-то, что вычитал из книг, но правда ли это или нет, он и сам не был уверен, да и многое уж забылось с тех пор. Знаю, что их кажется несколько рас есть, и живут страх как долго, и ещё стреляют метко очень, никто с ними в этом не сравнится.
– Я эльфов мало встречала, Рун, – поведала Лала. – У нас в стране их… побаиваются, не очень пускают, послы, купцы, учёные. Мастера различных искусств. Вот только их, и то под присмотром. У эльфов иммунитет к магии, она на них почти не действует, потому их трудно наказать, коли они зло против нас учинят. А феей обладать всякий хочет, эльфы пытаются похищать фей порой. Против эльфа только физическая магия поможет. В этом смысле они подобны демонам, у демонов полный иммунитет, а у эльфов очень сильный, но всё же не полный. Так или иначе их почти нельзя проклясть, наложить на них чары, ни злые ни добрые. Например, если призвать магией настоящее копьё, и бросить в них магией, оно их пронзит, а если попытаться жабу наколдовать на голову, как барону, то шансы микроскопические, что выйдет, да и в случае успеха вполне возможно будет действовать гораздо меньше времени, и вместо жабы явится махонький едва заметный головастик.
– А у вас там и демоны есть? – заинтересовался Рун.
– Демоны живут в своих землях, где-то очень далеко, не то за морями, не то ещё дальше. Сами они попасть к нам не могут, но бывает, злые волшебники открывают порталы в их края, и так позволяют им проникать в наш мир. В нашем королевстве нет злых волшебников, но в соседних всякое возможно. В далёком прошлом, тысячелетия назад, у нас бывали войны с демонами, когда целые их орды являлись к нам. Сейчас давно уже такого нет. Демонов нельзя контролировать, они неуправляемы. Безумные завоеватели, пытающиеся с их помощью порабощать страны, как-то перевелись. Я не хочу больше говорить о демонах, Рун, это страшно.
– Ну ладно.
– Эльфы, Рун… они живут очень долго. Целую тысячу лет. В этом их главная особенность, из которой, как все знают, проистекают почти все их прочие особенности. Они мастера во всём, их искусства и науки самые развитые, никто с ними и близко не сравнится. Благо, у них иммунитет к магии, а то их маги захватили бы мир. Эльфы пренебрежительно относятся к прочим существам, кто живёт по сравнению с ними мало. Люди для них просто что-то… не заслуживающее особого внимания. Низшее. К гномам относятся чуть лучше, всё же гномы и живут по 300 лет. Но по большому счёту эльфы снобы, считающие все остальные расы ниже себя. У них самые умелые воины, которые один на один победят любого. Вот только эльфы совсем не хотят рисковать своей долгой тысячелетней жизнью, они стремятся всячески избегать войн и опасных схваток, любят привлекать другие существа в качестве наёмников в войска, ежели война неизбежна, и страсть их к лукам тоже имеет те же корни – с расстояния воевать безопаснее, особенно когда ты эльф, оттачивавший мастерство стрельбы веками, а по ту сторону опять же какие-нибудь наёмники из совсем не столь долгоживущих и натренированных созданий. Они большие искусные интриганы, всегда стараются ссорить соседние страны меж собой и заставлять воевать их друг с дружкой, дабы так ослабить их и исключить вероятность вторжения к себе. Зато их женщины самые добрые и заботливые, у них детки растут очень долго, становясь взрослыми годам к восьмидесяти, и вот их мамы столько и заботятся, с удовольствием, вся жизнь их и проходит в материнстве фактически.
– Восемьдесят лет! – изумился Рун. – Ничего себе! Как они не перемёрли тогда, непонятно. За столько лет всяко и мор какой-нибудь случится, и голод, и ещё что-нибудь плохое. Пока станешь взрослым, уже и помрёшь, и некому будет оставить наследников.
– Они не подвержены болезням, Рун, – объяснила Лала. – Очень редко болеют. Эпидемий у них не бывает. Кроме того, они же живут долго, ты уж не забывай об этом. Да, восемьдесят лет, это длинный срок. Зато потом лет 500 их женщины способны к деторождению, а рожать они могут при желании каждый год. И очень любят деток. Они довольно многочисленное племя, милый. В их традициях женить отпрысков ещё подростками, немало уж в 60 становятся обвенчаны. Вот такие они существа. Они любят точность и выверенность во всём. У них всё основано на личных связях и знакомствах, хоть куда трудно пробиться иначе чем по рекомендации, это считается большим благом для других стран, потому что подобное устройство общества замедляет их развитие, как нации, они передают накопленные за 1000 лет знания и мастерство далеко не самым талантливым последователям, а иногда совсем бесталанным родственникам или детям друзей, или тем кто более заплатит за обучение. Иначе они наверное тоже давно захватили бы все миры. Так считается, и они сами так считают, но не хотят ничего менять. Они вообще не очень любят перемены.
– Много ты знаешь об эльфах, – уважительно заметил Рун.
– Ну да, я же в столице живу. Там кого только не встретишь, – пожала плечиками Лала.
– Эльфы, которые ко мне во снах являются, кажется не снобы, – поделился он наблюдением. – Обучают меня с охотой. Позволяют себе конечно как бы насмехаться над моей неумелостью. Вот этот особенно, который голову с плеч любит снимать. Но обучают как-то… старательно очень, ну, рьяно, с желанием. Это слышно даже по голосу. Чувствуется, что прямо хотят научить.
– Они призваны моей магией. Я думаю, она заставляет их желать тебя научить. Ты хоть понимаешь, Рун, кто это?
– Нет. А кто?
– Это должны быть самые величайшие из воинов за всё время. Самые великие из великих, легенды, правда возможно столь древние, что уж и не помнит никто.
– Правда?
– Да. Так должно быть. Если моя магия правильно сработала.
– Интересно было бы их расспросить про их жизнь, – задумчиво молвил Рун. – Только наверное я не смогу. Это как бы всё равно сон. Я там не совсем управляю ни своими мыслями, ни происходящим. Ну что, встаём, любимая?
– Нет, Рун, хочу ещё полежать с тобой. Приятно.
– Не належалась за столько времени? – рассмеялся он.
– Ещё нет, – разулыбалась она.
– Когда же тебе хватит?
– Не знаю. Это свидание, хочу им наслаждаться.
– Ну ладно, – сказал он добродушно. – Последний день у нас. Завтра идти уже надо будет. Снова в путь. Далёкий, долгий. Можно и понаслаждаться. Отдыхом и тобой, раз такое дело.
– Рун, – произнесла вдруг Лала как-то особенно тепло.
– Что, солнышко?
– Давай тут ещё останемся. Пожалуйста! – очень ласково попросила она. – Хоть на денёчек.
Рун вздохнул.
– Да насколько хочешь, Лала, – с любящей улыбкой посмотрел он на неё.
– Правда?! – безмерно удивилась она, засияв глазками.
– Да, – кивнул он. – Лала, я-то никуда не тороплюсь. Мне некуда. Просто о тебе беспокоюсь. Чтоб ты домой вернулась. А так. Это рай. Быть здесь с тобой. Не думал, что при жизни попаду в него. А вот попал. Сколько хочешь, столько здесь и будем. Хоть неделю, хоть месяц. Ты просто должна понимать, что лето не бесконечно. Навсегда мы тут не сможем остаться. Но сколько-то времени у нас есть.
– Спасибо, Рун! – растроганным голоском проговорила Лала, ослепительно лучась счастьем. – Я тебя как-нибудь очень-очень отблагодарю за это. Очень-очень! Спасибо, мой хороший.
– За что же благодарить, если я сам этого хочу? – развеселился он, тоже ощущая себя чрезвычайно счастливым. – Но вообще ты отблагодари меня, всё верно. Я уже весь в предвкушении.
Утро было в самом разгаре. Ярко сияло солнце, приподнявшись над водой, по которой тёплый ветерок гнал небольшие волны. Двое лежали в шалашике, снова забывшись в дрёме. Оба со счастливыми улыбками на устах. Рун и Лала. Минута шла за минутой, уж и час миновал, а они всё мирно почивали. В утреннее время спиться слаще всего.
– Рун, – пробормотала Лала сквозь сон.
Он не ответил, и снова всё затихло. Лишь плеск воды доносился снаружи.
– Как будто звал меня кто, – слегка озаботился Рун.
Он сидел на берегу реки в резной расписной деревянной беседке, диковинной и очень красивой, вокруг цвели жёлтенькими цветами странные деревья, над цветами вились пчёлки.
– Не отвлекайся, – произнёс сидящий напротив эльф. – Слушай внимательно. Умение быть внимательным и собранным тоже одно из наиважнейших для бойца.
Эльф был смуглокожий, немного повыше Руна, немного пошире в плечах, благородные черты лица, на теле искусная тонкая кольчуга поверх рубахи дворянина изящного покроя. В нескольких шагах от беседки эльф-слуга оттирал от крови латы невидной конструкции, состоящие из безумного множества скреплённых меж собой пластин. Такие латы потрясли бы любого воина человеческого мира своей безупречностью, продуманностью и эстетикой, невообразимое оружейное мастерство на грани гениальности.
– В бою мыслят не так, как обычно, не словами, а чувствами и ощущениями, – продолжил свою речь эльф. – Нужно это осознать и научиться чётко думать ощущениями. Представь, ты что-то понял и хочешь это высказать. Ты понял в миг, а словами будешь выражать секунды или даже минуты. В бою ты понял и действуешь, не пытаясь осознать или осмыслить, облечь в слова, в образы. У тебя на каждое активное действие или противодействие таковому лишь мгновения. Ты словно зверь, полагающийся на звериные инстинкты. Но что такое инстинкты? У зверей нет слов, нет сознания, они мыслят ощущениями. Боец в активную фазу боя мыслит так же. Нет ни страха, ни сомнения, потому что они якорь, заставляющий тебя искать пути выйти из боя, замедляющий. Они тебя погубят. Они вынуждают твой ум работать в неправильном направлении. Действуешь инстинктивно, а инстинкты зиждутся на интуиции, а она на опыте. Страх это в определённой степени хорошо, благодаря ему ты не хочешь умереть. Но он должен наличествовать у тебя не в ощущении, а в понимании, что умирать неприемлемо, и только. Ум нельзя забавить неправильными задачами, он у нас так слаб, так ограничен в возможности анализа, лишняя задача, или не дай бог противоречивая – уклониться от боя и победить в оном, и всё, и он уж в шоке, в смятении, и ты замедлишься, начнёшь действовать неуверенно, скованно, и погибнешь. Только не путай уверенность и самоуверенность. Дураки думают, что уверенность это вера в себя. Но уверенность – это чёткое понимание чего ты хочешь, и знание, как этого достичь. Если неумелый дурак уверенно вступит в бой, ничего хорошего его не ждёт. Ну и ещё есть уверенность тела. Чтобы выполнять фехтовальные приёмы, ты должен так безупречно их помнить, чтобы тело выполняло их само без задействования внимания и памяти – и потому, что это будет быстрее и точнее, и дабы освободить ум для иной деятельности. Твоё тело должно выполнять приёмы выверено и чётко. Уверенность – она всегда в том, что ты делаешь, в необременённости сомнениями в конкретном действии, которое уже начал делать, потому что сомнения – это якорь, загружающий ум ненужными противоречивыми задачами, сомнения заставляют тебя искать иной выход и просчитывать иные варианты. В бою он тебя потопит.
– Я как-то слегка запутался, – виновато признался Рун.
– В чём?
– Насчёт уверенности. Сомневаться нельзя, раз это якорь, но если не сомневаешься, значит веришь, а верить вроде как тоже неразумно по вашим словам.
– Ну вот смотри. Ты вступил в бой. Фехтовальный, очень интенсивный, без пауз, может быть с несколькими противниками сразу, мечи звенят, враг напирает, не даёт ни мгновенья передышки. Здесь на первый план выходят только инстинкты. Каковы они у тебя, уже не важно, других-то нет, если ты в них сомневаешься, как это тебе поможет? Никак. Тебе надо уклониться от удара, а ты не уверен, не показалось ли тебе, что надо, тогда ты потратишь долю мгновения на осмысление, надо или не надо, и что делать дальше, если не надо, какое действие всё же выполнить. Твой ум начнёт искать другой выход и просчитывать другие варианты. Хочешь ты того или нет, он этим займется, потому что когда ты не уверен, ты этим ощущением неуверенности ставишь ему задачу по поиску решения, которое не пробуждает ощущения неуверенности. Но за тот миг, что у него есть на уклонение, ничего он не найдёт, просто не успеет, а твоё тело неизбежно замедлится, так как ум немного отвлечётся от его контроля. Ты будешь выполнять уклонение дольше, скованнее, менее точно и сосредоточенно. Вот и весь твой «выигрыш» от сомнений. Однако не допускать их совсем не то же, что верить в себя. Знаешь, сколько я встречал глуповатых бойцов, которые считали, что уверенность есть отсутствие сомнений в своей победе? Много. Всегда удивлялся, откуда они берут эту философию. От таких же глуповатых учителей, вероятно. Вступая в бой, ты должен быть готов, что проиграешь. Вот в чём суть. Потому что если ты не готов, и бой пойдёт по неблагоприятному сценарию, когда ты отчётливо видишь, что противник сильнее и ты за ним не успеваешь, у тебя начнётся ступор из-за вступления твоей веры в себя в противоречие с наблюдаемой действительностью. Она станет якорем, замедляющим тебя из-за загрузки ума противоречивыми задачами. Ещё одним якорем станет гордыня, тебя начнёт уязвлять самолюбие, что ты слабее, чем мнил. Надо слушать интуицию, а у тебя во весь голос будет саднить боль самолюбия, страдающего от осознания твоей никчёмности, и вопить страх, что оказывается сейчас ты можешь и скончаться. Когда ты вступил в бой, всё кроме него должно стать неважно. Неважно, проиграешь ты или нет, умрёшь ты, или нет, слаб ты или нет, потому что если это всё для тебя важно, мысли и чувства об этом будут тебя отвлекать, заглушая интуицию, ты будешь слышать её гораздо хуже, а сама она будет тебе подсказывать гораздо менее явно. Твой ум не должен быть этим занят. Вот в чём уверенность. Вступил в бой, отбрось все сомнения. Видишь, что проигрываешь, убеги, если имеется такая возможность. А не имеется, дерись до конца на максимуме сил и способностей. Боишься ты смерти или нет, она не спросит у тебя разрешения, когда противник проткнёт тебя мечом. Так чем же твой страх тебе поможет? Будет отягощать ум и внимание, и всё. Если ты плохой воин, или совсем никакой, как сейчас, учитывай сие, что ты плох, не лезь на рожон, используй хитрость. Когда ты веришь в себя безосновательно или принижением силы врагов, ты начнёшь действовать необдуманно, неосмотрительно, чрезмерно самоуверенно. И тебе быстро придёт конец. Быстрее, чем мог бы прийти в ином случае. Бывает, враги не ожидают от тебя наглости, ты лезешь, куда они не верят, что ты полезешь, считая это самоубийством. У меня так было. Но это приемлемо только когда нет иных вариантов. Эдакое спланированное безрассудство.
– Значит всё дело в уме? Как бы выходит. Всё время надо следить, чем он загружен, – задумчиво спросил Рун.
– Дело всегда в уме, – усмехнулся эльф. – Умный боец не вступит в схватку, в которой высоки шансы проиграть. Умный боец сразу заметит все недостатки и слабости противника, все окружающие предметы и элементы окружающей обстановки, пригодные для использования в бою. Умный боец всегда имеет аналитический склад ума, обладает знаниями и внимательностью. Великим бойцом без этого не стать.
– А вы были очень великим? – уважительно поинтересовался Рун.
– Не было в близлежащих странах никого, кто рискнул бы бросить мне вызов один на один, – спокойно сообщил эльф. – Были те, кто теоретически мог одержать надо мной верх. При определённом везении. Но я умело внушал им, что я гораздо сильнее их.
– Мне наверное великим не стать, – с сожалением поделился Рун своим соображением.
– О, тут даже не сомневайся, – весело посмотрел на него эльф. – Но нам этого и не нужно. Будет достаточно, если ты станешь хотя бы неплохим бойцом.
– А вы думаете, есть шанс? Стать им.
– Знаешь, способ обучения, который придумала твоя фея, довольно любопытный, – отозвался эльф. – Поначалу мне казалось, перспектив ноль. Ты же не помнишь ничерта. Из того что я говорю. Я вот перед тобой распинаюсь, а завтра ты будешь взирать на меня глазами младенца. Но вот что занятно. Твоё поведение в бою меняется. Ты сознанием не помнишь, а в инстинкты что-то откладывается. Так что для меня это довольно увлекательный и познавательный эксперимент. Поглядим, чем дело закончится. Для бойца в ратном ремесле самое главное – опыт. Он руководит инстинктами, интуицией. И боевой опыт ничто не заменит, он бесценен. А он приходит лишь в бою. Этому нельзя научить словами, это крайне трудно освоить на тренировке. Потому что на тренировке нельзя работать ни в полную силу, ни даже в пол силы. Иначе боец просто не выживет. Одна ошибка, одна оплошность, и всё. Как получить опыт ошибок, когда тебе сносят голову? Чтобы успеть остановить клинок перед шеей, каждый должен действовать крайне осторожно – и учитель, и ученик. Вместо инстинктов тут работает совсем другое. В результате на учёбу уходят годы. Здесь я тебе могу отрубать голову. Доспехи, конечно, жалко, хоть рубаху мне кровью сегодня не забрызгал, и на том спасибо. Но главное, что могу. Мы оба можем позволить себе опираться на инстинкты, биться по-настоящему. В полную силу. В результате ты схватываешь за дни то, что другие осваивают годы. Да, сыро, неосознанно, да, ты плохо умеешь слушать свои инстинкты. И всё же. Так что это всё очень любопытно. Надежда стать бойцом у тебя есть определённо. Хотя имеется и вероятность, что ты им не станешь. Посмотрим.
Рун призадумался, переваривая услышанное. Вздохнул.
– Чего вздыхаешь так тяжко, парень? – с юмором осведомился эльф.
– Мне кое-что непонятно. Из того, что вы объясняли, – признался Рун смущённо.
– В непонимании нет ничего плохого, если ты жаждешь понять и не сдаёшься, – благодушно заметил эльф. – Что конкретно тебе не ясно?
– Про страх. Мне дедушка сказывал, что когда люди боятся потерять близких и защищают их, это придаёт им силы, они на гораздо большее становятся способны в бою. А по вашему получается, в бою вообще ни о чем помимо него самого нельзя ни думать, ни переживать. Мне… ну…
Рун замялся, замолчав.
– Говори как есть, иначе как мы в этом разберёмся? – приободрил его эльф.
– Мне кажется, дедушка прав, а не вы.
– Ох, юноша, – рассмеялся эльф наивности ученика. – Твой дедушка безусловно прав. Но ты вспомни, кто он. Крестьянин, как и ты, не боец. Что делать крестьянину на поле брани? Он будет там робеть, его скуёт страх. Ему войны не надо. И только когда действительно есть за что умирать, он страх отринет. Он будет готов умереть, примет свою смерть как допустимую цену, и так избавится от якоря. Он сам станет для себя не важен. Если ты хочешь быть бойцом, ты всегда должен быть в этом состоянии, когда обнажаешь меч. А если на тебя в тёмном переулке нападут, когда ты один, вдали от родных, и защищать их тебе не требуется, что тогда? Ты сам себе сейчас доказал мою правоту. Тебе нужны основания, за что драться, чтобы драться? Более веские, чем сохранение твоей собственной жизни? Что ты за боец в этом случае? Плохой ты боец. Если тебя убьют, чем это поможет близким? Это их спасёт? Нет. Сражаясь за себя ты защищаешь и их. А если ты собой их прикрываешь в бою, и тебя сковывает страх за них, тебе это поможет их защитить? Паника потерять их поможет тебе как-то? Беспокойство или страх за их жизни станет твоим якорем, и погубит тебя, и их тоже, раз ты их защитник. Когда бойцу нельзя проиграть, у него могут поменяться задачи в бою. Например, он поступит бесчестно, пойдёт против чести ради спасения детей и супруги. Или пойдёт на риск, так как согласен поставить на кон свою жизнь, лишь бы победить. Или даже на предательство соратников. Но это всё аспекты боя, стратегия и тактика, осмысление своих задач. Ежели тебе нельзя проиграть, что если ты начнёшь прятаться за спины товарищей? Так тоже может быть. Я даже не говорю, что это плохо, или подло, или пятнает честь. Я о другом. Ты должен чётко понимать свои задачи, максимально точно. Ты должен их осознать, и действовать, следуя им. Если не осознаешь, у тебя могут возникнуть противоречия – например, пойти против чести ради выживания и не запятнать честь. И это станет твоим якорем. Или, изъясняясь менее образно, твоей смертью. Осознай, ради чего ты идёшь в бой и чем готов пожертвовать. Ещё до боя. Это можно переосмысливать и в бою, если у тебя есть на это время. Суть в том, что ежели мы ведём речь о бое не как о поле брани, где нужно ещё добраться до врага, где ты не один и не против одного. А именно как о схватке, когда ты уже вступил в обмен ударами и не имеешь возможности отступить или взять паузу, никаких якорей быть не должно. Ни страха, ни мыслей о близких, ни нужды в поиске ответов, зачем ты здесь и чем готов жертвовать, ни веры в себя. Ум должен быть занят только одним – стремлением победить. Тебя вообще не существует в этот момент. Как личности, как Руна. Есть только твоё стремление победить. Есть только поиск решения, как этого добиться. И всё. Сосредоточенность только на этом. Всё внимание только на этом. Если тебя нет как личности, то у тебя нет страха гибели, нет самолюбия, нет близких, ты становишься сам словно меч, стремящийся разить врагов. Мечу нужно только это. Но сразив их, ты добьёшься и всего остального, важного для тебя, как личности, как Руна – спасёшься сам, спасёшь близких, не запятнаешь честь бегством из боя. Изучай врага, ищи его слабые стороны, понимай его состояние по выражению его лица, следи за полем боя, за тактической обстановкой, всё внимание только на это. Никаких лишних мыслей, образов и чувств. Потому что ум наш слаб и возможности его ограничены. Представь, ты ищешь пути к победе в схватке, и в то же время боишься, держишь мысли о жене и детях, борешься с самолюбием, цепляешься за веру. Это то же самое, как если ты одновременно сражаешься, готовишь обед, ухаживаешь за конём, ухлёстываешь за дамой… делаешь десять несвязанных дел. Насколько эффективно ты можешь делать это одновременно? Вот и весь ответ. Ничего лишнего в бою твой ум занимать не должно. Понимаешь ты меня, юный отрок?
– Вы хорошо объясняете, – кивнул Рун. – Только если я ничего не знаю, как мой ум мне поможет? Я не знаю, как искать слабые места противника и понимать его состояние по лицу.
– В каком-то смысле ты прав, но и неправ тоже, – поведал эльф. – У каждого есть интуиция, инстинкты. Они всегда работают. Даже если ты не знаешь, вообще ничего, они тебе подсказывают, нашёптывают, у них всегда есть какое-то решение. Нужно только уметь слышать их и подчиняться им. Но. Они могут тебя обманывать и ошибаться. Чем меньше ты знаешь, чем меньше твой опыт, тем чаще они тебе врут. Однако корме них у тебя всё равно ничего нет, когда ты вступил в схватку. Если не будешь слушать их, ты тем более проиграешь. Они умнее, они быстрее соображают. Просто неосознанно. Они могут идти против воли сознания, если считают её неправильной. И часто бывают правы. Человек может заблуждаться, сам себя обманывая, питая ложные надежды, основываясь на ложной вере и ложных знаниях. А им нет до твоей веры никакого дела. Они ориентируются на весь твой опыт, включая и веру, и знания, и память. Если опыт больше ложной веры, в инстинктах он её пересилит. Сознание это часть ума, но та, которой ты управляешь. Они же – весь твой ум, и осознанная и неосознанная его части, сознание малая часть, а они большое целое, весь он. Сознание это один палец, а весь ум – кулак. Вот разница масштаба. Надеюсь, ты меня понял. Мы сейчас нарабатываем твой опыт. Гигантскими темпами. Потому что ты тренируешься в полную силу и со мной. Повезло тебе с учителем, прямо скажем. Что касается осознанных знаний, во снах с ними дело обстоит туго, это надо признать, не запоминаешь ты их. Но они тоже откладываются у тебя в опыте. В неосознанной части ума. Это смешно, но это так. Самое главное, что ты должен уяснить, это что инстинкты нашёптывают всякому исключительно в соответствии с тем, какие задачи он себе поставил – не только осознанно, но и неосознанно, в чувствах, страхах, образах близких. Поставишь задачи неправильно, или противоречивые, или переполненные якорями. И ты проиграешь. Быстро и неизбежно.
– Надо быть очень умным, чтобы быть хорошим бойцом. Это я понял, – немного рассеянно произнёс Рун, ощущая, что мозг прямо кипит, не в силах переварить за раз столько информации.
– Ты удивишься, но совсем необязательно, – возразил эльф не без доли иронии. – Ты просто путаешь великих бойцов и хороших. Иногда дураки очень чётко следуют инстинктам. Ум у нас связывают с осознанностью. Но они могут быть умны иначе – умением инстинктивно находить ответы. Подобно животным. Вроде заговоришь с таким, он дурак дураком, а в бою он тебе покажет. Некоторым ум даже мешает. Ведёт по ложному пути. Заставляет цепляться за якоря вроде веры в себя. Дураку в этом плане проще. У него якорей мало.
– Рун, – тихим-тихим эхом пронёс ветер девичий голосок.
– Кажется, я просыпаюсь, – извиняющимся тоном промолвил Рун, улыбнувшись нахлынувшим в сердце тёплым чувствам к Лале. – Спасибо вам за всё, дяденька Неамид. До свидания. Простите, что забрызгал доспехи.
– До встречи, юный отрок, – весело посмотрел на него эльф.
Рун растворился в воздухе. Мир вокруг начал понемногу блёкнуть, его границы стали расплываться вдали, словно окутываемые туманом. Слуга подошёл к Неамиду, сидевшему в задумчивости, протянул очищенные доспехи.
– Положи рядом, – спокойно велел Неамид.
Слуга послушался.
– С таким рвением вы его учите, господин, – сказал он с почтительным удивлением. – Прославленнейший воин всех времён, великий завоеватель, император всея эльфийских земель. Учёный муж, стоявший у истоков создания боевых наук эльфов. Столь много сил и усердия вкладываете в обучение человека-простолюдина. Это… производит впечатление. Знал бы он кто вы. В штаны бы наделал.
– Да, забавно, – согласился Неамид. – Сам счёл бы умалишённым того, кто предсказал бы мне такое, когда я был жив. И пожалуй распнул бы за столь дерзкую насмешку. А погляди-ка ты. Но. Я заинтересован в том, чтобы он жил как можно дольше. Вот в чём злая ирония положения. Пока он жив, живу и я, в его снах. Мудрый не поставит гордыню выше своего пребывания на свете. Я пил собственную мочу когда-то, плутая по пустыне. И не стыжусь сего. Главное потом казнить всех свидетелей. Когда нет свидетелей, нет и позора. Умелому воину легче выживать. Я должен обучить этого человечка по максимуму его низкородных человеческих способностей. Потому что он теперь мой сосуд. К тому же у меня есть планы на него. Я хочу снова обрести плоть. Пусть хоть человеческую. Вернуться в мир, вкусить сладость бытия… Эх! Надо как-то завладеть его телом. Задачка не из лёгких будет. С учётом, что никаких способов взаимодействия с реальностью у меня нет, кроме слов, вкладываемых во сне в уши сего деревенского олуха. Но… посмотрим.
– Довольно странно, что вы раскрываете мне вот так свои недобрые намеренья, – честно признался слуга.
– Так чего мне от тебя таиться? – равнодушно пожал плечами Неамид. – Я собственно не с тобой говорю. Так, озвучиваю свои мысли. Ты всего лишь часть сна, иллюзия. Исчезнешь скоро, и всё. А я-то теперь существую.
Конец третьей части.
1) Будет ли продолжение. Затрудняюсь сказать. Эта история о фее Лале по сути бесконечна, чтобы её закончить, нужно написать ещё частей 6-20 (не слабо, правда? Ничего себе многотомничек). На одну часть надо 3-10 месяцев весьма непростого труда. По-моему это нереалистично – найти столько времени и сил. Иными словами, когда-то всё равно придётся остановиться. Возможно, этот момент настал сейчас. Первую часть «Поцелуя Феи» я написал, как вы знаете (если читали послесловие ко второй части), почти против своей воли – вследствие необъяснимо накатившего супервдохновения. Вторую часть я написал, потому что не думал, что она будет такой объёмной и потребует таких трудозатрат. Начал, и потом пришлось доделывать, дабы не пропали труды. Третью часть я уже сомневался, стоит ли писать. Не брался за неё несколько месяцев. Но однажды было свободное время, решил попробовать, посмотреть, как пойдёт. И вскоре понял, что идёт неплохо, и написать я её смогу. Решил всё же доделать, более всего потому, что мне не нравилось, на какой ноте закончилась вторая часть. Слишком уж грустно. Третья часть заканчивается прямо противоположно, эпизодом супер свидания. Вроде терпимо. Если у вас есть большое желание увидеть продолжение «Поцелуя Феи», вы можете поспособствовать его появлению – зайти в раздел помощь проекту на моём сайте, найти там номер яндекс кошелька, и поддержать сей проект финансово. Наберётся достаточная сумма, чтобы писать, не заботясь о хлебе насущном, буду писать. Не наберётся – ну, значит, никому это и не надо. Впрочем, может я пока всё равно не брошу эту историю. Нравится она мне, да и материала уже готового разрозненного суммарно хватит ещё на две части. Жалко, если он просто пропадёт. Но может и остановлюсь. Не знаю. Четвёртую часть написать будет непросто, в силу возникших определённых технических и сюжетных сложностей. Ну, например, я мало знаю о средневековой эпохе, придётся собирать и систематизировать информацию о ней. А ещё у меня есть серьёзные «дыры» в сюжете – пробелы, которые я ещё не решил, чем заполнить. И ещё я до сих пор не продумал толком окружающую героев действительность – мир, в котором они живут, его условия – социальные, геополитические, культурные. Много проблем.
2) Про вдохновение. Вдохновение – вещь странная и загадочная. Я, пока сам с ним не столкнулся, всегда полагал, что оно просто заряжает энтузиазмом – легче думается, легче озаряют идеи. Но это нечто совсем другое, во всяком случае, у меня. Думать не надо вообще. Текст прёт сам, ты его слышишь, он истекает из тебя. Он может генерироваться на такие темы, о которых ты как будто не знаешь совсем ничего, тебе нечем думать, у тебя нет знаний для умственных операций с ними. И в голову бы не пришло, что ты можешь об этом что-то написать. И не попытался бы никогда. Но если текст выходит сам, отчего бы и не записать, вот и пишешь. Зачем я поднял тут эту тему? Чтобы указать, какие места третьей части продукт вдохновения, а какие нет. Всё же вдохновение пишет иначе, чем ум. Оно, как бы там ни было, более талантливо. Может вам будет интересно сопоставить. Итак. Третью часть я писал преимущественно умом. Исключений несколько. Во-первых, это два фрагмента, которые были написаны ещё год назад – сцена ссоры и примирения на озере, и сцена наделения Руна даром учёбы во снах. Во-вторых, подавляющее число диалогов между Лалой и Руном – меня всегда озадачивает, почему эта парочка у меня так много болтает меж собой, я этим процессом практически не управляю. Ну и в-третьих, это финальный эпизод – общение Руна и эльфа. Я знал, что у меня третья часть окончится им, но честно говоря, понятия не имел, как я буду его сочинять, тут надо было породить что-то от лица эльфа, обладающего многовековым ратным опытом, какую-то речь, чтобы и смысл был, и глубина, и философичность хоть какая-то, и всё на тему боевых искусств, о которых я не сказать, что много знаю. Вот это задачка! Но проблема отпала сама собой. Ещё задолго до того, как я дописал до финала, где-то в середине работы над третьей частью, смотрю я как-то вечером фильм на компе, никого не трогаю. И тут вдруг из меня текст пошёл финального эпизода. Поставил я фильм на паузу, и полтора часа не отрываясь записывал. Даже не задумывался ни разу, просто записывал за вдохновением, как секретарь. Потом практически и редактировать не пришлось, чуть-чуть подчистил повторы слов и опечатки, и всё. Всегда бы вдохновение посещало, вот не было бы проблем с сочинительством. Жаль что в моём случае это не так.
3) Сказка ложь, да в ней намёк. Относительно много микро эпизодов этой книги не придуманы мной, а взяты из жизни. Зачем придумывать, если жизнь сама гораздо лучший фантазёр. Итак. 1) В части2 бабушка Руна говорит, что ела землю. Это было с моей бабушкой в её детстве. Ела землю от голода. Я это специально вставил в память о ней. 2) В части1 Лала рассказывает, что любила в детстве скакать на единороге, и про неё говорили «рыцарь растёт». Это взято из детства моей мамы. На коне скакала по деревне, говорили «кавалерист растёт». 3) В части2 в деревне отец гоняет жердиной сильно провинившуюся дочку. Это тоже из детства моей мамы. Соседских девочек их мама гоняла по двору чащиной за провинности (весело людям жилось, не правда ли?). 4) В части2 Рун вспоминает, что некоторые из его друзей ходили ночью на спор на кладбище. И это из детства моей мамы. Ходила ночью, сидела на могилке. 5) В части3 Рун рассказывает Лале, как его дедушка потерял штаны на бегу. Это не придумано, нечто очень похожее было с моим дедушкой в его юности. 6) В части3 Рун с Лалой приходят к ведунье, а она гадает им на воске. Это не придумано. Моя прабабушка Арина некий прообраз этой ведуньи (но об этом чуть ниже). Нет уже моих бабушек, нет дедушки, нет прабабушки. Словно их и не было. А они были. Так хоть в книге моей останется от них пусть маленький, но след. Из моей жизни в ней тоже есть немало эпизодиков. Как же обойтись без себя любимого. Ну например, в части2 Руну на палец забирается шмель и чистится. Однажды ко мне в окно залетел шмель, я подставил палец, с мыслью, заберётся он, а я руку выставлю в окно, тут он и улетит. А он и не думал улетать, уселся и посиживал, как будто так и надо. Потом стал чиститься. Кое-как его спровадил в конце концов.
4) О ведовстве. Моя прабабушка Арина не является прямым прообразом ведуньи из части3. Потому что она не была ведуньей. Не позиционировала себя таковой. Но. Она занималась многим из того, что описано здесь в тексте. К сожалению я не застал её в здравом уме. Когда я стал достаточно взрослым, чтобы осознавать себя, она уже полностью утратила ясность рассудка. Но пока я был совсем маленьким, она была в порядке, жила с нами в одной квартире, и потому мои родители были свидетелями её подобных ведовских дел. С их слов я и описываю всё. Итак. Про воск всё правда. Так было. Садила под косяк двери и отливала. И так определяла суть проблемы ребёнка. Про лечение грыжи у младенцев – всё правда. Приносили ей, она за несколько сеансов излечивала. Сначала произносила молитву «Во имя отца и сына и святого духа, аминь. Спаси, господи, раба божьего (тут называлось имя ребёнка) от скорбей и от болезней, спаси и сохрани, крёстным знаменьем окрести». Далее ложила платочек на грыжу, говорила «Что грызёшь? Грызь, грызь, грызи, чтобы не отрыгало, аминь». И чуть пригрызала грыжу через платочек зубами (которые, кстати, у неё были отличные свои несмотря на возраст). Три сеанса, и всё проходило, а альтернативой такому лечению была хирургическая операция не ранее, чем как ребёнку исполнится год. Мои родители утверждают, что излечивала детей, грыжа исчезала. Идём далее. Ведунья в моей книге не берёт денег, но от благодарности разными мелкими презентами не отказывается. Это правда, и кажется это принципиальный момент, никаких денег. Отсюда напрашивается вывод, что все экстрасенсы, кто лечит за деньги, шарлатаны. История про предсказание ребёнку смерти. Это правда. Только религия другая, соответственно и фигура отливалась другая. У меня в тексте это развилка, в реальности крест. Моя прабабушка отливала дочери своего сына, выливался крест, сказала ему, не жилец дочка. Берегли ребёнка очень после этого, но девочка всё равно погибла, упав в колодец. Про то, что силы ведовские передаются всегда младшему ребёнку в семье – это правда. Только надо иметь в виду вот что. Моя прабабушка родилась ещё в позапрошлом веке, речь идёт о дореволюционной России. Ну то есть это то время, когда ни абортов, ни средств предохранения у крестьян не было, рожали всех, то есть вероятно «младший» в данном случае означает, рождённый женщиной в предельном возрасте для деторождения, последний, кого она смогла родить и после утратила способность рожать. Ну, вот пожалуй и всё. Всё остальное про ведовство в этой книге вымысел – про травы, про зелья, про житие в лесу. Такого моя прабабушка Арина не практиковала (хотя… даже её дочь, моя бабушка, делала настойку из мухоморов и принимала в лечебно-профилактических целях – чем не аналог зелья). Добавлю, что сам я в мистику не верю. Это мой осознанный выбор, ещё в подростковом возрасте пришёл к выводу, что она не будет играть в моей жизни значимой роли, а жулья на этом поле пасётся много, поэтому лучше считать, что всему есть какое-то рациональное объяснение, и не задумываться, дабы не забивать ум мусором. Так и делаю. Так что я не заморачиваюсь вопросами, чем таким занималась моя прабабушка, что это было вообще. Но отношусь к этому с уважением так или иначе. Родной человек, обладавший чем-то - если не мистическими, то всё равно какими-то удивительными знаниями и способностями. К слову, недавно фактически впервые увидел своего двоюродного дедушку, младшего сына моей прабабушки. Приезжал к нам в гости. Говорит, после войны к ней прям очереди были из страждущих. Помнит, как это было. Ещё она его учила своему ведовству, как младшего. Пробует иногда применять её науку, вроде и у него что-то выходит.